Освобождение шпиона - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 17

Трупами, как карлы, он не питался, поэтому лезть в пропасть, рискуя жизнью, не было необходимости. Он хотел бы, конечно, познакомиться с убитым поближе, чтобы узнать, из какой капстраны тот прибыл, какое оружие используют захватчики, почему эти двое пришли выяснять отношения на берега Великого Разлома и что они не поделили между собой. Может, среди оккупантов произошел раскол? Может, в США сейчас полыхает социалистическая революция?.. А может, этот, второй, никакой и не захватчик? Может, он наш партизан, боец особого отряда НКВД — МВД?..

Ответы на вопросы находились далеко, получить их было очень трудно. В молодости Башнабаш был ловок, как обезьяна, как конь скакал по подземным ярусам, и в своих путешествиях по подземному миру часто обходился без обязательного снаряжения — только оружие, понятное дело, всегда имел при себе. Сейчас сил и прыти поубавилось, поэтому он и не полез сразу в пропасть, а просто лежал, свесив вниз голову, и размышлял. Конечно, если бы не чудодейственные снадобья, предназначенные для высшего руководства страны, маршалов и членов Политбюро, он бы, скорей всего, вообще не дожил до таких лет. Но с секретными пилюлями, мазями и притираниями дожил, и не просто досуществовал на кровати в доме престарелых, а по-прежнему нес службу. Вон и форма новая, и смазанный «ТТ» в кобуре на поясе. И не просто валялся он здесь, а считывал информацию о пришельце через запахи и инфракрасные волны, поднимающиеся из глубины.

Пришелец был крупный, широкогрудый. Бородатый. Одежда из хлопковой ткани необычного покроя, на манер американской военной формы. Повреждены тазовые и берцовые кости, грудина, череп… Он был еще жив, когда летел вниз, но умер быстро: первый, основной, удар пришелся на верхнюю часть туловища, потом его перевернуло и ударило снова. Это было почти все, что знал теперь Башнабаш. Тело быстро остывало и как бы размывалось в его «щупанцах», становилось менее отчетливым.

О том, чтобы извлечь его оттуда, пока что не стоило и думать — слишком тяжел. Может, позже, когда выпарится… Надо, надо, конечно, его исследовать… Но около двадцати метров, как-никак — и это только в одну сторону. Сколько ампул стимулирующей «сталинской сыворотки» нужно вколоть, чтобы проделать такой путь? Башнабаш полагал, что не меньше трех. А как они скажутся на сердце? Вот то-то, что неизвестно! Поэтому сперва он должен все обдумать. В любом случае сейчас ему делать здесь было нечего.

Он встал, развернулся спиной к Разлому и уверенно пошел прочь через непроглядную темноту.

Глава 4

Башнабаш

200 метров под землей: «Старая Ветка»

Он отлучился всего на несколько минут, чтобы от­лить. В принципе это можно было сделать где угодно, однако в отряде считалось, что ссать надо только там, где положено. Деревянный сортир находился в трехстах метрах, в расположении части, но боец 79-го особого отделения, заступивший в караул, не имел права отлу­чаться ни по большой, ни по малой нужде — у него по­просту не было органов пищеварения и выделения, ре­продуктивных органов, органов чувств и многого-мно­гого другого. Зато имелись органы охраны, наблюде­ния, защиты и нападения. По крайней мере в идеале именно таким должно быть внутреннее строение образ­цового бойца ОП-79. Ничего лишнего. Обычно за пол­суток до заступления в караул он ничего не ел и не пил. Остальные бойцы, насколько он знал, поступали так же. А если уж совсем приспичивало... Ну, так не в шта­ны же мочиться, в самом деле! Жизнь, как говорится, вносила свои коррективы и, в общем и целом, все шло как надо.

16-го октября 1955 года он принял пост № 6 на так называемой «Старой Ветке». Это одна из самых глубо­ких и отдаленных точек системы, караульная смена длится семь суток, без выхода на поверхность, обычные солдаты сюда не допускаются — только бойцы леген­дарного элитного подразделения «79». Темень, недоста­ток воздуха, гнетущее ощущение страха, оторванности от обычного мира... Двести метров под землей, ничего не попишешь. На других постах все-таки веселее, не­смотря на то что тоже подземелье и воздух похож на прокисший суп. Там хотя бы изредка видишь людей, там какая-то жизнь идет, работа.

На «Старой Ветке» же — ничего. С одной стороны входной тоннель да гул из-под земли: там прокладыва­ют очередной подземный горизонт. С другой стороны - продолжение тоннеля — к стальным герметичным две­рям Бункера, да несколько тупиковых ответвлений с палатками, где живет дежурная смена. А посередине — высокий зал со свисающими с потолка каменными со­сульками, здесь сваливают демонтированные рельсы и отработавшую технику. Здесь же стационарный пост - центр его зоны ответственности. А караульный марш­рут — триста пятьдесят шагов в одну сторону, триста пятьдесят в другую. И так триста пятьдесят раз...

Да ничего чрезвычайного, собственно, и не случи­лось. Просто замочил ноги, простыл немного. Просту­жался он редко, за всю жизнь всего раза два или три. Это был четвертый, наверное. Что такое простуда для бойца особого подразделения? Тьфу, наплевать и расте­реть. И все бы ништяк, как говорится... вот только мо­чевой ему покоя не давал. Дома, в деревне, мать тыся­челистник бы заварила с медом, сказала бы: поможет, его даже малым детям дают, чтобы в постель не писали. Но в казармах нет ни мамы, ни тысячелистника, ни ме­да. А в санчасть идти с таким недугом он постеснялся: ребята узнают — засмеют. Ничего, перетерпим.

Действительно, все свое дежурство он честно отсто­ял, отходил, оттерпел до последнего, сколько мог. По­том пришел разводящий — сержант Семенищев, сме­нил его рядовым Кругловым, а сам повел Филькова и Бутузова менять другие посты. А он не пошел: отпро­сился по нужде и вприпрыжку пустился в расположе­ние: к тупику с палатками, точнее, к заветной дощатой будочке, забежал радостный, как марафонец на фини­ше. Минута, другая, он облегченно перевел дух...

И вдруг земля качнулась под ногами. Грохнуло, трях­нуло, сверху что-то посыпалось, будто очередь из тяже­лого пулемета выпустили. Выскочйл наружу — темень кромешная! Все прожектора погасли, беготня, кутерь­ма, матерщина, затворы щелкают, кто-то сорванным голосом орет:

— Не стрелять! Друг друга поубиваете!

Это старлей Климов носится по расположению и си­пит сорванным голосом. — Всем собраться у шестого поста! Все, кто живой, кто может двигаться — у шестого поста!

Что ж, правильное решение: там самое просторное место, и потолок высокий...

И тут Башмакина будто холодом до самого сердца пробило: это ведь его пост! И он-то вроде еще на этом самом посту стоит! Семенищев его, как сменившегося часового, официально в расположение не привел, зна­чит, он самовольно оставил службу! А за это на особом объекте — ясно, что бывает!

Отошел он подальше в темноте, включил карманный фонарь, побежал обратно... И обомлел: зал «Старой Ветки» перерезан широкой дымящейся пропастью, вот она - прямо под его ногами! Еще бы шагов пару, и уле­тел в преисподнюю... А Круглов вместе с «грибком» стационарного поста, видно, уже там... Да и остальные, пожалуй, тоже...

Он стал светить на ту сторону — никого не увидел! Только заваленный входной тоннель рассмотрел. Что теперь им всем делать? Может, это и есть та провока­ция, те происки врагов, против которых предостерегали командиры на всех политзанятиях? А он в это время торчал в этой чертовой кабинке. Если так, то ему грозит трибунал и расстрел... Но ведь он был там всего не­сколько минут!

А пусть бы и несколько секунд, значения это не имело.

Тем временем выжившие стали стягиваться к посту. Их оказалось совсем немного - Худаков, Разумовский, Стельмак, Борисенко и Кружилин. Ну и Климов еще, и сам Башнабаш. Семь человек из пятнадцати, меньше половины личного состава. У всех мощные фонари, ав­томаты наизготовку.

— Ты что, не сменился?. - тяжело дыша, спросил Климов, осветив Башмакина.

Тот зажмурится.

— А разводящего с новой сменой видел?

Башнабаш замешкался.