Дневник киллера - Кинг Дэнни - Страница 14

Несправедливо. Ни черта у нас не получится, если встречаться по три часа раз в неделю. Пока мы по-настоящему узнаем друг друга, я сам, чего доброго, успею заполучить этого Альцгеймера. Нет, так больше нельзя.

В следующий четверг я всячески уламывал Анджелу взять выходной в субботу, чтобы провести его вместе, но пережал, и дело закончилось слезами.

– Извини. Ну прости, пожалуйста, я просто очень хочу быть с тобой.

– Я думала, ты понимаешь, – всхлипнула она. – На это надеяться нельзя.

Домой мы ехали молча.

У меня возникли опасения насчет будущего четверга. Я привык к нашим коротким свиданиям, жил только ими и думал о них всю неделю. Неудивительно, что два месяца промелькнули как один день. Логан ничего не поручал мне все это время; я только и делал, что планировал предстоящую встречу и читал в сети про болезнь Альцгеймера. Не представляю, что бы со мной стало, если бы Анджела сказала, что не хочет больше меня видеть.

Как оказалось, страхи были напрасны: на прощание она поцеловала меня и обещала через неделю встретиться.

В следующий раз все было как обычно, и я успокоился, но еще через неделю она вдруг отменила свидание. Оказалось, что в четверг, когда мы сидели в ресторане, ее мать упала и ушибла бедро. Анджела совсем расклеилась. Уволилась из "Вольеры" и не соглашалась выйти из дому больше, чем на полчаса, став такой же зажатой, как и в начале нашего знакомства.

Я чуть с ума не сошел.

Эта девушка была мне так дорога, что когда наших четвергов не стало, то с ними словно ушла какая-то часть меня самого.

Она не дала мне и слова сказать.

– Извини, дело не в тебе. Я люблю тебя, но видеться не могу... ничего не получится... Лучше было и не начинать... ничем тут не поможешь. Прощай!

Анджела любит меня!

Любит... Сама сказала!

Ничем не поможешь?

Как жестоко. И не только жестоко – неверно.

Уж я-то знаю, как тут можно помочь.

8. Доброе дело

Мать Анджелы извивалась в моих объятиях. Я тащил ее к лестнице. Она оказалась сильнее, чем я ожидал, и увертливой, как мешок живых угрей, но у меня особо не побалуешь. Я ей не Анджела. И перчатки у меня не какие-нибудь лайковые, а черные и из жесткой кожи, без дураков, не прокусишь. Поборовшись некоторое время, я наконец ухватил старуху как следует.

– Анджела! Анджела! – вопила она. – Где ты?

– Тихо, тихо, – прошептал я ей на ухо, потом, опершись поудобнее на одну ногу, бросил ее вниз, так, чтобы основной удар при падении пришелся на голову. Раздался характерный треск, старушка немного подергалась и затихла. По ковру начало расплываться алое пятно.

Я спустился и взял мамочку за руку. Пульс еще прощупывался. Тащить ее наверх и повторять операцию? Нельзя: все вокруг будет заляпано кровью. Поэтому я просто зажал ей рукой рот и нос и подождал немного.

Так. Сколько осталось времени? Анджела ушла в магазин десять минут назад. Возможно, ей нужен только хлеб или банка консервов – тогда у меня осталось минут пять. Вряд ли есть лучший способ спустить в сортир нашу любовь, чем продемонстрировать Анджеле, как я лечу ее мамочку от болезни Альцгеймера. Просто класс: я устраняю единственное препятствие, стоящее между нами, а плоды пожинает другой парень.

Нет, такого допустить нельзя. Убедившись, что горизонт чист, я выскользнул через заднюю дверь.

И позвонил через несколько дней, не желая рисковать, что меня кто-нибудь опередит. Как будто ничего не знаю.

Боже мой, какой ужас! Просто гром среди ясного неба.

– Ну, ну, поплачь, тебе легче будет... – бормотал я, гладя ее по волосам. Мой рукав насквозь пропитался слезами, но я не убирал руку. Пусть стонет и всхлипывает сколько угодно: где же еще ей плакать, как не у меня на груди. – Ш-ш-ш...

– Это я во всем виновата, – повторяла она снова и снова, – только я.

– Ну, ну, не говори ерунды, можно подумать, ты сама столкнула ее с лестницы. Несчастный случай, вот и все. – Анджела не могла видеть моего лица, но на всякий случай я отвернулся. – Что-нибудь в этом роде рано или поздно случилось бы, не могла же ты ходить за ней двадцать четыре часа в сутки. Просто несчастный случай.

Анджела ничего не хотела слушать и продолжала себя обвинять: в том, что вышла из дому, что не устроила мать в санаторий, как советовали все вокруг, что целовала ее только сто раз в день, а не двести... в том, что оказалась в больнице со своей ногой, когда умер отец, – как я понял, тогда-то все и началось. Она вырвалась из моих рук, убежала наверх, заперлась в спальне матери и сидела там, пока я не ушел. На следующий день даже отказалась меня видеть и послала подальше в таких выражениях, каких я от нее ни разу еще не слышал. Лишь спустя пару дней она немного пришла в себя и согласилась вновь поплакать в моих объятиях.

Большую часть следующей недели, до похорон и после, Анджела продолжала терзаться и обвинять себя. Меня она всячески отталкивала, и я уж было совсем решил, что проиграл и пора махнуть рукой на все это дело, как вдруг услышал ее смех.

Я был в кухне и заваривал чай. Анджела сидела в гостиной и хихикала как школьница. Бросившись к ней, я обнаружил, что она сидит перед телевизором и смотрит "Мистера Бина". Он делал у себя дома ремонт – Анджела так и покатывалась со смеху.

Разумеется, когда серия кончилась, она снова замкнулась в своей скорлупе. Наверняка принялась корить себя, что веселится спустя всего несколько дней после того, как мамочка вывалила мозги на ковер.

Однако дело сдвинулось с мертвой точки. Чуть-чуть, самую капельку, но сдвинулось.

На следующий день я пошел и купил все серии "Мистера Бина" на DVD.

А потом купил Анджеле DVD-плеер.

– Ты такой хороший, не знаю, что бы я делала без тебя, – улыбнулась она.

– Ну что ты, я просто очень рад быть с тобой. Я люблю тебя, и мне так больно, когда тебе плохо. – Я улыбнулся как можно искреннее и увидел отражение своей улыбки на лице Анджелы. – Пей.

Я долил ее бокал доверху. Анджела сделала пару больших глотков и подняла на меня взгляд, полный любви.

– А ты больше не будешь? – спросила она, увидев, что мой бокал остался пустым.

– Нет, одного достаточно. Я вообще редко пью, мне не очень нравится, – объяснил я уже в третий раз. Анджела мало на что обращала внимание в эти дни – неудивительно, что забыла.

– Я тоже. Но сейчас... Надеюсь, ты не возражаешь – это мне помогает.

– Что ты, конечно. Не стесняйся. Анджела отпила еще и глубоко вздохнула.

За последнюю неделю все сильно изменилось. Еще в прошлую субботу она нарочно рассадила руку о сушилку и перебила все чашки, но теперь вполне успокоилась и примирилась с происшедшим. Пережив потерю, она начала наконец сознавать, что кроме прошлого существует и будущее. Разумеется, для этого потребовался не только "Мистер Бин", а кое-что еще, хотя и не столь уж много. Плечо друга и время – вот и все. Как бы велика ни была потеря, нельзя без конца грустить. Надо жить дальше.

Вместе со мной.

Я делал для Анджелы все: обнимал, когда она была в отчаянии, слушал ее причитания, разубеждал, когда она винила себя, терпел истерики. Сомневаюсь, что есть на свете хоть один человек, который мог бы стать ей лучшим другом, чем я, в те трудные месяцы. Она была моей девушкой с лейкемией – той самой! – и мне удалось показать себя в самом лучшем виде.

А теперь наступила ее очередь делать все для меня. Не в смысле секса, секс – ерунда. Я имею в виду настоящую любовь – поддержку, понимание, общение. То, на что имеет право любой человек на земле. Чем я хуже других? Разве это преступление – стремиться найти кого-то, чтобы прожить вместе жизнь?

И вот я нашел.

– Ты самый добрый человек на свете, я недостойна тебя, – прошептала Анджела.

– Ну что ты, конечно, достойна, поверь мне. – Не хватало еще, чтобы она вбила себе в голову, что мы друг другу не подходим. – Я люблю тебя, Анджела, просто обожаю и хочу всегда быть с тобой.