Сад костей - Герритсен Тесс - Страница 30

— Чарлза?

— Он очень хорошо отзывается о вас. Даже восхищается вами. Когда его отец умер от лихорадки, он был еще очень юн, и, боюсь, Чарлз унаследовал нежный нрав родителя. Когда он был еще маленьким, моя сестра все время нянчилась с ним, потому он такой восприимчивый. Поэтому же анатомические занятия столь болезненно влияют на него.

Норрис вспомнил картину, которую только что видел в анатомической зале: бледный, трясущийся Чарлз берет в руки нож и в слепой досаде начинает кромсать труп.

— Учение кажется ему сложным, а от своего друга, господина Кингстона, он не получает должного ободрения.

Одни лишь насмешки, — сказал профессор.

— Венделл Холмс — хороший и надежный друг.

— Да, но, пожалуй, вы самый умелый анатом в группе. Так говорит доктор Сьюэлл. А потому я буду очень признателен, если вы, увидев, что Чарлз нуждается в особом наставлении…

— Я с радостью присмотрю за ним, сэр.

— И вы не расскажете Чарлзу о нашем разговоре?

— Можете на меня положиться.

Они оба поднялись со своих мест. Гренвилл некоторое время разглядывал юношу, словно пытаясь оценить его.

— Что ж, буду полагаться и впредь, — произнес профессор.

13

Даже незаинтересованный наблюдатель с первого взгляда понял бы, что четверо юношей, которые в тот вечер зашли в «Ураган», занимали неодинаковое положение в обществе. Если можно судить о человеке по качеству сюртука, то Норрис очень сильно выделялся на фоне трех своих коллег и уж тем более на фоне знаменитого доктора Честера Крауча, пригласившего четырех учеников выпить с ним по стаканчику на ночь. Через многолюдную таверну Крауч направился прямиком к столу, стоявшему возле камина. Там он сбросил свое тяжелое пальто с меховым воротником и передал девушке, которая стремглав примчалась к группке джентльменов, стоило им лишь переступить порог. Служанка таверны была не единственной особой женского пола, заметившей их появление. Три молодые дамы — возможно, приказчицы или деревенские искательницы приключений — принялись разглядывать молодых людей, одна из них покрылась румянцем, поймав на себе взгляд Эдварда, а тот только пожал плечами — он уже давно привык к женскому вниманию.

При свете яркого огня Норрис не мог не восхищаться стильным шейным платком Эдварда, повязанным а la Sen timentale[4], и зеленым сюртуком с серебряными пуговицами и бархатным воротником. Трое коллег Норриса даже для грязной работы в прозекторской, где они анатомировали старика ирландца, наряжались в изящные рубашки и марсельские жилеты,

Он никогда не надел бы такой дорогой муслин, зная, что рискует посадить на него пагубное пятно. Рубашка

Норриса была старой и поношенной и стоила куда дешевле, чем один шарф Кингстона. Норрис посмотрел на свои руки и увидел застывшую под ногтями кровь. Смрад старого трупа я понесу на своей одежде домой, подумал он.

— По стаканчику бренди с водой для моих замечательных студентов! — крикнул доктор Крауч. — И блюдо устриц!

— Хорошо, доктор, — отозвалась служанка, она лукаво взглянула на Эдварда и поторопилась за выпивкой, минуя столы, вокруг которых теснился народ.

Венделл и Чарлз тоже носили модную одежду, но первый был слишком невысоким, а второй — чересчур бледным и застенчивым, чтобы притягивать восхищенные взоры. А на Норрисе были поношенный сюртук и разваливающиеся ботинки. На такого вряд ли кто посмотрит дважды.

В таверне «Ураган» Норрис был нечастым гостем. Пусть кое-где и мелькали невзрачные сюртуки или выцветшие формы офицеров, сидевших на половинном жалованье, основная масса здешних посетителей носила высокие воротники и хорошую обувь. Норрис заметил изрядное количество коллег-студентов из медицинского колледжа — они жадно загребали устриц теми же руками, которые всего несколько часов назад запускали в окровавленные тела покойников.

— Первое анатомирование — это только начало, — заметил Крауч, повышая голос, чтобы его не перекрывал шум таверны. — Невозможно постичь всю гениальность механизма, не увидев различий между юностью и старостью, мужчиной и женщиной. — Придвинувшись к четырем студентам, он заговорил чуть тише: — Доктор Сьюэлл надеется на следующей неделе обеспечить новую партию. Он предложил целых тридцать долларов за каждый, но есть трудности с доставкой.

— Люди все равно постоянно умирают, — проговорил Эдвард.

— Однако нам все-таки недостает трупов. Последние годы мы полагаемся на поставщиков в Нью-Йорке и

Пенсильвании. Но сейчас повсюду приходится сталкиваться с соперничеством. В этом году Врачебнохирургический колледж Нью-Йорка принял двести студентов. Университет Пенсильвании — четыреста. Мы бьемся за тот же товар, за который дерутся другие учебные заведения, и с каждым годом положение только ухудшается.

— А вот во Франции таких трудностей нет, — сказал Венделл. Крауч с завистью вздохнул:

— Во Франции прекрасно понимают, что необходимо для всеобщего блага. Медицинские учебные заведения Парижа имеют открытый доступ в благотворительные больницы. Студенты могут использовать для занятий столько трупов, сколько необходимо. Да, вот где надо изучать медицину!

Служанка вернулась, неся напитки и блюдо с дымящимися устрицами, все это она поставила на стол.

— Доктор Крауч, — обратилась служанка к врачу. — Один джентльмен хочет поговорить с вами. Говорит, что его жене пришло время рожать и она очень страдает.

Крауч оглядел таверну.

— Какой джентльмен?

— Он ожидает на улице, в экипаже. Вздохнув, Крауч поднялся с места.

— Похоже, я вынужден вас покинуть.

— Может, мы составим вам компанию? — предложил Венделл.

— Нет, нет. Нельзя позволить, чтобы устрицы пропали. Увидимся утром в палате.

Доктор Крауч направился к двери, а четверо студентов, не теряя времени даром, набросились на угощение.

— Вы знаете, он прав, — заметил Венделл, вытащив сочную устрицу. — Нужно учиться в Париже, и доктор Крауч не единственный, кто говорит об этом. Нам не повезло. Доктор Джексон убедил Джеймса закончить обучение именно там, да и Джонни Уоррен скоро отправится в Париж.

Эдвард презрительно фыркнул:

— Если у нас такое дрянное образование, почему вы все до сих пор здесь?

— Мой отец считает обучение в Париже излишней расточительностью.

Для него это всего лишь расточительность, подумал Норрис. Для меня же — нечто недостижимое.

— А ты разве не хочешь поехать туда? — удивился Венделл. — Стать учеником Луи и Шомеля[5]?

Разглядывать свежие трупы, а не полузасоленные образцы, которые прогнили почти до костей? Французы понимают толк в науке. — Он положил на блюдо пустую устричную ракушку. — Именно там и нужно изучать медицину.

— Когда я поеду в Париж, — усмехнулся Эдвард, — ничего изучать я там не стану. Разве что женскую анатомию. А ее можно изучать где угодно.

— Хотя и не так всесторонне, как в Париже, — улыбнулся Венделл, вытирая с подбородка горячий устричный сок.

— Если, конечно, верить историям об энтузиазме француженок.

— При наличии туго набитого кошелька энтузиазм можно купить где угодно.

— Значит, и у таких коротышек, как я, есть надежда. — Венделл поднял свой бокал. — Эх, похоже, у меня родился стих. Ода французским дамам.

— Нет, только не это, — простонал Эдвард. — Давайте сегодня обойдемся без виршей!

Эта фраза не рассмешила только Морриса. Разговоры о Париже, о женщинах, которых можно купить, разбередили его глубокую детскую рану. «Мать оставила меня ради Парижа». И кто же тот мужчина, что заманил ее туда? Хоть отец и отказывался говорить об этом, Норрис в конце концов пришел к неизбежному выводу: конечно же, без мужчины не обошлось. Софии едва исполнилось тридцать, умной, жизнерадостной красавице приходилось сидеть на ферме в тихом Белмонте. Она встретила его во время поездки в Бостон — но когда именно?