Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Шляхов Андрей Левонович - Страница 17

— Ничего себе! — Данилов даже присвистнул от удивления, увидев на экране информацию по следующему вызову.

— Что такое, Владимир Александрович? — подала голос Вера.

— Вызывает наше отделение милиции, женщина двадцать семь, плохо с сердцем…

— Они что, с ума сошли — передавать нам такой вызов? — удивлению Петровича не было предела. — Мы же ехать будем на него три часа…

— Сейчас переговорю… — Данилов нажал на кнопку, вызывая подстанцию.

Петрович тем временем вывел машину на Ярославское шоссе.

— Лен, я по поводу вызова… — начал Данилов.

— Можешь не продолжать, — по голосу Котик чувствовалось, что она чем-то раздражена. — У меня все врачебные бригады в разгоне, а фельдшерскую я на такой повод послать не могу…

— Но мы же на другом конце…

— Владимир Александрович, вы освободились? Освободились? Отправляйтесь на новый вызов! В примечании укажете причину долгого приезда! Что-то еще?

— Спасибо, Елена Эдуардовна, вас понял, еду на вызов, — в тон диспетчеру ответил Данилов и отсоединился.

— Совсем уж сдвинулась девка! — выполняя разворот под Северянинским мостом, высказался Петрович, недолюбливавший вредную и резковатую в общении Котик.

— Ее можно понять, — сказал Данилов, рассматривая высотки, протянувшиеся вдоль шоссе, словно гигантские зубы. — Два месяца назад у поросят («поросятами» назывались сотрудники соседней подстанции, заведующая которой носила фамилию Свиньина) прошел вызов на дом к женщине тридцати лет, повод — плохо с сердцем. Диспетчер отправила на вызов свободную фельдшерскую бригаду, которая напоролась на классический осложненный задний инфаркт…

— У бабы в тридцать лет?! — изумился подкованный в медицине Петрович. — Инфаркт?

— У женщины тридцати лет, — подтвердил Данилов, делая ударение на слове «женщины». — На фоне сахарного диабета первого типа. Редкость, конечно, но тем не менее. Так вот, умерла она при фельдшере, не дождавшись приезда «спецов»…

— Фельдшера небось затрахали и высушили? — предположил Петрович.

— Нет, — покачал головой Данилов. — Фельдшеру ничего не было — он сделал все правильно. Обезболил, наладил соответствующую капельницу и вызвал «на себя» специализированную бригаду. Досталось диспетчеру — ее уволили по статье, старшему врачу и самой Свиньиной, которая в то время загорала в Хургаде…

— Ей-то за что?

— Недоглядела, недоработала, не предусмотрела, — пожал плечами Данилов. — Начальник всегда виноват. Даже на расстоянии трех тысяч километров. На то он и начальник.

— Это точно, — кивнул Петрович. — Вон, где-нибудь в вытрезвителе менты клиента изобьют, так вместе с ними и областному милицейскому начальнику пинка под зад дают… Я считаю — справедливо!

— А я так не считаю, — Данилов потер кончиками пальцев виски, пытаясь изгнать головную боль в зародыше. — Есть инструкция, которая регламентирует порядок отправки бригад на вызовы, и все диспетчеры ознакомлены с ней под расписку. В чем тут вина Свиньиной? Разве она должна проводить свой отпуск в диспетчерской?

— Наша-то в воскресенье целый день на подстанции проторчала, — ответил Петрович, имея в виду Новицкую.

— Дело хозяйское, — буркнул Данилов, извлекая из кармана упаковку седалгина.

Петрович покосился на то, как доктор «насухую», не запивая, глотает две таблетки подряд, и вздохнул, но ничего не сказал. Он хорошо знал, что головная боль располагала Данилова к молчанию и тишине…

— Ну, вы даете, медицина, — развел руками майор, сидевший в огороженной прозрачным пластиком дежурке, — не прошло и полгода…

— Мы к вам от Северянинского моста ехали, — пояснила Вера.

— Что, ближе бригады не нашлось? — присвистнул майор. — Ничего себе…

— Можно подумать, в вашей конторе все гладко! — Майор был толст, лыс и при обручальном кольце, поэтому Вера держалась с ним строго. — Где больная?

— Проскурников, проводи! — Майор дотронулся до плеча сержанта, увлеченно решавшего кроссворд за столом.

— Пройдемте, — выйдя из дежурки, пригласил Проскурников.

По лестнице они поднялись на второй этаж и очутились в недлинном коридоре, по обеим сторонам которого протянулись двери. Обычные, а не железные с зарешеченными окошечками, которые ожидал увидеть Эдик. Возле последней с правой стороны двери Проскурников остановился, заглянул в кабинет и доложил:

— Врачи приехали.

— Пусть заходят! — раздалось из кабинета.

В тесном от мебели помещении — здесь стояли два письменных стола, несколько стульев, потертый дерматиновый диван, два громоздких сейфа и не менее громоздкий шкаф — находилось два человека: мужчина в форме с погонами капитана, сидевший за одним из столов, и молодая женщина в домашнем халате и вязаной голубой кофте, лежавшая на диване, свесив ноги на пол.

Ноги были длинные, правильной формы. Данилов невольно залюбовался ими, но тут же одернул себя и склонился над пациенткой. Липа ее не было видно — она закрывала его руками.

— На что жалуетесь?

Проскурников подставил к дивану стул. Данилов сел, достал из кармана тонометр и, мягко взявшись за правую руку женщины, попытался отнять ее от липа. Рука была, словно отлитая из стали. Данилов решил повременить с измерением давления. Он вопросительно посмотрел на капитана.

— Ребенка она прислала, двухмесячного, — буднично, словно говоря о самых обычных вещах, пояснил тот. — Насмерть…

— О, господи! — вырвалось у Веры. — Как же так?

— Устала его укачивать, прилегла на кровать, младенца положила рядом, приобняла, да и заснула. Проснулась — а ребенок мертвый…

— Нет! Нет!!! — Женщина рысью соскочила с дивана и набросилась на капитана. — Не смейте так говорить! Дашенька живая! Живая! Живая!!!

С помощью Проскурникова и Эдика, капитану удалось усадить женщину на диван.

— Мы ей уже и валерьянки давали, и компресс холодный ко лбу прикладывали, — шумно отдуваясь, доложил капитан.

— Компресс-то зачем? — спросил Данилов, накладывая манжету на руку всхлипывающей пациентки, которую придерживал за плечи Эдик.

Снять с себя кофту больная дала без сопротивления.

— Чтобы успокоить, — объяснил капитан. — Верное средство!

Давление оказалось, как и ожидал Данилов, повышенным — сто шестьдесят на девяносто пять. Пульс частый, ритмичный, хорошего наполнения.

— Реланиум внутримышечно, — сказал он Вере и уточнил: — Два кубика.

— Кардиограмму снимать будем? — спросил Эдик, скидывая с плеча кардиограф.

— Будем, — кивнул Данилов.

Кардиограмма была нужна ему не для оценки состояния пациентки, а для того, чтобы избегнуть очередной нотации Лжедмитрия.

Эдик поставил кардиограф на свободный стол, расчехлил его и начал разматывать провода. Пока Вера делала укол, они успели размотать провода и наложить электроды.

— Снимать будем сидя, — распорядился Данилов, оценив размер дивана. — Так удобнее.

Пока жужжал кардиограф, пациентка сидела не двигаясь, но когда электроды были сняты, снова заволновалась, правда не так сильно, как раньше. Теперь она рыдала, не вставая с дивана, периодически выкрикивая «Дашенька! Девочка моя!» и «Нет!». Вера присела рядом с ней и принялась гладить ее по плечу, приговаривая при этом что-то успокаивающе — ласковое.

— Ее надо госпитализировать, — сказал капитану Данилов. — Куда запрашивать место?

Госпитализация из отделения милиции могла происходить в обычную больницу, если пациент или пациентка были людьми свободными, или же в специальное «режимное» отделение, охраняемое милицией, если госпитализируемые находились под арестом.

— В «закрытое» отделение, — ответил капитан. — До выяснения всех обстоятельств она под арестом. Проскурников, найди сопровождающего…

— Кого я найду в это время?! — возмутился тот. — Скажите…

— Тогда поедешь сам! — оборвал его капитан. — Все, иди!