Поворот к лучшему - Аткинсон Кейт - Страница 19

— Вовсе нет, — заявила Мелани, — это чтобы напустить на тебя таинственность.

Перед выходом последней книги они вдруг передумали и отправили к нему известного фотографа, чтобы та уловила «атмосферу». («Сделай его посексуальнее» — так на самом деле звучало напутствие фотографу в электронном сообщении, которое по ошибке переправили Мартину. По крайней мере, он надеялся, что по ошибке.) Фотограф предложила пойти к пруду в Блэкфорде, собираясь сделать депрессивные черно-белые снимки под зимними деревьями. «Подумайте о чем-нибудь очень грустном», — наставляла она, пока матери с маленькими детьми, пришедшие, чтобы покормить уток и лебедей, с нескрываемым любопытством их разглядывали. Мартин не мог взгрустнуть на заказ, печаль возникала в нем спонтанно, при воздействии определенных зрительных образов: мертвые котята в рекламных роликах Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными, кадры старой хроники с горами очков и чемоданов, концерт для виолончели № 2 Гайдна. Сентиментальное, ужасающее и возвышенное — все это с равным успехом выжимало из него слезу.

— О чем-нибудь из вашей собственной жизни, — уговаривала его известный фотограф. — Например, каково вам было, когда вы оставили сан? Наверняка очень непросто.

И тут Мартин, в порыве несвойственного ему неповиновения, заявил:

— Не буду.

— Слишком сложно, да? — закивала фотограф с деланым сочувствием.

В результате она сняла его в образе галантного серийного убийцы из пригорода, и книга вышла, как обычно, без фотографии на обложке.

— Мартин, тебе надо добавить присутствия, — сказала ему Мелани. — Это моя работа — говорить тебе такие вещи, — добавила она.

Он нахмурился и переспросил:

— Правда?

Противоположность присутствия — отсутствие. Незапоминающийся человек с незапоминающимся именем. Скорее отсутствие в мире, чем присутствие.

— Нет, серьезно, — настаивала Сара, — я уверена, что где-то вас видела. Чем вы занимаетесь?

— Я писатель.

Он тут же пожалел, что сказал это. Во-первых, звучало как-то хвастливо (хотя само ремесло не давало ни малейшего повода для высокомерия). А во-вторых, разговор всегда заходил в тупик, следуя по накатанной колее: «Правда? Вы писатель? Что пишете? — Романы. — Какие романы? — Детективные. — Правда? Где вы черпаете идеи?» Последний вопрос для Мартина был наполнен нейробиологическим и экзистенциальным смыслом, и ответ на него лежал далеко за пределами его компетенции, но тем не менее ему постоянно его задавали. «Даже не знаю, — он научился отвечать мутно, — практически везде». («Мартин, ты слишком много думаешь, — говорил его акупунк-турист китаец Мин Чен, — но не о хороших вещах».)

— Правда? — спросила Сара.

Ее чистое личико напряглось, очевидно, девушка пыталась представить, каково это — быть «писателем». Люди почему-то считают эту профессию гламурной, хотя Мартин никак не мог понять, что гламурного в том, чтобы день за днем сидеть в комнате наедине с собой и пытаться не сойти с ума.

— Сентиментальные детективы, — сказал Мартин, — без ужасов и крови. Вроде как если скрестить мисс Марпл с доктором Финлеем,[35] — добавил он, сознавая, что почему-то оправдывается. Интересно, слышала ли она хоть об одном из этих персонажей? Скорее всего, нет. — Главную героиню зовут Нина Райли, — покорно продолжал он. — Она унаследовала детективное агентство от дядюшки. — Как глупо звучит. Совершенно по-идиотски.

В приемную вошли все те же полицейские. Увидев Мартина, первая воскликнула:

— Вот вы где! Нам нужно взять у вас показания. Мы вас обыскались.

— Я все время был здесь, — ответил Мартин.

— Спорим, вы не угадаете, чем он занимается? — обратилась к полицейским Сара.

Обе женщины уставились на него с серьезным видом. Наконец вторая сказала:

— Не знаю. Сдаемся.

— Он — писатель! — ликующе заявила Сара.

— Не может быть, — отозвалась первая.

Вторая изумленно покачала головой:

— Мне всегда было интересно узнать про писателей. Где вы берете идеи?

Мартин отправился прогуляться по больнице, взяв с собой сумку Пола Брэдли. Он уже практически с ней сроднился. Зашел в магазин, посмотрел на газеты. Пошел в кафе и выпил чашку чая, зачерпнув в кармане горсть мелочи. Интересно, можно ли жить в больнице, оставаясь незамеченным? Здесь есть все необходимое: еда, тепло, туалетные комнаты, кровати, чтиво. Кто-то оставил на столике «Скотсмен». Он начал лениво разгадывать кроссворд Дерека Аллена. «Первый шотландец на связи». Четыре буквы. «Белл».

Сидя за чаем, он вдруг различил в гомоне кафе иностранный акцент — говорила женщина. Русская. Но, оглядевшись по сторонам, не смог ее вычислить. Русская женщина в Королевской больнице — это неспроста, она объявилась, чтобы наказать его, предать правосудию. Может, у него галлюцинации. Он попытался сконцентрироваться на черно-белых квадратиках. Мартин не был силен в кроссвордах. «Лина и Берта видели, как рушилась стена». Шесть букв. Больше всего ему нравились анаграммы. Только и надо, что переставить буквы. «Берлин».

«Идыот» — он точно слышал, как невидимая русская девушка произнесла это слово. В Санкт-Петербурге есть кафе «Идиот». Мартин был там с Ириной и ел борщ, по цвету точь-в-точь как пиджак, который ему приходилось носить в школу. Для человека, находившегося в постоянном единоборстве с безнравственной и равнодушной вселенной, Достоевский изрядно времени проводил в кафе, ибо каждый второй кабак Петербурга причислял его к списку былых завсегдатаев. «Джаспер, Карл и Артур отправились в столицу». Восемь букв. «Джакарта». Он снял очки и потер переносицу.

Он купил турпакет — из тех, что рекламируют в колонках путешествий в субботних газетах. «Чудо северного сияния — пятидневный круиз вдоль побережья Норвегии», «Волшебная Прага», «Прекрасный Бордо — дегустация вин для начинающих», «Осень на озере Комо». Безопасный способ путешествовать (для труса), все уже организовано, от тебя требуется лишь появиться в аэропорту с паспортом. Для среднего класса, среднего возраста, Средней Англии. И Средней Шотландии, конечно. Прячемся в стадо туристов.

В прошлом году рекламировали тур «Магия России — пять ночей в Санкт-Петербурге». Мартин всегда хотел побывать в этом городе. Городе Петра Великого, Достоевского и Дягилева, прибежище зрелого Чайковского и юного Набокова. Штурм Зимнего дворца, Ленин на Финляндском вокзале, Седьмая симфония Шостаковича в прямом радиоэфире в августе 1942-го, в разгар блокады, — невероятно, что один город может быть настолько отмечен историей. (Почему в университете он не выбрал историю вместо религии? В истории больше страсти, в человеческих поступках — больше духовной истины, нежели в религии.) Как бы ему хотелось написать роман о Петербурге, настоящий роман — без Нины Райли. Как ни крути, в конце сороковых Нине было бы затруднительно попасть в Санкт-Петербург, точнее, в Ленинград. Хотя она могла бы тайно перебраться из Швеции в Финляндию, а потом нелегально перейти границу или пересечь Финский залив (с лодкой она управляться умела).

Мартин, как водится, легко обзавелся нежеланным попутчиком — тот приклеился к нему в зале отлета и больше уже не отходил ни на шаг. Бакалейщик на пенсии из Сайренсестера, не успев представиться, заявил Мартину, что у него последняя стадия рака и поездка в Петербург — один из пунктов списка «успеть до смерти».

Если верить брошюре, им предстояло жить в «одном из лучших туристических отелей города», и Мартин сразу решил, что «туристический отель» в переводе с русского означает безликую бетонную многоэтажку советской постройки, с бесконечными одинаковыми коридорами и отвратительной кормежкой. В путеводителе, который он изучал перед отъездом, были фотографии интерьеров «Астории» и Гранд-отеля «Европа», благоухавших роскошью доболышевистского декаданса. В его же отеле номера больше походили на коробки для обуви. Однако даже этот коробочный номер оказался с подселением. В первую же ночь, встав в туалет, Мартин едва не раздавил пасущегося на прикроватном коврике таракана. Кроме того, в отеле шла стройка, казалось, что его сносят и отстраивают одновременно. По лесам сновали мужчины и женщины — защитного снаряжения на рабочих он не заметил. Все тонким слоем покрывала бетонная пыль. Номер был на седьмом этаже. Когда в первое утро Мартин открыл шторы, он обнаружил за окном двух женщин средних лет — на головах у них были косынки, а в руках — инструменты.