Время бежать - Уорд Рейчел - Страница 28

— Со мной именно так и вышло. С моим Шони. Мы, конечно, поругивались — с кем не бывает? Случалось, он уйдет из дому на несколько часов, а потом поостынет да вернется. Кто же мог подумать, что он сбежит навсегда? — Лицо ее все взмокло, то ли от кухонного жара, то ли от того, каких усилий ей стоило рассказывать нам о своем сыне. Она утерла лоб краем фартука. — Короче, так и случилось. Мы с ним как-то повздорили, я теперь уж и не припомню из-за чего, и он шасть за дверь. Я даже и не встревожилась — думаю, скоро вернется. Приготовила ему ужин, поставила в духовку, чтобы не простыл. Утром смотрю, а он там и стоит, все пересохло и пристало к тарелке. Мясная запеканка и овощи. Я ему это обычно и готовила. Любил он мясную запеканку. Ну, позвонила в полицию. Они и не почесались. Мол, семнадцать лет. В семнадцать лет и не такое вытворяют. Позвонила его дружкам, во все места, где он мог быть. Ничего. Пропал — и всё тут. Больше я его и не видела. Даже не знаю, жив ли. — Голос ее задрожал, она умолкла и сидела, глубоко дыша.

Мне было за нее неловко, я не отводила глаз от стола, от этой самой газеты, и тут наконец в глаза мне бросился огромный заголовок: «ТЕРАКТ В ЛОНДОНЕ: ПОЧЕМУ ОНИ УБЕЖАЛИ?». А под ним — размазанная экранная картинка, очередь в магазине. Камера, похоже, висела под самым потолком, потому что вид получился сверху, лиц не разглядишь, только один человек поднял голову и глядит прямо в камеру. Это, понятное дело, я. На той заправке. На первой газетной полосе.

Жучила положил последний кусочек хлеба на тарелку.

— Ужас, — сказал он. — Я вам очень сочувствую.

Рита кивнула, будто благодаря.

— Вот. — Он протянул ей измызганную салфетку.

— Спасибо, не надо. У меня где-то платок был. — Она порылась в кармане фартука, выудила здоровенный белый мужской платок и шумно высморкалась.

— От такого и не хочешь, а жизнь переменится, — продолжала она тихо. — На улицу больше не хочется выходить — вдруг телефон зазвонит. Спать толком не спишь, всё прислушиваешься, не скрипнет ли ключ в замке. Иногда и вовсе дуреешь: увидишь со спины кого похожего, услышишь, как кто-то сзади смеется, словно его голосом, поворачиваешься — а это и не он. — На лбу у нее опять показались капли пота, она задрала фартук, на секунду полностью закрыв лицо, утерлась. — Так вот, ежели где-то кто-то из ваших терпит такое, чего я натерпелась, позвоните домой.

Я почувствовала, что не только на лбу, но и под мышками скапливается пот, но по другой причине. Ее слова влетели в одно ухо и вылетели в другое, я прочитала под заголовком:

«Это первые фотографии двух молодых людей, которые, по свидетельству очевидцев, во вторник убежали от „Лондонского глаза" за несколько минут до взрыва, устроенного террористами. Источник в полиции подчеркивает: на данный момент они являются главными свидетелями и могут располагать крайне важной информацией. Полиция настоятельно просит их выйти на связь».

Рита умолкла и сидела, тиская фартук в мокрых ладонях. Повисла тишина.

— Дело-то вот в чем, — сказал Жук. — Ведь можно вычислить, откуда звонят, верно?

— А, вы не хотите, чтобы вас нашли. — Она быстро взглянула на нас по очереди, без всякого осуждения, и я подумала, что ее Шон — полный идиот, если сбежал от такой мамы.

Прочла ее число. Еще пятнадцать-шестнадцать лет жизни. Увидит ли она сына, или ее ждет пятнадцать неотпразднованных дней рождения, пятнадцать одиноких сочельников? Я решила об этом не думать — мое-то какое дело?

— Вот что: если вы оставите номер телефона, я позвоню, когда вы уйдете, — сказала Рита. — Могу через пару часов, могу и вовсе завтра, как скажете. Просто передам, что видела вас и у вас всё в порядке.

Жук кивнул:

— Да-да, это было бы клево. Дайте нам время свинтить.

— Пойду принесу бумагу и ручку. — Рита, кряхтя, поднялась.

Я перегнулась через пластмассовый столик и прошипела:

— Ты че, обалдел?

— А чего?

— Хочешь дать ей бабулин номер?

— Ну, она же сказала: позвонит завтра, мы будем уже далеко. Нормально.

Я ничего не ответила, просто подтолкнула к нему газету.

— Что?.. — начал было он, потом увидел фотографию. — Блин.

Мы посмотрели на стойку. Рита стояла к нам спиной, нашаривая ручку под толстой стопкой бумаг. Я сунула газету в карман куртки, мы молча и как можно тише собрали наши пакеты, встали со стульев, стараясь не скрипнуть ножками по полу.

Я оглянулась уже у двери. Жук все торчал у стола. Ему тут что, игрушки? Полез в карман, вытащил из своего конверта пару пятерок. «Блин горелый! — чуть не заорала я. — Нет у нас на это времени!» Нажала на дверную ручку, потянула дверь на себя — только бы там не было какого-нибудь колокольчика, который нас выдаст. Все прошло гладко, я выскользнула на улицу, Жук тут же оказался рядом.

— Не беги, Джем. Идем шагом. Спокойно.

Мы отошли всего на несколько метров, когда вслед нам полетел Ритин голос:

— Да что же?.. Эй, вернитесь!

Мы ускорили шаг.

— Не оглядывайся, Джем. Шагай.

Мне и не надо было оглядываться. Я прекрасно видела ее мысленным взором, как она постояла на пороге, глядя нам вслед, как повернулась, взяла деньги со стола и, зажав их в потной ладони, опустилась на стул. Тяжело дыша, думая о нас, думая о Шоне… а потом заметила, что газеты на столе больше нет, смекнула, что к чему, и потянулась к телефону.

21

На главной улице полицейских шпионов было как грязи. У каждого прохожего имелись пара глаз и мобильник. Пока мы сидели в глуши, мне казалось, что это просто заворот наших мозгов, паранойя такая — беги и прячься. Но когда мы увидели мое фото на первой полосе, стало ясно, что не в завороте дело. Все это по-настоящему. Нас ловят. Мы шли по тротуару и чувствовали, что далеко не уйдем. Даже в крохотном захолустном городке, где всего-то и есть, что базар на центральной площади, вокруг шляются сотни людей, и эти люди смотрят новости, лазают в Интернет, читают газеты.

У меня была еще одна неприятность. Я старалась не смотреть людям в глаза, но ведь хочешь не хочешь, а иногда взглянешь, и вот они вам снова — числа. Рассказывают про всяких посторонних людей, суют под нос смертные приговоры. Мне хотелось идти с зажмуренными глазами, чтобы от этого избавиться. Зачем напоминать мне каждую минуту, что всем им суждено умереть? А главная причина шла рядом, взяв меня за руку. Жук. Впервые в жизни рядом оказался человек, с которым не хотелось расставаться. Дата в газете словно хлестнула меня по лицу: одиннадцатое декабря. Осталось всего четыре дня.

— Слушай, — сказал Жук настойчивым тоном, — давай затаримся жрачкой и смоемся куда-нибудь. Тут мы у всех на виду.

И он не врал. Может, и были какие люди, которые проходили или проезжали мимо, погрузившись в свои мысли и не обращая на нас внимания, но по большей части все только и делали, что глазели. Собственно, зрелище, конечно, было еще то: двое оборванцев, один длинный, как жердь, другой рядом — просто гномик. Ну и потом, я тогда в машине сообразила верно: большинству из них вряд ли доводилось хотя бы раз в год видеть негра. Других черных лиц нам не попадалось, это уж точно. Было похоже на передачу, какие показывают по телику, только наоборот: ну, про белого, который приезжает в африканскую деревушку, к нему сбегаются ребятишки, дотрагиваются до белой кожи, щупают его волосы. К нам, впрочем, никто не сбегался. Обращали на нас взгляд, потом отводили. Одна тетка, которая шла навстречу, приметила нас и велела своему малышу взять ее за другую руку, от нас подальше. Я подумала: «Да пошла ты, сука, мы, блин, не заразные».

Мы отыскали газетный киоск. Жук вытянул из конверта несколько десяток и послал меня внутрь. Я хватала продукты как можно быстрее — несколько шоколадок и пакетиков с чипсами, а кроме того, на сей раз и кое-чего попрактичнее: воды, соков, зерновых батончиков.

В киоске, затиснутом между антикварной лавкой и овощным магазином, воняло пылью. Помещение было до самого потолка набито пакетами, бутылками, газетами и журналами — каждый второй порнуха. Как будто отрезали кусочек Лондона и зафигачили в эту глушь. Пока я выбирала, мужик за кассой читал газету. Было видно, что он за мной следит.