Исчезнувшая пожарная машина (Человек по имени Как-его-там) - Вале Пер - Страница 40

К двадцати минутам третьего Скакке проверил все дома за исключением углового в нижней части склона. На этом углу находился один из телефонов-автоматов, где все еще сохранилась табличка с местным номером пожарной части.

У входа в дом стоял мужчина и пил пиво. Он протянул бутылку Скакке и что-то неразборчиво сказал. Скакке догадался, что мужчина — норвежец и говорит, что празднует Семнадцатое мая.[11] Скакке продемонстрировал мужчине свое удостоверение и проинформировал его решительным и не терпящим возражений тоном о том, что употреблять спиртные напитки на улице запрещено. Мужчина испуганно посмотрел на Скакке, и тот сказал:

— Поскольку вы не швед, я не стану на первый раз привлекать вас к ответственности. Дайте мне бутылку и убирайтесь.

Мужчина дал ему наполовину опорожненную бутылку, и Скакке вылил её содержимое в сливную решетку. Потом он перешел на противоположную сторону улицы и опустил бутылку в урну. Обернувшись, он увидел, как норвежец исчезает за углом, бросая на него равнодушный взгляд через плечо.

Скакке поднялся в лифте на верхний этаж и по очереди позвонил в три двери. Никто к нему не вышел, и он записал три фамилии в свой список для последующего визита. Потом опустился этажом ниже.

Первую дверь открыла женщина с крашенными хной волосами и в очках с зелеными стеклами. Волосы у корней были седыми, и выглядела она лет на шестьдесят. Скакке пришлось объяснять ей дважды, прежде чем она поняла, что ему нужно.

— О да, — сказала она. — Я сдаю одну комнату. Вернее, раньше сдавала. Так вы говорите, иностранец? В начале марта? Дайте подумать. Да, кажется, как раз в начале марта у меня жил один француз. Хотя, возможно, он был араб? Я уже точно не помню.

Скакке насторожился.

— Араб? — переспросил он. — А на каком языке он разговаривал?

— На шведском, естественно, причем плохо, хотя понять его было можно.

— Не могли бы вы точно вспомнить, когда он здесь жил?

Перед тем как позвонить. Скакке не посмотрел на табличку с именем на двери. Он слегка повернул голову, сделав вид, что ему нужно высморкаться, и взглянул на табличку над почтовым ящиком. В этот момент женщина распахнула дверь, так что он успел разобрать лишь фамилию — Борг.

— Входите, — пригласила она.

Он вошел в прихожую и закрыл за собой дверь. Рыжеволосая хозяйка провела его в комнату и усадила на голубой плюшевый диван у окна. Потом она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и достала расчетную книжку в красно-коричневой обложке.

— Сейчас я посмотрю, когда это было, — сказала она, листая книжку. — Я всегда выписываю счет, а этот мужчина снимал у меня комнату последним, так что это легко можно выяснить… ну вот, нашла. Четвертого марта он уплатил за неделю вперед. Однако довольно странно: он уехал раньше, через четыре дня. То есть, восьмого. Вернуть деньги за оставшиеся три дня он не требовал.

Она взяла книжку и села за стол перед диваном.

— Он казался мне забавным. А зачем он вам нужен? Что он сделал?

— Мы разыскиваем человека, который может оказать нам помощь в расследовании, — сказал Скакке. — Как его звали?

— Альфонсе Ласале.

— Она произнесла немые «е» в словах Альфонс и Ласаль, и Скакке сделал вывод, что она не особенно сильна в разговорном французском. Впрочем, он тоже.

— Как получилось, что вы сдали комнату именно ему? — спросил Скакке.

— Как это получилось? Ну, я ведь вам уже сказала, что сдавала одну из комнат. Я делала это до того, как мой муж заболел и вынужден был днем находиться дома. Он не хотел, чтобы в квартире были посторонние, и я обратилась в агентство с просьбой временно вычеркнуть нас из их списка.

— Так значит, жильцов вам присылало агентство? Как оно называется?

— Агентство «Свеа». Оно находится на Свеавеген. Они присылают мне жильцов с 1962 года, когда мы вселились в эту квартиру.

Скакке вынул блокнот и авторучку. Женщина с любопытством смотрела, как он пишет.

— Как он выглядел? — спросил он, держа ручку наготове.

Женщина устремила взгляд в потолок.

— Ну, как вам сказать. Он был похож на жителя Средиземноморья. Невысокий, со смуглой кожей и густыми черными волосами, которые почти полностью закрывали лоб и виски. Ненамного выше меня, а у меня рост 165 сантиметров. Довольно длинный нос, слегка крючковатый, и совершенно прямые черные брови. Плотный, но не толстый.

— Как вы думаете, сколько ему было лет?

— Ну, лет тридцать пять или около того. Возможно, сорок. Трудно сказать.

— Вспомните, может у него были какие-нибудь особые приметы?

Она на минуту задумалась и потом покачала головой.

— По-моему, нет. Понимаете, он пробыл здесь недолго. Он показался мне хорошо воспитанным и вел себя очень вежливо. Скромно и аккуратно одевался.

— Как он говорил?

— У него был иностранный акцент. Очень смешной.

— Вы можете описать этот акцент поточнее? Можете быть, вы запомнили что-нибудь характерное в его произношении?

— Ну-у, не знаю. Он говорил «фгу» вместо «фру», а кофе называл «кафе». Мне трудно вспомнить. Прошло много времени, и к тому же я не умею хорошо воспроизводить акценты.

Скакке принялся обдумывать свой следующий вопрос. Он грыз кончик авторучки и глядел на рыжеволосую хозяйку.

— А что он здесь делал? Он был туристом или работал? В какое время он обычно уходил и приходил?

— Трудно сказать, — ответила фру Борг. — Багажа у него было мало, только один чемоданчик. Уходил он утром и возвращался поздно вечером. Естественно, у него был свой ключ, и я не знаю, когда он приходил. Он был очень спокойный и молчаливый.

— Вы разрешаете вашим жильцам пользоваться телефоном? Он куда-нибудь звонил?

— Нет, как правило, не разрешаю, но если кому-то них нужно срочно позвонить, то, конечно, он может это сделать. Однако тот Ласале никогда никуда не звонил, насколько мне известно.

— Он мог воспользоваться телефоном так, чтобы вы этого не заметили? Например, ночью?

— Ночью не смог бы. У нас телефонные розетки в прихожей и спальне, и вечером я всегда переношу телефон в спальню.

— Может быть, вы помните, когда он пришел домой седьмого марта? Это была его последняя ночь здесь?

Женщина сняла, очевидно, плохо подобранные очки, посмотрела на них, протерла стекла подолом и снова надела.

— По-моему, в последний вечер, — сказала она, — я не слышала, когда он пришел. Обычно я ложусь спать в половине одиннадцатого или что-то около этого, но что касается того вечера, абсолютной уверенности у меня нет.

— Может быть, вам удастся вспомнить это, фру Борг, а я вам позвоню, и вы мне расскажете, если еще что-нибудь припомните, — попросил Скакке.

— Да, обязательно, — заверила она. — Я постараюсь.

Он записал номер телефона в свой черный блокнот.

— Фру Борг, вы говорили, что Ласаль был вашим последним жильцом, — сказал он.

— Да, совершенно верно. Через несколько дней после того, как он съехал, заболел Юсеф. Это мой муж. Мне даже пришлось позвонить и отказать одному человеку, которому я уже пообещала сдать комнату.

— Я могу взглянуть на комнату?

— Конечно.

Она встала и провела его туда. Дверь в комнату выходила в прихожую, напротив входной двери. Комната оказалась площадью около восьми квадратных метров. Здесь стояла кровать, рядом с ней небольшой столик и кресло, а также старый громоздкий платяной шкаф с овальными зеркалами на дверках.

— Соседняя дверь ведет в туалет, — сказала женщина. — У нас с мужем своя ванная, вход в нее через спальню.

Скакке кивнул и огляделся вокруг. Комната напоминала номер в третьеразрядной гостинице. Стол был покрыт клетчатой льняной скатертью. На стенках висели две репродукции и гирлянда искусственных цветов. На полу лежал дешевый коврик, а покрывало на постели и занавески выцвели от многочисленных стирок.

Скакке подошел к окну. Отсюда были видны телефон-автомат на углу и урна, в которую Скакке опустил конфискованную им у норвежца пивную бутылку. Чуть дальше по улице часы на часовой мастерской показывали десять минут четвертого. Он посмотрел на свои часы. Действительно, было десять минут четвертого.