Любовь в полдень - Клейпас Лиза - Страница 38

Русские устроили огневые точки в пещерах и каменных хижинах на склоне холма. Палили прямиком по нашим осадным батареям. Генерал принял решение захватить позицию и из состава Стрелковой бригады назначил три передовых боевых группы.

Отряд гусар получил приказ налететь на врагов, если те попытаются обойти нас с фланга. Во главе эскадрона стоял человек, которого я терпеть не мог: подполковник Фенвик. Все его ненавидели. Прежде подполковник командовал тем самым кавалерийским полком, в котором я служил в начале воинской службы.

Кристофер замолчал и погрузился в воспоминания. Густые полуопушенные ресницы темнели бархатистой каймой.

 — Чем же он заслужил ненависть? — подсказала Беатрикс, устав ждать.

 — Фенвик отличался бессмысленной жестокостью, обожал наказывать ради самого наказания. За малейшее нарушение подвергал порке и сажал на гауптвахту. Я не мог терпеть произвол и всякий раз, стоило ему изобрести очередной повод для дисциплинарного взыскания, считал своим долгом вмешаться. В конце концов он обвинил меня в нарушении субординации и едва не отдал под суд. — Кристофер нервно, тяжело вздохнул. — Из-за Фенвика я и согласился перейти в Стрелковую бригаду. А у Инкермана внезапно обнаружил, что попал в зависимость от поддержки его кавалерии.

Прежде чем залечь в окопы, мы остановились в овраге, где можно было укрыться от беспорядочных вражеских выстрелов. Близилась ночь. Бригада разбилась на три группы. Мы открыли огонь, русские немедленно ответили, и таким способом нам удалось определить их позиции, которые предстояло захватить. Не переставая стрелять, пошли и наступление, а вскоре завязалась рукопашная схватка. Мы с Беннетом оказались далеко друг от друга. К русским подоспело подкрепление, и они сумели нас оттеснить. Ну а потом начался настоящий град — только не ледяной, а из шрапнели и картечи. С каждой минутой вражеский напор становился все яростнее; вокруг один за другим падали сраженные товарищи. Странно, почему судьба решила сохранить в этом жутком котле именно меня? Я не видал Беннета. Вскоре наступила кромешная тьма, и нам пришлось отступить.

Альберта я оставил в овраге, в безопасном месте, однако стоило лишь позвать, как вопреки природному инстинкту самосохранения бесстрашный пес сразу примчался сквозь выстрелы, и мы вдвоем отправились разыскивать раненых. Вскоре он привел меня к подножию холма, где лежали два офицера. Одним из них оказался Беннет.

Беатрикс закрыла глаза: продолжение представлялось чересчур жестоким.

 — А вторым — подполковник Фенвик, — добавила она.

Кристофер мрачно кивнул.

 — Он выпал из седла, а лошадь, должно быть, в страхе убежала. Перелом ноги, пулевое ранение в бок... и все же оставался неплохой шанс выжить. Но Беннета разорвало едва ли не пополам. Сознание угасало, и он медленно, мучительно умирал. На месте Марка должен был оказаться я, ведь риск всегда был моей привилегией. А Беннет отличался осторожностью: мечтал вернуться к родным, к невесте. Не знаю, почему вместо меня снаряд попал в него. В этом-то и состоит главный ужас битвы: никогда не знаешь, кому выпадет жребий. Можно прятаться, но пуля все равно тебя найдет. А можно мчаться прямо на врага, но у того случится осечка, и останешься целым и невредимым. Дело случая. — Пытаясь справиться с чувствами, он стиснул зубы. — Я хотел отнести обоих в безопасное место, однако рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь. Оставить на месте Фенвика не позволял воинский долг: если бы командира эскадрона взяли в плен, врагам удалось бы получить принципиально важные сведения, ведь он имел доступ ко всем распоряжениям генерала, располагал информацией о стратегических планах, вооружении, боеприпасах... обо всем, от чего на войне зависит успех или поражение.

Беатрикс сочувственно смотрела в страдальческое лицо.

 — И тебе пришлось в первую очередь спасать подполковника Фенвика, — с горечью прошептала она, осознав суть трагедии. — Прежде чем вынести друга.

 — Я пообещал — нет, поклялся Марку, что немедленно за ним вернусь. Сказал, что оставляю рядом Альберта. Он хотел что-то ответить, но не смог. У него изо рта текла кровь. Я приказал Альберту охранять Беннета, взвалил Фенвика на плечо и понес в овраг. Когда вернулся, небо полыхало, а дым разъедал глаза и не позволял видеть дальше нескольких футов. Разрывы снарядов вспыхивали ярче молнии. Марк исчез, пропал в прямом смысле слова. Русские его забрали, а Альберта ранили — проткнули штыком, разорвали ухо: в том месте, где зашивали рану, и сейчас еще виден шрам. Я лег рядом с Альбертом и начал стрелять; удерживал позицию до тех пор, пока наши основные силы не пошли в наступление. В конце концов мы захватили огневой рубеж и одержали победу.

 — А лейтенанта Беннета так и не нашли? — слабым шепотом уточнила Беатрикс.

Кристофер покачал головой:

 — Во время обмена пленными Марка не вернули. Долго протянуть он никак не мог. А у меня был шанс его спасти, и этот шанс я упустил. Теперь уже никогда ничего не узнаю. — Он вытер рукавом блестевшие влагой глаза и умолк.

Казалось, он чего-то ждал... сочувствия, которого ни за что не принял бы; а может быть, осуждения, которого не заслуживал. Беатрикс пыталась понять, что на ее месте сказала бы другая, значительно более мудрая и земная девушка. Увы, нужные слова не приходили. Единственное, что можно было предложить, — это правду.

 — Послушай меня, — заговорила она. — Ты оказался перед совершенно невозможным выбором, и Марк... лейтенант Беннет не мог тебя винить.

 — Я сам себя виню, — с печальной безысходностью признался Кристофер.

Как же, должно быть, он устал от смерти, с душевной болью подумала Беатрикс. Как измучился от горя и ощущения собственного бессилия! Удастся ли уговорить, убедить, утешить?

 — И напрасно. Неразумно корить себя за то, что не удалось совершить. Понимаю: мучительно думать, что друг умер в одиночестве или, того хуже, попал в руки врагов. И все же важно не то, как мы умираем, а то, как живем. Марк жил с ощущением любви: у него были родные и друзья. Ничего большего и желать невозможно.

Кристофер снова грустно покачал головой. Бесполезно. Никакие доводы не помогали.

Не в силах оставаться в стороне, Беатрикс бережно провела ладонью по загорелому плечу.

 — Не думаю, что имеет смысл терзать себя сожалением и раскаянием, — тихо заговорила она. — Но мое мнение роли не играет. Тебе предстоит самому прийти к подобному выводу. Жестокий выбор пришлось сделать не по своей воле, а теперь остается лишь ждать, пока боль утраты притупится.

 — И сколько же ждать? — горько уточнил Кристофер.

 — Не знаю, — честно призналась Беатрикс, — но впереди еще целая жизнь.

Он язвительно рассмеялся:

 — Чертовски долго.

 — Понимаю, что ты несешь ответственность за то, что произошло с Марком. Но все, что кажется греховным, уже обрело прощение. Да-да, — настойчиво подтвердила она, когда он покачал головой. — Любовь прощает все. И потому многие... — Она замолчала, заметив, как он внезапно вздрогнул.

 — Что ты сказала?

Только сейчас Беатрикс поняла, какую ужасную ошибку допустила, и резко отдернула руку.

Кровь застучала в висках, сердце заколотилось с безумной силой, в глазах потемнело. Не задумываясь, она спрыгнула с кровати и устремилась к двери.

Тяжело дыша, остановилась и обернулась.

Кристофер смотрел странными, полубезумными глазами.

 — Я так и знал, — пробормотал он.

Она подумала, что сейчас наступит возмездие, и решила не дожидаться продолжения.

Страх придал движениям стремительность испуганного зайца. Беатрикс бросилась бежать, стремительным движением распахнула дверь и метнулась к главной лестнице. Сапоги неуклюже застучали по ступенькам.

Кристофер замер на пороге и окликнул — нет, грозно прорычал ее имя.

Беатрикс не остановилась ни на миг, понимая, что от преследования его удерживает лишь отсутствие одежды.

Внизу, в холле, застыла изумленная и взволнованная миссис Клокер.