Случайная свадьба - Грейси Анна - Страница 3

– Надо внести тебя в дом, – сказала ему Мэдди, как будто он мог ее услышать. – Но как это сделать?

Она подхватила его под мышки.

– Раз, два, три… – Она напряглась, попыталась поднять его, но ничего не получилось.

Он был крупным мужчиной: поджарым, но высоким, – и оказался гораздо тяжелее, чем она ожидала. К тому же одежда на нем промокла и с каждой минутой становилась все тяжелее. После нескольких минут адских усилий ей удалось сдвинуть его не более чем на несколько дюймов.

– Бесполезно, – сказала она ему. – Ты слишком тяжелый.

Она вспомнила о тачке и помчалась за ней. Тачка была старая, тяжелая, переднее колесо у нее шаталось, но она работала, а только это и было сейчас нужно.

Как взвалить его на тачку? Она попробовала поднять его, но, как бы ни старалась это сделать – сначала плечи или сначала ноги, – ничего не получалось, потому что он был просто слишком тяжел.

– Проклятие! – воскликнула она, когда в результате последней попытки они оба оказались в грязи, накрытые опрокинувшейся тачкой.

Ледяные иголки жалили ее кожу. Ей пришла в голову одна мысль. Она перевалила на бок его тело и привязала веревкой к перевернутой тачке.

Используя в качестве рычага шест, поддерживающий бельевые веревки, она перевернула тачку, благополучно погрузив в нее таким образом незнакомца.

К тому времени как она ввезла его в коттедж на тачке, мышцы у нее горели от напряжения.

Коттедж был небольшой, с каменным полом и представлял собой одну комнату с камином и столом, в углу которой стояла большая кровать, встроенная в альков. Когда-то в далеком прошлом она, видимо, была сделана для какой-то бабушки-инвалида. Теперь это была кровать Мэдди, и она хотела было сразу же уложить на нее незнакомца, но рана его кровоточила, он промок насквозь и был весь в грязи.

Она отогнула постельное белье и застелила ближайшую половину кровати старым клеенчатым плащом, чтобы защитить постель.

Она подвезла его поближе к кровати и, взяв под мышки, принялась втаскивать на кровать. Тачка откатилась, и голова незнакомца оказалась на ее груди.

– Ну вот, теперь по крайней мере хотя бы дождь нам не страшен, – пробормотала она, приглаживая его волосы.

Он был красив и неподвижен, словно статуя архангела. Дыхание его с трудом прослушивалось, но он был жив. Хотя и очень замерз.

– Ничего, мы тебя скоро согреем, – сказала она ему.

Она высвободилась из-под него и осторожно опустила на постель его голову, потом развела в камине огонь, подвесила над пламенем чайник и положила греться кирпичи. С помощью чистой тряпочки и горячей воды она тщательно вымыла его лицо. И замерла, глядя на него.

Под слоем грязи, смешанной с кровью, его лицо оказалось элегантно-строгим, красивым чисто мужской красотой. Полукружия темных ресниц выделялись на бледной коже, рот был четко очерчен, словно выписан рукой мастера, твердый квадратный подбородок потемнел от успевшей отрасти щетины.

Не следовало бы ей так пялиться. Кому будет нужна эта красота, если незнакомец умрет?

– А теперь мы снимем с тебя промокшую одежду.

Она сняла с него тонкие кожаные перчатки и увидела руки с длинными изящными пальцами и чистыми, хорошо ухоженными ногтями. «Это, несомненно, руки джентльмена», – подумала она, печально взглянув на свои – огрубевшие от тяжелой работы.

Она сняла с него жилет, потом сорочку и нижнюю рубаху. На торсе были свежие ссадины, но никаких серьезных повреждений она не обнаружила. Она потянулась за полотенцем, чтобы вытереть его. Во рту у нее пересохло. Мужское тело не было для нее чем-то загадочным, поскольку ей приходилось ухаживать за отцом после несчастного случая, а также купать и одевать двух маленьких мальчишек, оказавшихся на ее попечении. Но это было нечто другое. Совсем другое.

Этот мужчина был молод и крепок, в расцвете сил.

От него слегка пахло мылом для бритья, одеколоном, лошадью, мокрой шерстью и… чем-то еще. Она сделала глубокий вдох, но не смогла определить, что это такое: это был какой-то загадочный, мускусный запах мужчины. Казалось, он должен оттолкнуть ее, но показался ей притягательным.

Она снова вдохнула этот запах, растирая его широкую грудь с хорошо развитой мускулатурой грубым полотенцем, чтобы вызвать циркуляцию крови, потом натянула ему на грудь одеяло и подоткнула вокруг.

Теперь надо было заняться бриджами и сапогами.

Самую большую проблему составляли сапоги. Если нога у него сломана, стягивать сапог нельзя, так как это может только ухудшить положение.

Сапоги отцу в свое время разрезали бритвой. Она тогда сделала это без колебаний. Теперь же она гораздо острее воспринимала стоимость вещей, а сапоги у незнакомца были очень красивые и явно дорогие.

– Тем не менее это надо сделать, – сказала она ему решительным тоном и отправилась за отцовской бритвой, радуясь, что захватила ее с собой. Она была острее любого ножа.

Она разрезала сапог и, осторожно сняв его, стянула с ноги шерстяной носок. Щиколотка распухла и уже покраснела. Она не могла определить, есть перелом или нет. Но из-за раны на голове все равно придется позвать доктора. Она лишь надеялась, что у него есть деньги, чтобы заплатить за визит, потому что у нее денег не было.

– А теперь снимем бриджи, – сказала ему она. – Я была бы очень признательна, если бы ты не выбрал именно этот момент, чтобы очнуться.

Она быстро, по-деловому расстегнула пуговицы, на бриджах. Ей приходилось драить мочалкой мальчиков во всех местах, а голый мужчина наверняка не очень сильно отличается от них.

К тому же, хотя она в этом никому не призналась бы, ей было любопытно увидеть, как выглядит молодой мужчина в расцвете сил.

Она знала, что это говорит в ней французская кровь, из-за чего она всегда попадала в какие-нибудь неприятности. Унаследованная от отца кровь была значительно скромнее и сдержаннее, чем мамина и бабушкина.

Даже став совсем немощным, отец настаивал на том, чтобы самые интимные услуги ему оказывал его слуга Бейтс. Бедняга Бейтс. Он терпеть не мог оказывать эти услуги, но папа был не из тех, кому можно было противоречить. Каким бы слабым ни стало его тело, воля его была по-прежнему крепка.

Мокрые бриджи были холодными на ощупь, и она стянула их с плоского живота вместе с хлопковыми подштанниками, медленно продвигаясь вниз вдоль линии темных волос, заканчивающейся где-то в паху.

Бросив их на пол, она взяла полотенце и… замерла на месте.

Она нервно глотнула воздух. Ей следовало бы отвести взгляд в сторону, а не пялиться на сокровенные места бедняги, когда он беспомощен и лежит без сознания.

Но она не могла оторвать взгляда. Она впервые видела по- настоящему голого мужчину.

Что за удивительная вещь этот его мужской орган! Он лежал в своем гнездышке из темных кудряшек и казался совсем мягким.

Она посмотрела ему в лицо и с ужасом поняла, что у него открыты глаза и он наблюдает за ней. Наблюдает, как она пялится на его…

– Вы очнулись! – воскликнула она, торопливо набрасывая на него полотенце. – Как вы себя чувствуете?

Она поняла, что покраснела, но извиняться перед ним не собиралась. Она была вынуждена снять с него мокрую одежду ради его же блага.

Он продолжал молча смотреть на нее. Глаза у него были ярко-синего цвета. Она подумала, что таких синих глаз ей еще никогда не приходилось видеть.

– Вы упали с лошади и ударились головой. Вы можете говорить?

Он попытался что-то сказать, попробовал сесть, но она не успела даже помочь ему, как он со стоном снова упал на подушку и закрыл глаза.

– Не засыпайте! Скажите: кто вы такой?

Она потрясла его, схватив за предплечье. Он не ответил.

По крайней мере он жив и может двигаться. Это уже кое-что.

Она быстро обтерла остальную часть его тела, стараясь не думать о том, что он застал ее врасплох, когда она разглядывала его интимные места. Да, она, естественно, смутилась, но стыдно ей не было. Он ранен. Надо же осмотреть его!

Не зная, как поступить с распухшей лодыжкой, она легонько забинтовала ее полосками чистой тряпки, потом осторожно перекатила его на сухую половину кровати и укутала одеялом.