Первый день - Леви Марк - Страница 28

Свет первого дня летит из глубин Вселенной, он летит к нам. Сумеем ли мы уловить и распознать его, сумеем ли понять, с чего все начиналось?

Стояла мертвая тишина. Никто не шевельнулся. Я чувствовал себя снеговиком, выставленным на солнце и обреченным на неминуемую гибель. Я и был этим снеговиком, пока Уолтер не захлопал в ладоши. Я поспешно сгреб листки со своими записями, и тут вдруг председатель жюри поднялась с места и тоже стала аплодировать; следом за ней зааплодировали члены жюри, и зал взорвался овацией. Я поблагодарил всех и спустился со сцены.

Уолтер обнял меня и крепко поцеловал.

— Вы держались…

— Пафосно или отвратительно? Я вас предупреждал, у нас нет шансов.

— Вы наконец замолчите или нет? Вы меня перебили, а я собирался сказать, что публика слушала ваше выступление как завороженная. В зале никто не шелохнулся, даже ни разу не кашлянул!

— Это неудивительно: не прошло и пяти минут, как все умерли от скуки.

Усевшись на место, я увидел, как молодая женщина из четвертого ряда вскочила и поднялась на сцену. Так вот почему она так внимательно меня разглядывала: мы с ней были конкурентами, и она следила за мной, чтобы не повторять моих ошибок. Микрофон по-прежнему не работал, но ее чистый голос разносился по всему залу. Девушка подняла голову, и ее взгляд устремился куда-то вдаль, словно в неведомую страну. Она говорила об Африке, об охристой земле, которую она без устали копала. Она нам объясняла, что человек никогда не сможет быть свободным в выборе своего пути, пока не узнает, откуда пришел. Ее проект в каком-то смысле был самым амбициозным из всех представленных: здесь речь шла не о высоких достижениях науки или высоких технологиях, а об осуществлении Мечты — ее мечты.

«Кто наши предки?» — с этих слов она начала свое выступление. А я еще задавал вопрос, откуда начинается рассвет! Она завладела вниманием аудитории с первых минут. Ее выступление и докладом-то назвать было трудно: она рассказывала нам увлекательную историю. Уолтера она покорила сразу, как, впрочем, и членов жюри и всех слушателей в зале. Она говорила о долине Омо, описывая дивные берега этой эфиопской реки, — я не сумел бы так же красиво описать горы Атакамы. Временами мне чудилось, будто я слышу плеск воды, чувствую дыхание ветра, взметающего пыль, и укусы безжалостного солнца. Пока она говорила, я готов был бросить свое дело и присоединиться к ней: вместе работать в экспедиции, копать потрескавшуюся от засухи землю. Она осторожно достала из кармана странный предмет, положила его на ладонь и вытянула ее вперед, чтобы всем присутствующим было видно.

— Это фрагмент черепа. Я нашла его на глубине пятнадцати метров, на дне пещеры. Этому черепу пятнадцать миллионов лет. Он — крохотная частичка человеческой истории. Если бы у меня была возможность копать еще глубже, еще дальше, еще больше, возможно, я сейчас смогла бы вам рассказать о том, что представлял собой самый первый человек на Земле.

На сей раз ничье вмешательство не понадобилось: публика устроила докладчице бурную овацию.

После нее оставалось выслушать еще десять конкурсантов. Я не хотел бы оказаться на их месте.

— В половине десятого жюри отправилось совещаться. Зал постепенно пустел. Уолтер держался невозмутимо, и это меня смущало. Я подозревал, что он поставил крест на наших надеждах.

— Думаю, мы заслужили по кружечке хорошего пива, — заявил он, подхватив меня под руку.

Мой живот, который свело еще несколько часов назад, пребывал все в том же состоянии; я смиренно последовал за Уолтером, а сам считал минуты, не в силах расслабиться.

— Эдриен, а как же ваши знаменитые лекции об относительности времени? Вы что, их забыли? Мы ждем не дождемся решающей минуты, и время тянется невыносимо долго. Пойдем подышим воздухом и подумаем о чем-нибудь постороннем!

На продуваемой ледяным ветром площадке перед входом несколько таких же, как мы, нервных кандидатов курили, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Молодой женщины из четвертого ряда нигде не было видно, она как будто испарилась. Уолтер оказался прав: время остановилось, ожидание длилось целую вечность. Присев за столик в баре отеля «Мариотт», я то и дело поглядывал на часы. Наконец наступил момент вернуться в зал и выслушать решение жюри.

Незнакомка с четвертого ряда сидела на своем месте, не глядя в мою сторону. Президент Фонда в сопровождении членов жюри вошла в зал. Она поднялась на сцену и поздравила всех кандидатов на премию, отметив высочайший уровень их работ. Обсуждение было трудным, заявила она, и понадобилось несколько туров голосования, чтобы определить победителя. Жюри особо отметило выступление кандидата, представившего проект по очистке воды, но премию решили присудить первому оратору и его исследованиям в области биогенеза. Уолтер не дрогнув выдержал удар. Он хлопнул меня по плечу и заботливо заметил, что нам не в чем себя упрекнуть — мы сделали все, что могли. Президент Фонда сделала знак рукой, прервав аплодисменты.

Как она только что сообщила, окончательное решение далось нелегко. В данном, исключительном, случае премия будет поделена пополам между двумя участниками конкурса, вернее, одним участником и одной участницей.

Единственной женщиной из всех кандидатов была как раз та незнакомка, что сидела в четвертом ряду. Она встала, слегка пошатываясь, и президент Фонда одарила ее улыбкой. За громом аплодисментов я не разобрал имени победительницы.

Потом были поздравления и поцелуи на сцене, и участники конкурса вместе со своими сопровождающими стали покидать зал.

— Эдриен, надеюсь, вы мне все-таки подарите пару резиновых сапог, чтобы мне было в чем шлепать по кабинету? — спросил Уолтер.

— Конечно, я же обещал! Мне жаль, что я вас разочаровал.

— Но ведь нашу работу допустили к конкурсу… и вы заслужили эту премию, а я горжусь тем, что делил с вами все приключения в эти последние недели.

В наш разговор вмешалась президент Фонда: она подошла и пожала мне руку.

— Джулия Уолш. Я рада знакомству с вами.

Ее сопровождал высокий широкоплечий мужчина. Говорил он с акцентом, без сомнения, немецким.

— Ваш проект необычайно интересен, — продолжала наследница Фонда Уолша. — Я отдала свое предпочтение именно ему. Для победы вам не хватило всего одного голоса. Мне бы так хотелось, чтобы премию получили вы. Представьте вашу работу на конкурс в будущем году, состав жюри изменится, и, думаю, у вас будут все шансы выиграть. Ведь свет первого дня может подождать еще один год, верно?

Она весьма любезно попрощалась со мной и удалилась в сопровождении своего друга, которого звали, кажется, Томасом.

— Вот видите, нам не о чем сожалеть! — вскричал Уолтер.

Я ничего ему не ответил, и он, разгорячившись, со всей силы хлопнул кулаком о ладонь.

— Почему, вы думаете, она подошла к нам и все это сообщила? — сердито спросил он. — «Не хватило одного голоса»! Каково это слышать? Да лучше бы она сказала, что мы с треском провалились, а тут — не хватило одного голоса! Вот видите, как жестока реальность! Мне суждено провести остаток жизни по колено в болоте, и все из-за того, что не хватило какого-то несчастного голоса! Хотел бы я знать, кто провалил голосование, — я бы этому человеку шею свернул.

Уолтер продолжал бушевать, и я не знал, как его утихомирить. Его лицо побагровело, дыхание стало прерывистым.

— Уолтер, успокойтесь. Вам же станет плохо!

— Как можно говорить человеку, что его судьба зависит всего-навсего от одного голоса? Это что, по их мнению, — обычная игра? Да как у них язык поворачивается говорить такое! — рычал Уолтер.

Думаю, она просто хотела нас подбодрить и внушить мысль, что неплохо бы нам попытать счастья еще раз.

— Через год, да? Хорошенькое дело! Я, пожалуй, поеду домой. Извините, что оставляю вас в одиночестве, но нынче вечером я никудышный собеседник. Встретимся завтра в Академии, конечно, если я к тому времени протрезвею.