Люди Кода - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 51

— Ты сядь здесь, — сказал Илья Давидович, показывая Людмиле на жесткий стул, стоявший вне поля зрения телекамеры. — Я хочу видеть твое лицо, когда начну говорить.

Людмила села на стул, чуть передвинув его к стене — яркая лампа светила в глаза, а она хотела видеть выражение лица Мессии.

Людмила волновалась, подобное ощущение она испытывала в своей жизни дважды: впервые — на вступительных экзаменах в университет, когда ей выпал билет, которого она не знала, и ей пришлось напрячь весь свой интеллект, чтобы заработать твердую четверку, а во второй раз это состояние пришло, когда она легла с Илюшей в постель, случилось это за неделю до свадьбы, обоим не терпелось, все получилось не так, как ей представлялось, и она не знала, лучше это или хуже того, что должно быть, и почему-то именно эта мысль мучила ее, не позволяя принять произошедшее естественно и без сомнений.

Над окном пультовой вспыхнул красный транспарант с ивритской надписью, одновременно на камере, стоявшей перед столиком, за который сел Мессия, зажегся красный глазок, и Илья Давидович сразу выпрямился, бросил на Людмилу беглый взгляд, в котором странным образом сочетались уверенность в себе и мольба о помощи, а потом сказал слова, которые ни при каких обстоятельствах не должен был произносить в микрофон:

— Я люблю тебя, — сказал Мессия.

И Людмила лишь спустя мгновение, пережив ужас и счастье, поняла, что признание было мысленным, а вслух Илья Давидович произносил иные слова:

— Говорю я вам от имени Господа, Творца всего сущего: все люди на Земле суть народ Израиля, а Земля суть пустыня Синайская. И говорю я вам от имени Господа, Бога нашего…

Речь Мессии текла плавно, он не знал, что это его последнее выступление перед человечеством, и не знал, что произойдет с людьми потом, когда все слова будут сказаны. Если бы речь Мессии слушал И.Д.К., он сказал бы, что Илья Давидович, наконец-то, добрался в своей внутренней эволюции до полного включения генетической программы Исхода, и сейчас необдуманными, но единственно верными словами открывал перед всеми людьми Кода дверь в ожидавший их мир. Код стал ключом, поворачивающимся в замке, и дверь уже начала приоткрываться.

Что-то изменилось.

Илья Давидович привстал, правая рука его начала вдруг шарить по пустой поверхности столика, и Людмила увидела, как дрожат пальцы Мессии.

— Что? — сказала она, нарушив неосторожным словом последовательность кодовых вешек, уже обозначенных речью Ильи Давидовича в сознании слушателей.

Она испугалась, а в следующее мгновение испуг сменился кошмаром, потому что, бросив на нее полный смятения взгляд, Мессия, вытянувшись, взмахнул обеими руками, будто собирался взлететь.

И исчез.

Речь прервалась на полуслове, и недосказанным этим словом было — «Исход».

Муса тренировал свою способность так же истово, как несколько лет назад учился стрелять в цель с двадцати шагов. Только в десятку. В маленький кружочек, который он сам рисовал на стене.

Он говорил «откройся», и дверца старого автомобиля послушно распахивалась, а потом он говорил «закройся», и дверца захлопывалась с легким щелчком. Сначала он командовал вслух, но скоро понял, что мысленные команды выполняются столь же быстро. Дня через два после того, как Муса обнаружил в себе способность, данную Аллахом, он сумел проверить свое умение на людях.

Это получилось неожиданно, но, в отличие от того, первого раза, Муса прекрасно понимал, что делает и что намерен получить в результате.

На кладбище автомобилей пришли два человека, с которыми Муса вовсе не хотел встречаться. Один был полицейским, из тех выродков, кто после подписания Норвежских соглашений пошел в услужение к Арафату и готов был лизать пятки евреям, лишь бы иметь кусок хлеба. А второй оказался Кемалем, и то обстоятельство, что родной брат, разыскивая его, Мусу, бродит по Газе и окрестностям в сопровождении полицейского, не то, чтобы возмутило, но просто оказалось выше понимания.

Муса стоял на пороге своего жилища, и в следующее мгновение Кемаль, повернувшись, должен был увидеть брата.

— Эй! — сказал Муса. — Эй, Кемаль, подонок, слуга ублюдков! Я не хочу тебя видеть, уходи!

Прежде чем что-то изменилось, Муса уже знал результат. Секунда — и брат исчез, у Мусы перед глазами вспыхнули оранжевые звездочки и сразу погасли, а рукам стало тяжело, будто он лично перенес тело брата домой и уложил на ковер в большой комнате. Там Кемаль и лежал теперь — может быть, мертвый.

А полицейский в недоумении посмотрел туда, где только что стоял Кемаль, до него доходило медленно, он так ничего и не понял до самой смерти. Впрочем, не так уж много времени было отпущено ему на размышления

— секунд пять, пока Муса, морщась, разминал пальцы.

— Эй, ты! — сказал Муса громко, воображая, что голосом помогает своей силе. — Эй ты, ублюдок! Сдохни!

Что полицейский и сделал.

Муса подошел к телу, постоял, убедился, что полицейский не дышит, и, потеряв интерес к происходившему, вернулся в свой домик.

Через полчаса, вскипятив чайник на электрической плитке и выпив три стакана чая, Муса решил, что достаточно восстановил силы, и, выйдя на порог, мысленным приказом отправил тело полицейского туда, где ему и надлежало находиться — к порогу Управления полиции. Пусть разбираются.

Аллах поставил перед своим воином задачу. Среди всех мусульман Аллах выбрал именно его, Мусу, — разве обретенная сила, которой нет больше ни у кого на этой земле, не доказывает это совершенно ясно и недвусмысленно?

Сейчас у Аллаха один враг — еврей, возомнивший себя Мессией.

К этому, главному в его жизни, акту террора Муса готовился тщательно и не торопясь. Он знал, что полицейского, убитого им, похоронили, объявив причиной смерти сердечный приступ, а брат Кемаль немного тронулся умом и, при упоминании кем— нибудь имени Мусы, начинал дрожать и лепетать молитвы. Мусу это не интересовало. Зато он очень внимательно следил за всеми перемещениями, речами и поступками Мессии. Муса не читал газет, но ему удалось, воспользовавшись силой, данной ему Аллахом, взять из дома самого начальника Управления полиции новый телевизор «Тошиба», и теперь, переключая каналы, он находился в курсе событий, происходивших у евреев и прочих неверных.

С некоторых пор он называл неверными всех арабов, воспринявших Код.

В тот день, когда Мессия неожиданно решил обратиться к людям с новыми откровениями, Муса тренировался, передвигая автомобили подальше от своего жилища и сооружая из мертвых машин подобие крепостной стены. Занятие увлекло Мусу, он совершенно не думал о том, как это выглядит со стороны — автомобили исчезали в одном месте, появлялись в другом, подпрыгивали, громоздясь друг на друга, с грохотом падали, если нарушалось равновесие карточного домика, пыль заволокла окрестности, будто начался хамсин.

По чистой случайности Муса вернулся перекусить и отдохнуть как раз тогда, когда диктор студии в Кфар-Хабаде объявлял о предстоящем выступлении Мессии.

На экране возник Мессия, произнес «Говорю я вам от имени Господа», и Муса понял, что ждать не имеет смысла. Может получиться, а может — нет, но попробовать нужно сейчас. От имени Господа он говорит, этот ублюдок! Впрочем, каков у него Бог, таков он и сам.

Муса сжал ладонями виски, дождался появления оранжевых звездочек, остриями впившихся в подушечки пальцев, и приказал еврею, вещавшему с умным видом слова, противные воле Аллаха:

— А ну-ка, приди ко мне, и посмотрим, чего ты стоишь.

Лицо Мессии исчезло с экрана.

— Ха! — сказал Муса удивленно. Он подумал сначала, что речь закончилась, и он опоздал.

Услышав шорох за спиной, Муса обернулся. Элиягу Кремер, самозванец, сидел, прислонившись к стене, закрыв глаза и закусив губу.

— Аллах велик! — пробормотал Муса, протянул руку, чтобы взять со стола нож, и, поняв бессмысленность этого жеста, сложил обе руки на груди.