Жребий брошен - Быкова Мария Алексеевна - Страница 40

Полин зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой.

— Ох, как спать хочется… — поведала она, вставая на цыпочки, чтобы достать тарелки.

— Да уж понимаю, — хмуро согласилась я, чувствуя, как челюсти сводит зевком. — Что хоть варили?

— Варили? — Бранка повернулась ко мне и отточенным движением приподняла бровь. Кажется, сей жест был весьма популярен среди алхимичек, ибо Эльвира Ламмерлэйк выполняла его с тем же небрежным изяществом.

— Ничего мы не варили! — шумно возмутилась Полин, еще не доросшая до элегантных жестов. — Варят — картошку, которая в парадных мундирах! И еще овсянку там, гречку! А мы проводили экстракцию, реформинг и…

— Не надо! — быстро попросила я, зажимая уши. — А не то сейчас я расскажу, как сотворить малый боевой пульсар, да чтобы он летал, а не разваливался!

— Ты боевая магичка? — осведомилась магичка, усаживаясь на лавку. Взгляд у нее был на редкость пронзительный, почти как добрая шпага. — У кого учишься?

— У Рихтера.

— А-а. Знаю такого.

Хлопнула дверь, и на пороге, стукнувшись лбом о косяк, воздвигся двухметровый вампир. Одной рукой он потирал голову, в другой сжимал пучок петрушки.

— А эти откуда? — спросила Бранка, кивком указав на ругающегося Хельги.

— Оттуда же. Мы на одном факультете.

Она чуть улыбнулась:

— Да… Рихтер не скучает.

Я хмыкнула, но тут с печи раздался истошный вопль:

— Куда-а?!

Я взлетела на ноги, непонятно когда успев вскинуть руки в атакующем жесте — слава богам, молнией не прожгло крышу, — Полин выронила кружку, Хельги отшатнулся от ведра, в которое он уже почти опустил петрушку, а с печи полетело грозное шипение. Я оглянулась туда: кошка, выгнув спину и взъерошив шерсть, злобно смотрела на вампира, а по полу к нему уже несся разгневанный домовой.

— Ить отсюда! — рявкнул он, от души приложив Хельги веником. — А зелень хозяйке отдай, обормот! Без рук остаться захотел?!

— В в-ведре кислота, — запоздало пискнула Полин. — Серная, концентрированная, аш-два-эс-о-четыре… Там реакция и…

— А чего тогда ведро не протекает? — брякнул вампир, послушно кладя петрушку на стол. Кажется, до него еще не дошло, ибо, когда доходит, мало кто сохраняет способность интересоваться алхимией.

— Оно с пропиткой, — величественно объяснила колдунья.

Петрушка была вкусная: ее не испортило даже близкое знакомство с кислотой. Ведро на всякий случай прикрыли стеклянной крышкой, на которой большими буквами было выведено «ЯД!!!» — на случай, если кому-то захочется водички, а идти до стола окажется лень. Мне налили полную кружку молока, дали целую миску творога, и я наслаждалась, жмурясь от удовольствия.

— Любишь молоко? — ненавязчиво осведомилась Бранка.

Я покивала, ибо рот был занят.

— Мой домовой его тоже любит.

Она кивнула на печь, где тот с непередаваемо-счастливым выражением лица пил молоко маленькими глоточками из разукрашенного васильками блюдца. Кошки, как конкурентки, на печи не было: свою порцию она лакала внизу, и васильков на ее блюдце я не заметила.

На открытом окне чуть шевелились занавески, по горнице гулял легкий теплый ветерок. Веки так и норовили сомкнуться; представив, как я засыпаю за столом, с недожеванной шаньгой во рту и — о ужас! — с недопитым молоком, я приказала организму взять себя в руки.

Потом обед кончился; Полин вымыла посуду, я ее вытерла, вампиров тем временем послали на озеро за водой, выдав две пустые железные фляги. Кошка свернулась в клубок и зевнула, показав розовую пасть. Мы переглянулись с Полин, и я решительно залезла на лавку, подложив под голову согнутую руку.

— Не будить, не кантовать, — пробормотала я, устраиваясь удобнее. — В случае чего выносить в первую очередь.

— Ага, ногами вперед… — неразборчиво согласилась алхимичка: кажется, она тоже устроилась на лавке, благо места там хватало на четверых.

Но я не снизошла до ответа, почти мгновенно провалившись в теплый сон, пахнущий молоком и летом.

Еще не проснувшись, я повела носом и поняла, что мир определенно изменился.

Запахи молока, деревянной избы и близкого озера исчезли, как не бывало. Вокруг пахло камнем, чуть-чуть — духами, немножко — затхлостью помещения, в котором никто не жил хотя бы дня два, и, наконец, алхимическими реактивами. Последнее было понятно, но остальное внушало закономерные подозрения.

Еще не открывая глаз, я поняла, где нахожусь, — и сладко потянулась, не боясь свалиться с лавки.

— Тянется она! — тут же возмутилась некая элементаль. — Потягивается, вишь ты! А мы тут как мучились, а? Они там, стало быть, прохлаждаются, в озерах плавают да волосы завивают, — а мы страдай за них, да?!

Я открыла глаза и села на постели. Элементаль, полностью выйдя из двери, укоризненным облачком витала возле косяка.

— Как я по тебе соскучилась! — в порыве искренности сказала я. — Нет, честно! Ты, конечно, занудная, но такая славная! И дома так хорошо…

Флуктуация польщенно пошла волнами, а я с опозданием вспомнила, что занудство — их главная добродетель.

— Ну уж… соскучилась… — смущенно пробормотала она. — Знаем мы вас, адептов…

— Хорошо как… — повторила я, теперь потягиваясь уже не в длину, а в высоту. — А Полин где?

Элементаль хмыкнула.

— На ковре у деканши, — поведала она, забираясь обратно в дверь. — Кстати, тебе туда же — ну понятно, не к Ламмерлэйк, а к директору.

— Почему к директору? — обреченно спросила я. Расслабленно-хорошее настроение мигом сменилось решительно-тоскливым. — Почему не к Рихтеру? Я, кажется, еще не телепат…

— Ваш мрыс там тоже будет, — обнадежила меня элементаль. — И еще много всяких, «педсовет» называется.

— Чево-о?! — выдохнула я, выронив из рук сапог.

— «Чего», «чего»… чего слышала! Да ладно, хозяйка, не боись! Выкинуть тебя не выкинут, а остального чего бояться? Видали мы их всех в гробу и в белых пуленах!

Я кивнула, материализуя в руке расческу.

К дверям директорского кабинета я приближалась как к эшафоту, быстро перебирая в голове аргументы в свою защиту, способы вызвать наставников на жалость и — «на всякий случай, если выбора не останется!» — боевые атакующие чары. Последние успокаивали больше всего, и я поймала себя на том, что машинально сплетаю пальцы в самое сильное из известных мне заклятий. От греха подальше я сунула правую руку в карман, левой постучала по косяку и, дождавшись отрывистого «Открыто!» толкнула дверь.

Кабинет ярко освещало вечернее солнце, и на всех предметах лежал золотистый закатный отблеск. Я покосилась на стену: там висела карта, правда, в нее не было воткнуто ни единого флажка.

— А, вот и адептка Ясица! — демонстративно обрадовался мне директор.

Я перевела взгляд на него. Буковец, естественно, сидел за столом, нервно барабаня пальцами по деревянному подлокотнику кресла. Кроме него в кабинете имелись: Рихтер, стоявший у окна и задумчиво рассматривавший закат, Шэнди Дэнн, легким движением кисти вращавшая огромный старинный глобус, и Гамиль Зирак, магистр-библиотекарь, сидевший во втором кресле и собиравший бороду в кулак.

— Здрасте, — осторожно сказала я, остро чувствуя свою беззащитность.

Эгмонт щелкнул пальцами, и за мной материализовался какой-то стул. Я села, с тоской вспомнив недавнюю свободу. Гном незаметно подмигнул мне, и я чуть расслабилась, поняв, что есть меня не будут. Разве что так, чуть-чуть надкусят.

— Ну-с, адептка, — начал Буковец, выстукивая сарабанду, — и что же вы можете нам рассказать о минувшей практике?

— Замечательная практика! — горячо ответила я, ничуть не солгав. — Очень интересно и познавательно. Мы наблюдали водяника, лешего, домового, застали период цветения этой… варвакчи, кроме того, научились выживать в дикой природе.

Эгмонт хмыкнул, Белая Дама приподняла брови, а Буковец посмотрел на меня как-то странно, и я, подумав, добавила:

— Да, еще мы познакомились с госпожой Гораной Бранкой, тоже было весьма познавательно. Особенно для Полин, она у нас алхимичка… — Маги смотрели все так же выжидательно, и я, не найдя ничего другого, закончила: — Вот.