Манюня - Абгарян Наринэ Юрьевна - Страница 9

Ба нацепила панамы нам на головы.

— Вполне себе ковбойские шляпы, — проговорила она с еле сдерживаемой улыбкой, — теперь никто не посмеет приставать к вам на улице, потому что у вас очень боевой вид!

Мы помчались любоваться собой. Повертелись перед зеркалом, встали и так и этак.

— А что, вполне, — Манька нахлобучила панаму на самый лоб и, подтянув поля, свела их под подбородком. Получилось что-то наподобие чепчика. Она выпучила глаза, выдвинула вперед нижнюю челюсть и прошамкала: — Деточка, дай рублик на жизнь!

Я покатилась со смеху. Задрала поля своей панамы вверх, скосила глаза к переносице и растянула пальцами утолки рта.

— Ыыыыыыыыыы! — Мы повернулись друг к другу и замычали: — Ыыыыыы!

— Полюбуйтесь на этих дегенераток! — Голос Ба разнесся по квартире звуком иерихонской трубы. — Надя, а ты переживаешь, что им не понравятся панамы. Да они уже в своем обычном репертуаре!

Спустя неделю наметился совместный выезд в горы, с ночевкой в нашем дачном домике. Но дядя Миша внезапно слег с высокой температурой, и Ба осталась ухаживать за ним.

Папа забрал Манюню за день до нашего отъезда. Мы из кухонного окна наблюдали, как они парковались возле нашего подъезда. Пока добежали до входной двери, Манька уже вовсю трезвонила в звонок. Как только я отперла, она ртутным шариком вкатилась в квартиру и моментально заполнила ее своим птичьим щебетом. Следом за ней вошел папа и с трудом втащил в квартиру большой баул.

— Это что такое? — удивилась мама.

— Роза нам припасов на дорогу дала, — протер пот с чела папа.

Мама открыла сумку и стала по одному вытаскивать аккуратные свертки. С каждым новым свертком на ее лице все отчетливей выступало отчаяние.

Ба положила нам в дорогу луковый пирог, пирожки с капустой, дюжину отварных куриных яиц, банку айвового варенья, банку малосольных огурчиков, банку аджики, овощей килограммов пять и столько же фруктов, а также большую эмалированную кастрюлю с замаринованным на шашлык мясом. В кармане сумки мама нашла нож, спички, полпачки мелкой соли, рулон драгоценной туалетной бумаги, таблетки тетрациклина и цитрамона, йод, зеленку, вату и широкий марлевый нестерильный бинт в количестве одна штука.

— Судно забыла положить, — захохотал папа.

— Зачем ты это взял? — Мама уставилась на отца. — Мы что, не смогли бы Маньку прокормить?

— Вот позвони и скажи ей это сама, — рассердился папа, — можно подумать, Роза приняла бы мой отказ!

— А что сразу звонить? — испугалась мама. — Надо было оставить сумку за порогом и быстренько уехать!

— Да Роза проконвоировала нас до машины, а потом еще махала вслед рукой! На каком отрезке пути я мог оставить сумку? Знаешь, что мне Миша шепнул? Заберите, мол, ее с собой, а то она убьет меня своей заботой! — Папа быстренько съел пирожок с капустой и потянулся за вторым. Мама резво шлепнула его по руке. — Ты бы слышала, что мне Роза на прощание сказала! — Папа потянулся за луковым пирогом и получил второй шлепок по руке. — Если не получится до вечера сбить ему температуру, придется ставить клизму! Клизму! И это Мише, который в прошлом году перед операцией не ел два дня, только чтобы ему не промывали кишечник!

Мама прыснула.

— Это да, Миша лучше утопится в колодце, чем даст поставить себе клизму!

Через три дня мы вернулись с дачи и первым делом завезли Маню к ней домой. Во дворе под раскидистым тутовым деревом на деревянной скамье сидел дядя Миша. В жаркий двадцатипятиградусный летний день он выглядел как солдат отступающей наполеоновской армии — на голове дяди Миши красовалась Манина вязаная зимняя шапка с помпоном, растянутые на коленях треники были заправлены в толстые шерстяные носки, а грудь крест-накрест была повязана цветастым платком Ба.

— Папочка! — Манька бросилась обнимать отца. — А зачем ты мою шапку надел, она же девчачья!

Дядя Миша стянул с Манькиной головы панаму и поцеловал в макушку.

— А ты уже обросла на целый миллиметр, — улыбнулся он.

— Ну что, Рендл Патрик Макмерфи, таки тебе промыли кишечник? — засмеялся папа, протягивая дяде Мише руку.

— Э, Юра, давно я тебя в шахматы не обыгрывал, вот и наглеешь, — неуверенно огрызнулся дядя Миша.

— А что так? — Папа сел рядом и нащупал пульс дяди Миши. — Пульс как у трупа. Где Роза?

— Роза на консилиуме у соседей, — фыркнул дядя Миша, — каждый час бегает к ним советоваться.

— Это у каких соседей, у Шаапуни, у которых дочь педиатр?

— Нет, у Газаровых, у которых сын ветеринар. — Дядя Миша посмотрела на отца долгим выразительным взглядом. — Газаров-младший недавно на ферме села Паравакар проводил мероприятия по профилактике субинволюции матки у коров. Теперь, видимо, очередь до меня дошла!

— Чего? — Папа зашелся в громком хохоте. — Чего… говоришь… он там… проводил?

Мы не поняли ни слова из того, что сказал дядя Миша, но тоже рассмеялись — уж очень забавно он смотрелся в красной Маниной шапке.

— Уже вернулись? — раздался за нашими спинами радостный голос Ба. Мы обернулись. Ба боком заползала в калитку, в руках она бережно несла какой-то большой пакет.

— Мамеле, — отчаяние, выступившее на лице дяди Миши, легко могло растопить лед в сердце железобетонной конструкции, — что тебе еще всучил этот маньяк Газаров? Доильный аппарат «Буренка»?

— Ой-ой-ой, можно подумать! — Ба положила пакет на скамейку и по очереди расцеловалась с нами. — Доильный аппарат, скажешь тоже. Это всего-навсего плед из овечьей шерсти. Надо будет перемешать гусиный жир с луковым соком и втереть тебе в грудь и шею. Потом дать пропотеть под этим пледом. И хворь как рукой снимет,

Дядя Миша угрюмо уставился на пакет. Ба заботливо натянула ему шапку но самые брови и подмигнула нам.

— Доильный аппарат тo6i треба, сына? Мигом организуем! Любой каприз за ваши деньги!

ГЛАВА 6

Манюня — снайпер, или Мамам-папам девочек посвящается

У папы появилось двуствольное ружье ИЖ-27, настоящее, с которым можно ходить на кабана. Автор дуб дубом в охотничьих делах, так что знающим людям не возбраняется покрутить пальцем у виска, но, насколько помнится автору, с ИЖ-27 все-таки ходили на кабана. Или на какого-нибудь другого среднерогатого скота. Кажется.

Ружье отцу презентовал благодарный третий секретарь нашего райкома за исключительной красоты искусственную челюсть червонного золота.

Папа честно пытался отговорить этого безумного человека от затеи вырвать себе здоровые зубы и украсить рот переливающимся золотом, но тот стоял на своем.

— Ты понимаешь, доктор, — объяснял он отцу, — я недавно из Москвы вернулся, был на очередном пленуме ЦК, там большая часть делегатов союзных республик щеголяли с золотыми зубами!!! А я чем хуже, у меня что, золота мало???

Видимо, золота у третьего секретаря райкома было действительно немало, потому что папа сделал золотые коронки не только ему, но еще и его жене, теще, матери и дяде. В благодарность за проделанную работу сановный пациент преподнес папе ИЖ-27.

Папа трясся над ружьем как скупой рыцарь над своими сундуками. Вел с ним долгие душещипательные беседы.

— Когда-нибудь, — говорил он своему новому другу, — у меня родится сын, и мы с ним вдвоем пойдем на кабана!

Но пока сыном и не пахло, поэтому отец выезжал на охоту с друзьями. Возвращался он домой, как ни странно, в целости и сохранности, навеселе, с ружьем наперевес и пустой охотничьей сумкой за плечом. За всю свою охотничью карьеру отец убил одну мелкогабаритную ворону, и то потому, что она зловеще каркала над нашими горе-охотниками, когда те пытались культурно отдохнуть после трехчасового безрезультатного прочесывания леса.

— Она каркала и каркала, ну я и выстрелил наугад, чтобы попугать ее, — рассказывал потом отец, — а ворона возьми и свались нам на голову!