Наследие - Тармашев Сергей Сергеевич - Страница 28

– Что, вот так все просто? – удивилась Алена.

– В общем-то, да, – подтвердил ученый, – в России даже не существует внятного законодательства, которое бы регулировало использование ГМО. По закону в России нельзя выращивать ГМ-растения в промышленных масштабах, так что все ГМО в наших продуктах – импортные. Причем такой запрет действует де-факто, поскольку нельзя в России выращивать не все ГМ-культуры, но лишь те, что не получили от Государственной экологической экспертизы заключения, подтверждающего их безопасность. Кстати, стоит подчеркнуть, что в нашей стране формально не существует законодательных актов, запрещающих выращивание любых трансгенов. Мы, по крайней мере официально, трансгены не выращиваем. Но в составе импортных продуктов употребляем их в огромных количествах, ведь эти трансгены одобрены Институтом Питания РАМН и утверждены главным санитарным врачом страны Онищенко. Эти господа считают их безопасными.

Первым ГМО, официально получившим прописку в России, стала соя производства компании «Монсанто», устойчивая к гербициду глифосат, он же «Раундап». Всего же на сегодняшний день в России официально зарегистрировано 16 линий ГМ-культур. Среди разрешенных организмов: по четыре сорта картофеля и сои, один сорт риса, два сорта сахарной свеклы и пять сортов кукурузы. Причем, два сорта картофеля произведены уже у нас, в Центре «Биоинженерия» РАН под руководством академика Скрябина. Остальные ГМО принадлежат американской «Монсанто», швейцарской «Сингента» и немецкой «Байер».

– А как была доказана их безопасность? – Алена выделила этот вопрос в блокноте жирной линией, как один из наиболее важных.

– Фактически никак! – усмехнулся Баранов. – Как заявила заместитель директора Центра «Биоинженерия» РАН госпожа Камионская: «Наше дело создавать трансгены, а проверять их безопасность должны другие». Причем, кто же именно эти «другие», для всей страны остается загадкой. А ведь 16 линий отнюдь не мало. Данные ингредиенты используются практически во всех основных продуктах, таких как хлеб, кукурузные хлопья, кондитерские изделия, мясомолочная продукция, соки и даже детское питание. Чаще всего у нас в России трансгены встречаются в продуктах, содержащих сою, – в 17,7 процента мясных полуфабрикатов, в 16,7 процента хлебобулочных и мукомольно-крупяных изделий, в 16,4 процента соевых продуктов. В группу риска также входят шоколад, газировка, чипсы, детские молочные смеси.

Точных данных по трансгенным продуктам и прочим продуктам, содержащим ГМ-компоненты, поступающим на российские прилавки, нет. В мире этот список насчитывает несколько сот наименований, и все они могут импортироваться в Россию.

Например, по данным Минздрава, в России зарегистрировано 59 пищевых ГМ-продуктов, в том числе 11 напитков и коктейлей, 4 специализированных продуктов для спортсменов, 22 пищевые добавки, 3 вида мороженого, 3 вида вегетарианских гамбургеров и 16 других белковых продуктов.

Но по данным Института питания, трансгенные соя и кукуруза присутствовали в 61 продукте, а именно в муке, колбасах, напитках, пищевых добавках, детском питании.

По данным же российского отделения «Гринпис», все двенадцать крупнейших международных пищевых корпораций поставляют в Россию не менее 77 пищевых ГМ-продуктов, а это сотни наименований кондитерских и хлебобулочных изделий, жиров, приправ, напитков. Причем за последние три года импорт в Россию ГМО увеличился в сто раз. Более 50 процентов импортируемой в страну пищевой продукции и 80 процентов кормов содержат зерно или продукты переработки генно-модифицированных сои, кукурузы, рапса, а также некоторые виды плодов и овощей. В настоящее время, по оценкам экспертов, в реализации населению могут находиться содержащие ГМ-компоненты: 80 процентов соевых продуктов, 80 процентов овощных консервов, 70 процентов мясных продуктов, 70 процентов кондитерских изделий, 50 процентов фруктов и овощей, 15–20 процентов молочных продуктов и 90 процентов пищевых смесей для детей. Кроме того, на рынке России находятся ГМ-сорта томатов, кабачков, рапса, папайи, дыни и других, которые еще не прошли регистрацию в нашей стране.

В России существование ГМ-продуктов выгодно и производителям, и ритейлерам, поскольку никаких сколько-нибудь серьезных санкций за это не предусмотрено. ГМ-продукты привлекательны для розничной торговли. Например, генно-модифицированные овощи и фрукты стоят в 4–5 раз дешевле, чем их натуральные аналоги. Ритейлерам, работающим в низком и среднем ценовых сегментах, торговать ими очень выгодно. Так как сегодня никто в мире не может предоставить точных научных данных о том, что ГМО наносят ущерб здоровью человека, то пока нельзя юридически утверждать, что человечество травят трансгенными продуктами. А пока вред от ГМО не очевиден, отказываться от них продавцам не выгодно. Кстати, единственным ритейлером среднего ценового сегмента, открыто признавшим, что торгует ГМО, стала сеть гипермаркетов «Ашан». Да и то, заявление было сделано на страницах французских СМИ. Свою позицию руководство компании обосновало тем, что, отказавшись от ГМ-продуктов в России, сеть не сможет проводить нынешнюю ценовую политику.

– Но неужели у нас в стране нет специализированных лабораторий, которые могли бы выявлять вредные ГМ-продукты? – Алена подчеркнула в блокноте очередной вопрос интервью. – Ведь кто-то должен следить за этим?

Баранов усмехнулся.

– Все разрешенные ГМО могут применяться в любом продукте, даже, повторюсь, в детском питании. Правда, производитель должен в таком случае указать на упаковке факт наличия ГМО, но на практике это условие зачастую обходится. Но дело даже не в экспертизах как таковых. Производители, которые хотят получить соответствующие сертификаты, приносят в лаборатории образцы продукции без ГМО. Сколько-нибудь объективная картина может появиться, только если проводить регулярные проверки.

Статистически достоверных и, тем более, подтвержденных фактов негативного влияния на здоровье человека ГМ-компонентов нигде в мире не существует, и таких исследований не проводилось. Имеющиеся в нашем распоряжении данные получены только на экспериментальных животных. К тому же и они зачастую противоречивы, так как выполняются разными учеными, часто – представителями фирм-создателей ГМО, и крайне редко – по госзаказу.

Производители трансгенов отказываются предоставлять ученым и экологам информацию о своих продуктах. В Европе дело доходит даже до судов. У нас с получением информации о трансгениках дело обстоит не лучше. Сторонники ГМО вообще отказываются признавать «Гринпис» авторитетом в области трансгенов и предоставлять экологам информацию по их первому требованию. Главный диетолог Минздрава, директор Института питания РАМН Виктор Тутельян однозначно заявил, что часть информации может быть конфиденциальной, и он не понимает, почему должен предоставлять ее общественной организации. Местный «Гринпис» даже судился с ними, кажется, без особых результатов. А тем временем, как мы уже сказали, институт уже провел 16 ГМО в государственную регистрацию.

Поймать же за руку производителей, протаскивающих на рынок неразрешенное ГМО, очень сложно. Существующие методы анализа выявляют только хорошо известные трансгены. Необходимо вводить новые, более эффективные технологии. Кроме того, данные отечественных лабораторий, определявших безопасность ГМО, внедряемых в России, вызывают сомнения как недостаточно полные. В настоящее время в стране катастрофически не хватает законодательно сертифицированных лабораторий в области определения ГМО. А лабораторий, способных выявлять ГМО и достоверно определять их содержание, в России всего три.

Причем, если все лаборатории Госсанэпиднадзора, единственные административные учреждения, которые могут контролировать оборот ГМО, будут регулярно делать анализы продукции на их содержание, то они охватят всего два процента от необходимого объема пищевых продуктов и пищевого сельскохозяйственного сырья. Корма вообще не контролируются.

А самое главное, не существует надежных методов определения последствий распространения ГМО и их продуктов для природы и человека. Многие негативные эффекты ГМО, как я уже сказал, проявятся лишь в чреде поколений. Без систематического мониторинга отсутствие доказательств вреда совершенно не означает отсутствие самого вреда.