Руны грома - Рымжанов Тимур - Страница 31

Быть может, Савелий был и неплохой стрелок, заслуживший свои серебряные нашивки, но вот с щипцами обращался неумело. Пришлось мне самому заняться его клепками, ободрав их ровно на столько, чтобы цепи, так же как у меня, еле держались. Теоретически после этого мы могли бежать в любой момент.

После первого глотка травяной настойки мне тут же полегчало. Тело расслабилось, мысли стали более конкретными и связными. Слетела ненужная суетливая шелуха, какая-то неопределенная тревога, чувство дискомфорта. Напротив, я даже стал получать удовольствие от такой нелепой ситуации, чувствуя, что до сих пор контролирую все происходящие события. Предательство Яшки меня сейчас не беспокоило. И Скосарь, и Ольга с братьями сейчас уже рвут и мечут, требуя объяснений и снаряжая поиск. Они того Яшку из-под земли достанут, прежде чем я до него доберусь. Так что денег, полученных за мою голову, он потратить явно не успеет.

— Скоро сюда прибудет командор ордена с епископом, чтобы допросить тебя и судить, — разоткровенничался Дитрих Инсбрукский, пригласив меня утром к себе в шатер.

Правду сказать, утро у рыцарей этого лагеря начиналось за полдень, так что я воспринял его угощение как обед.

— Судить меня? За что же, позволь узнать?

— За колдовство, за ересь, за поругание святой церкви. За злые чары, которыми заклял войско на Чудском озере руками своего ученика Александра. Твоя казнь будет менее мучительной, если ты отдашь свой гримуар и признаешься в совершении тяжких грехов, чем выкажешь покаяние.

— Ах вот даже как! Ты, железный дровосек, хоть краем своего опухшего мозга понимаешь, что ничто не мешает мне вызвать сотню демонов, наслать на вас язвы и дождь из горящей серы без всякого гримуара?

— Ты на святой земле, колдун! — хрипел захмелевший Дитрих, корча злобные гримасы. — Твои чары здесь бессильны!

— То-то у меня пятки чешутся! А это, оказывается, все от святой земли. А я думал, грибок одолел или взопрели от сырости здешней.

Громыхая цепями, я потянулся к деревянной кружке, стоящей передо мной на столе. В кружке плескалась мутноватая бурая жидкость, подслащенная медом брага, которой постеснялись бы поить даже узников моего подземелья в былой Змеигорке. Демонстративно вылив брагу на землю, я наполнил кружку из собственной фляги.

— У меня к тебе другое предложение, Дитрих — железный дровосек. Ты сейчас же снимаешь с меня цепи, отдаешь мне мое оружие, моего стрелка и лошадей, и я отправлюсь обратно с твоими извинениями. В противном случае я не гарантирую безопасность всему этому стойбищу. Ни тебе лично, ни всем прочим во главе хоть с папой римским, хоть с Мухамедом и дюжиной сарацин. Я вас всех гарантированно втопчу в эту святую землю, а тебя, петух Инсбрукский, задушу вот этими самыми цепями.

— Дерзок ты, князь-колдун, — ответил рыцарь без толики возмущения, — да только не прикоснуться тебе, неверный, ко мне и моим доспехам. Я получил святое крещение в Иордане, благословение самого магистра…

— Ты молодой, — перебил я Дитриха, — сильный, буйный. Тебе бы еще жить да жить, но нет, не сидится тебе дураку на месте. Лезешь в чужие земли со своим уставом, со своим фанатизмом. Мало ваша братия огребла в святой земле?

— Мы спасаем заблудшие души от власти языческих идолов! Наша миссия священна!

— А по ходу дела еще и подгребаете их земли, их богатство. Вон ордынцы, уважаю этих ребят! Ничего не декламируют, просто грабят и спасибо не говорят. У них нет лживых масок на лицах, у них нет высшей цели, просто берут, что хочется, и не спрашивают. Они не врут ни себе, ни мне. Вот и драться с ними одно удовольствие. А вы! Ведь убьют вас, дурней, не за грош и не за праведные ваши речи, не за истинную веру, а за то, что приперлись незваными.

— Не тебе нас судить! Ты колдун, и деяния твои от дьявола!

— Зато вы ангелы во плоти!

— Не сметь! Я не позволю осквернять имя святой церкви. Перед тобой рыцарь ордена!

— Рыцарь бы не посмел прикоснуться к моему оружию и предложил бы поединок.

— Ты не равен мне, ты смерд, безродный пес, и твой княжий титул для меня что хрюканье свиньи!

— Этот безродный пес остановил стотысячную орду у стен своей крепости. Если кто-то не в курсе. Этот смерд брал города на завтрак, сметал с лица земли, лишь щелкнув пальцами. Это ты мне не ровня, железный дровосек, так что оставь свои страсти для кого другого, а меня не утомляй. Мне, псу, твой магистр с епископом что блоха. — Сказав это, я встал и не спеша вышел из затхлого шатра, внутри которого воняло хуже, чем в тесной подсобке у гастарбайтеров. У навеса перед шатром мялись охранники, явно слышавшие напряженную и шумную беседу. Появившийся вслед за мной рыцарь отдал короткий гортанный приказ, и один из стражей пошел вперед, как бы ведя меня за собой к сараю у часовни.

Видя то, как расслабленно и спокойно я отношусь ко всему происходящему, Савелий тоже держался уверенно. Когда за мной закрыли дверь, стрелок только поднял голову, с трудом прерывая крепкий сон.

— Не пойму, с какой стати они на меня так взъелись. Я же с ними не воевал, не ссорился!

— Надо знать, Александру, князю новгородскому, насолить хотят, — предположил Савелий, нехотя усаживаясь на скамейку.

— Или просто от бессильной злобы. В здешних местах про меня слухи редкие да далекие, что проку с моей смерти. Не понимаю. Шел себе, никого не трогал, и вот нате. Мы тебя судить, крестить, к вере правильной призывать. Чего-то немцы явно попутали.

— Чернорук без дела сидеть не станет, — размышлял вслух стрелок. — Уже сейчас небось по следу идет, да не один, с дружиною.

— Хорошо, если так, вот только может оказаться, что опоздает мой воевода. Если вообще отыщет этот лагерь. Самим выбираться надо.

— Тихо пойдем или с боем?

— А как придется. Хотелось бы, конечно, пошуметь, да только рискованно это. Мне из себя острые предметы вынимать в очередной раз ой как не хочется. И кстати, давно хотел спросить, Савелий. Что стрелки говорят? Как они из крепости Скосаря целехонькие ушли, если туда ордынцев целая свора пожаловала?

— Так все просто. Поднялась тревога еще от дальних дозоров, вся крепость на посты. В один голос твердят, что рано утром дело было. Чернорук злой, как черт, спрашивает, что за шум, да как узнал, что ордынцы подошли, еще пуще озлобился. Ворота распахнул настежь и с одной булавой навстречу войску вышел. Уж как он их поносил, как ругал, мне рассказывать не надо. В соседних селищах от звонкой ругани той все молоко, поди, скисло. Вернулся на двор, потолковав о чем-то с тамошним воеводой, да вынес им знак торговой гильдии, что от тестя вашего, боярина Дмитрия. Тут, знак углядев, ордынцы и поворотились. Вот все, что слышал. Но няньки за слово ответ держать привычны, брехать не станут, а уж мне так и подавно.

— Ну да, неприкосновенность торговой гильдии. Ведь я же сам участвовал в разработке этих документов. Давно дело было. А оно вон как все вывернулось. Солдаты гильдии неприкосновенны, как и товар, и склады, и распорядители. Торговцы за такой знак чуть ли не половину, а то и три четверти своего дохода готовы отдать, лишь бы влезть под теплое крылышко.

— Мы еще осенью полсотни готовых стрелков снарядили в Царьград в распоряжение Дмитрия.

— Да уж. Развернулся тесть, у него сейчас банк, склады, страховая фирма. И ведь исправно дела ведет, как я ему советовал. Выходит, Савелий, что авторитет торговой гильдии ордынцам больше, чем мой?!

— Нет, быть может, они и тебе, батюшка, зла не желали, да только больно ты несговорчив. Крепость свою никак уступать не хотел.

— В конечном итоге и у меня нет крепости, и у них одни руины.

— Да и десятину с каждого похода тебе отдавать тоже накладно, — напомнил стрелок, демонстрируя тем самым недюжинную осведомленность в моих прежних делах.

— Ладно, черт с ними, пройденный этап. Это запишем на мою поспешность да неопытность в международной политике. Меня-то самого этот знак гильдии не спасет. К черту! Все решено, вот если бы не этот рыцарь с ведром на башке, так давно бы уже двинулись к Балтике. Значит, так! Обмозговываем с тобой детали и разминаемся. За полночь я хочу отсюда уйти, надоело мне здешнее гостеприимство с постными щами. Так и исхудать можно.