Че Гевара. Книга 1. Боливийский Дедушка - Шаинян Карина Сергеевна - Страница 24

Сергей завел машину и осторожно потянул носом. Пахло вроде бы нормально: бензином, освежителем воздуха и разлитым неделю назад растворителем для красок. Есть шанс, что в ближайшее время его не накроет. Вот в том-то и дело, думал Сергей, осторожно выбираясь с парковки, ладно, когда это случается дома. А если на людях? А если он начнет галлюцинировать при родителях и напугает их до смерти? А если это свалится на него, когда он будет за рулем, успеет ли он вывернуть к обочине и остановиться? Ругнувшись сквозь зубы, Сергей вытащил из кармана листовку целительницы.

Стоило бы сначала расспросить Марию, но Юлька не хотела волновать бабушку зря. В конце концов, Алекс мог задавать вопросы из невинного любопытства.

– Это паранойя какая-то, – громко сказала она и толкнула дверь.

С тех пор, как дед уехал в свою последнюю командировку, здесь ничего не изменилось: по-прежнему посреди комнаты стояло массивное кресло под одиноким торшером, а на журнальном столике лежала раскрытая книга и очки. Лишь прибавилось пыли, да в углу у двери появилась большая коробка из-под телевизора. Заглянув в нее, Юлька обнаружила самодельную куклу из желтоватой бязи с глазами-крестиками и груду секций от игрушечной железной дороги, под которыми краснели какие-то пластмассовые бока. Щелкнув куклу по носу, Юлька огляделась, на цыпочках подошла к креслу и осторожно присела. Кресло по-прежнему было таким же уютным, как в детстве. Юлька подобрала ноги, свернулась клубочком и грустно улыбнулась. Дотянулась до книги – это оказалась «История культурных растений». В предисловии мелькнула фраза «рассмотрено с марксистских позиций»; Юлька фыркнула, полюбовалась на экслибрис – ветвь с узорчатыми листьями, складывающимися в подпись «проф. Цветков», и отложила книгу в сторону.

Когда-то Юлька сидела здесь каждый вечер, втиснувшись под бок худого жилистого деда. Чтение на ночь было обязательным ритуалом, не нарушавшимся, пока профессор не уезжал в очередную экспедицию. Неважно было, что именно прочтет сегодня дед. Иногда это были сказки Гофмана или Киплинговская «Книга джунглей». Изредка что-то невразумительное и совершенно непонятное, вроде докторской диссертации дедушкиного коллеги. Однажды это и вовсе оказалось подшивкой еще пахнущих типографской краской номеров «Спутника партизана» за семьдесят девятый год с двумя дедушкиными статьями: «Весенняя зелень» и «Первая помощь раненому бойцу». Из второй Юльке почему-то врезалось в память, что лучшее кровоостанавливающее средство – высохший панцирь каракатицы; много лет спустя это знание пригодилось на тайском пляже, где Юлька жестоко изрезала пятку об острые ракушки.

Но чаще всего книга оказывалась одним из экспедиционных дневников деда – странным собранием путевых заметок, хозяйственных расчетов, кратких описаний диковатых обрядов и мифов, распространенных в странах, о которых нормальный человек и не слышал ни разу. Зарисовки диковинных ритуалов, удивительные случаи, произошедшие в джунглях с дедом или его спутниками. Перевалы Тибета в короткой щетине привыкших к суровым ветрам трав. Стычки с ведьмами и жрецы таинственных культов, заброшенные тропы, ведущие к пещерам, где жили племена колдунов, недели пути ради того, чтобы найти волшебную лиану…

– Дедушка-ботаник, – иронически произнесла Юлька, выбираясь из кресла. Мертвый воздух проглотил слова.

Ящики большого письменного стола были заперты, но в одном из них торчал позеленевший медный ключ. Пожелтевшую тетрадь с надписью: «Дневник ученицы 3 «В» класса Степановой Юлии» Юлька отложила сразу, чувствуя, как горят уши. Дневник сам собой открывался на странице, где была жирно выведена двойка, а гневная запись под ней сообщала, что Юля плевалась на уроке пения.

Минуту спустя она уже сидела на полу, обложенная пачкой документов, и держалась за голову. Хлопнула входная дверь, и Юлька встрепенулась. «Я дома!», – крикнула бабушка. Теперь надо было выждать минуты три. Юлька начала неторопливо собирать в кучку многочисленные дедовы корочки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Кем был дед Андрей? – спросила Юлька.

– Ботаником, – быстро ответила Мария. Слишком быстро. Без запинки, как хорошо выученный урок.

Юлька вздохнула.

– Вот это – удостоверение врача-психиатра на его имя, – тихо сказала она, выкладывая на стол документ. – Вот из этого, – она выложила следующий, – видно, что он был как минимум полковником…

Мария, не глядя на внучку, принялась медленно выбивать трубку. Ее пальцы слегка дрожали.

– Бабушка? – тихо окликнула Юля.

– Ну хорошо, – сказала та, откладывая недочищенную трубку. Искоса взглянула на Юльку, в выпуклых черных глазах мелькнуло сумасшедшее веселье. – Твой дед Андрей был ботаником.

– Бабушка!

– В том числе и ботаником. Специалистом по психоактивным растениям.

– Ой, – сказала Юлька, глядя на бабушку во все глаза и вслепую нашаривая зажигалку. Мария тяжело вздохнула и принялась заново набивать трубку.

– Как, по-твоему, я оказалась в Москве? – спросила она. – Полуграмотная девица из африканского захолустья стала студенткой меда?

– Ну как, – опешила Юлька. – Вы с дедом друг в друга влюбились, поженились, и…

Она испуганно замолчала, сбитая с толку горьким смехом Марии.

– Не, ну конечно, обезьянка…

– Я была его подопытным кроликом, Жюли, – перебила бабушка. – Его кандидатской. Ступенькой в блестящей карьере. Или ты думаешь, что он женился и привез меня сюда из вожделения? Ты же большая девочка… А начальство? Снизошло к его страсти? Поверило в большую любовь? У меня ведь даже документов не было!

– Я думала, ты была коммунисткой, поэтому…

– Ой, Жюли, – скривилась бабушка. – Гевара к тому времени расплевался с Союзом в пух и прах, он же с идеями носился, а тут наткнулся на тех же буржуа, только соус другой. Да если бы и нет – кого волнуют политические взгляды кухарки?

Мария замолчала, глядя в пустоту.

– Так что дедушка? – подтолкнула ее Юлька.

– Он сразу заподозрил приворот. Понимаешь, профессиональная деформация. Да и неестественно это было для него – мечтать о беременной перезрелой девице с кухни. По мне уже заметно было… Думаю, какое-то время он проверял, убеждался, что на него и в самом деле влияют извне. А потом стал хитростью выманивать у меня имя колдуна, поначалу он считал, что я действую с чьей-то помощью. А я хитрила и юлила… Но дала ему понять, что и сама неплохо колдую, – Мария ухмыльнулась, пыхнула трубкой. – Конечно, он хотел бы выяснить все на месте, а не тащить меня в Москву. Но, сама понимаешь, мне-то нужно было уехать…

– Я думала, он был влюблен, – тихо сказала Юлька.

– Я три месяца просидела в каком-то госпитале под Москвой, – тяжело проговорила Мария. – Я была беременна и всю жизнь провела на солнце, а меня заперли в пропахшей лекарствами комнатушке. Твоя мама там родилась… Я рассказала им все, что знала о колдовстве и приворотах, а знала я немало, папа много общался с колдунами.

– Твой папа? Священник?!

– Обрати в христианство одного колдуна и считай, вся деревня спаслась для вечной жизни, – пожала плечами Мария. – От него я знала много, он любил поговорить о вреде суеверий – с подробностями и примерами. Так что я болтала и болтала. И часами сидела над Андреем, пока с него снимали ЭЭГ и прочие кардиограммы… Поначалу они были довольны, но им хотелось знать, как именно я его приворожила… Я не могла соврать, у них были способы проверить. Но рассказать о предмете… – она покачала головой, усмехнулась. – Знаешь, Жюли, думаю, таких предметов не один на свете и не два. И кто-то там, – она дернула подбородком вверх, – конечно, о них знает. Я думаю, они просто перестарались с секретностью, и… хм… правое полушарие не знало того, о чем было известно левому.

– Так ты им не рассказала?

– Почему же, рассказала, – сухо ответила Мария. – У них были способы…

Юлька тихо ахнула и прикрыла рот ладонью.

– Так дедушкина кандидатская…

– Гроша ломаного не стоит! – злорадно откликнулась бабушка. – Я им все рассказала, все, что знала от бабки Фатин, слово в слово. Слово в слово. На сленге, принятом в эфиопском публичном доме. И объяснила, что не знаю, как это перевести.