Время твари. Том 2 - Корнилов Антон - Страница 39

Но Вилла ограничилась только руганью, удивительно похожей на заливистый собачий лай. Одеяло она возвращать на лежанку явно не собиралась, поэтому Нарану пришлось-таки оставить надежду подремать еще немного.

Он попытался разлепить веки, но глазные яблоки вдруг выстрелили в голову ослепительной болью. Наран заскулил и решил, что сползти с низкой лежанки можно и вслепую. Кряхтя, он перекатился на бок, ожидая свалиться на земляной пол, но… не свалился. Потом крутанулся еще раз и еще… Лежанка все не кончалась. Тут ничего не понимающий Наран все же открыл глаза.

И дико заорал от страха.

Крик этот раскачал в голове Нарана болезненный оглушающий звон. И тем не менее Наран орал и не мог остановиться, выпученными, налитыми кровью глазами озирая голую черную степь с торчавшими кое-где чахлыми голыми кустиками, облепленными ошметьями снега. Перебирая босыми, пунцовыми от холода ногами по промерзшей земле, Наран развернулся и увидел широкую дорогу, обочь которой развалилась, выгрызая какую-то дрянь между когтями, кудлатая дворняга, а позади дороги и дворняги темнели голые деревья редкого леска, а чуть поодаль от леска лепились друг к другу хижины родной Нарану деревеньки, а еще дальше виднелись такие же маленькие и нищие деревеньки, разбросанные по степи, как комья грязи по темной соломенной циновке, а еще дальше — возвышались могучие стены, сияющие купола и острые шпили оседлавшего горизонт великого Дарбиона.

Наран подавился криком и закашлялся. Псина — кстати говоря, и вправду неуловимо чем-то похожая на Виллу — поднялась на тощие лапы, посмотрела на Нарана безо всякого интереса и благодарности (будто это не он грел ее всю ночь своим телом) — и побежала прочь по своим собачьим делам.

Наран поднялся и вдруг обнаружил, что спал почти в самом центре гномьего колодца — так на землях Шести Королевств называли круг из вросших в землю невысоких камней. Гномьи колодцы можно было встретить где угодно: на лесной опушке, в чистом поле, на озерном или речном дне — даже, говорят, в городах под булыжниками мостовой когда-то располагались такие каменные круги. Что это были за круги, кто и когда их сделал, почему они так называются и какое имеют отношение к гномам — никто не знал. Но повсеместно ходило поверье, что долго в таком круге находиться нельзя. Мол, у того, кто проведет в колодце времени больше, чем надобно солнцу, чтобы проплыть от одного края земли к другому, выпадут зубы и волосы, потускнеет зрение и отнимется язык. Будь тот человек мужчина — никогда он более не возжелает женщину. Будь тот человек женщиной — никогда ей не родить ребенка…

Наран почесал в затылке, легонько пнул один из торчащих из земли камней и беззаботно сплюнул. Затем зябко переступил с ноги на ногу и, запахнув плотнее лохмотья куртки, затрусил в сторону родного дома.

Испуг уже отпустил его. Вонючий кукурузный самогон, которым потчевали в местном трактире, славился своей крепостью на все окрестные деревеньки; и не один раз случалось Нарану, нахлебавшись одуряющего зелья, очухиваться где попало. Подумаешь, гномий колодец… Сказки все это. Да и если не сказки — что с того? Зубов у Нарана давно не было, волос осталось, что называется, на одну драку; а зрение и безо всяких колодцев периодически тускнело с перепою. Что же касается женщин… Да чтоб они все провалились — желать их еще! От этих женщин все зло на земле: никогда спокойно выпить не позволят… Гномий колодец — это еще ерунда. Вот, например, год назад Наран пришел в себя в соседском свинарнике, прямо в куче дерьма, стиснутый тугими боками хрюкающих кандидаток на роли колбас и окороков. Хозяин свинарника, Пузатый Бруд, среди жителей деревни Нарана выделялся тремя качествами: необъятным брюхом, крайней скупостью и отвратительным зрением. Надо же было такому случиться, что в то утро, когда его двор почтил своим визитом Наран, Бруд как раз решил пустить одну из своих тучных питомиц под нож. Жадность не позволила Бруду нанять для этого дела кого-нибудь другого, и он, напряженно моргая подслеповатыми бельмами, явился в свинарник лично. Узрев нависшую над ним громадную тушу с длинным ножом, Наран подумал, что по его пропитую душу явились наконец демоны из Темного мира, и отчаянно завизжал и засучил конечностями по скользкому земляному полу. Перепугавшиеся свиньи завизжали и забились тоже. Пузатый Бруд, привыкший ориентироваться в пространстве в основном по слуху и нюху, чужака среди родных свинок не опознал. Ибо от Нарана, который и в лучшие-то времена не отличался чистоплотностью, пахло тогда точно так же, как от свиней, а может быть, даже и еще хуже. Визжал обезумевший от страха Наран ну прямо как боров, которого собирались холостить, а передвигаться мог исключительно на четвереньках, но не столь ловко, как свиньи Бруда, потому что свиньи, в отличие от Нарана, не хлестали накануне самогон целыми кружками. Так и вышло, что Пузатый Бруд настиг и повалил на пол свинарника именно Нарана. И уже сверкнул над несчастным забулдыгой острый нож, и неминуема была смерть — но перед ее лицом ожил от похмельной мути Наран, изловчился и пнул Бруда коленом в живот. После чего кинулся наутек как был, на четвереньках, позабыв от ужаса подняться на ноги. Бруд, рыча и размахивая ножом, бросился вдогонку. Если б не был Бруд так тучен, дело бы кончилось совсем плохо для Нарана. А так запыхавшийся уже через несколько шагов Пузатый Бруд отстал, и Наран, с ног до головы перепачканный дерьмом, не забывая пронзительно верещать, промчался через всю деревню, бодро взбивая пыль всеми данными ему от рождения конечностями, после чего пал где-то в буераке и уснул. С тех пор и стали рассказывать в округе жуткие истории о ведьме, которая, прикидываясь свиньей, пробирается в дома к честным людям и сосет через глазницы из их голов мозг…

Это было год назад, а сейчас, труся по дороге, Наран, дрожащий от холода и похмелья, привычно стал восстанавливать в памяти события вчерашнего вечера. Где это его угораздило так нахлестаться? И главное, на что? Последнее волновало пьяницу особо. «Ежели вчера удалось так славно попраздновать, может быть, и сегодня удастся воспользоваться этим же способом?» — так думал Наран.

Кажется, первую половину дня он провел как обычно: шляясь по деревенским дворам и ища какой-нибудь работенки. И ничего, конечно, не нашел, потому что все соседи знали Нарана как облупленного и понимали — ни хрена он не поможет, а скорее всего еще и навредит. Но, блуждая по деревне, Наран обнаружил, что соседи его чем-то взволнованы, какие-то слухи мусолили деревенские мужики и бабы, а вот какие именно — он сейчас припомнить не мог. А потом…

И тут яркой вспышкой мелькнуло в бедовой голове Нарана: отряд дворцовой стражи вошел в деревню около полудня! Вот о чем судачили деревенские — стражники второй или третий день чего-то искали в окрестностях, что-то вынюхивали, а что — непонятно. А Наран и не слышал о том, провалявшись трое суток в жесточайшем приступе белой горячки.

Дальше воспоминания покатились булыжниками с холма. Стражники искали какие-то схроны, вроде как те потайные места, где разбойники хранят награбленное — как смутно догадался Наран из их разговоров. Никаких разбойных шаек в округе не наблюдалось и наблюдаться не могло — надо быть очень тупым головорезом, чтобы промышлять в нищих деревеньках близ Дарбиона: здесь и взять нечего, и попасться легче легкого. Тем не менее Наран увязался за отрядом, уверяя первого попавшегося ратника, что может показать все здешние укромные уголки — понятно, за очень скромную плату. Плату он потребовал вперед и, что удивительно, получил. Стражники рассредоточились по трое-четверо, и Наран повел свою четверку к глубокому оврагу, куда деревенские издавна сваливали падаль и прочую дрянь. В полутьме зловонного оврага Наран, ясное дело, улизнул. Ему стоило бы хоть до вечера отсидеться где-нибудь, но жажда выпивки погнала Нарана в трактир немедленно. Он помнил, как хлопнул о прилавок медную монетку и потребовал кружку побольше. А дальше… как отрезало. Только какие-то туманные картины остались в памяти забулдыги. Как он, торопясь и захлебываясь, пил из кружки… Как плясал, размахивая руками… Как пытался облапать Виллу, которая почему-то оказалась угрюмым бородатым трактирщиком Ваном… Как вдруг трактир наполнился грубыми служивыми голосами и стуком тяжелых кованых сапог… Как его, Нарана, куда-то тащили, что-то от него требовали, а потом долго и с удовольствием били…