Время твари. Том 1 - Корнилов Антон - Страница 2

И тревожный холод исчез из его груди. Он мгновенно и твердо принял свой новый облик, он с радостью подумал о том, что теперь таким и останется.

Навсегда.

Уже ничего не боясь, человек сбежал с моста и остановился перед зеленоволосой красавицей.

— Приветствую тебя, муж и господин мой, — сказала она, оплетая его шею руками, нежными, как молодая листва, с которой еще не стерли пушок. — Меня зовут Лисиэль.

— Лисиэль, — повторил человек, ничего не видя, кроме глаз собеседницы. Он хотел назвать свое имя, но вдруг понял, что забыл его.

— Я жена твоя и раба, — проговорила девушка, и искорки в ее огромных глазах запульсировали ярче и чаще. — А это… — она указала назад, на хрустальный замок, — наш дом.

— Дом…

— Твой путь был долог и тяжел, но с этого дня все будет по-другому. Поспеши, слуги уже приготовили тебе постель и наполнили золотые кубки густым вином. Тебе нужно отдохнуть с дороги…

— Лисиэль?.. — снова затревожился человек.

— А я присоединюсь к тебе чуть позже, — сказала она и разомкнула объятия.

Та, что называла себя Лисиэль, улыбнулась, и человек с готовностью улыбнулся в ответ. Теперь тревога исчезла окончательно. Он побежал к хрустальному замку, и ему было легко бежать — ведь он даже не касался ногами земли. Он ступал по разноцветным стеблям, а они пружинили, подкидывая его тело еще выше…

«Иат, — вдруг пришло ему на ум странное слово, которое он недавно пытался вспомнить. — Что это значит? Иат… Впрочем, какая теперь разница?..»

Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков, позволил себе стать видимым. Он сидел на удобном изгибе перил моста, поджав ноги и скрестив руки на груди, и беззвучно смеялся, едва разжимая губы. Мгновением позже, как он появился в сладком неподвижном воздухе, Лисиэль услышала его смех.

Аллиарий поднялся на ноги и встал на мосту, выпрямившись во весь десятифутовый рост.

— Это удивительно забавно! — проговорил он. — Клянусь Божественным Рубиновым Пламенем, этигилуглынастолько глупо выглядят… Ты только посмотри на него!

Он указал на человека, спотыкливо бегущего в гуще разноцветной травы в сторону хрустального замка. Человек на бегу высоко задирал острые худые коленки и смешно взмахивал руками, будто пытался взлететь. Даже отсюда было слышно его хриплое неровное дыхание — тяжело так прыгать, когда тебе уже стукнуло шестьдесят лет.

— Он, наверное, помрет, покуда добежит, — смеясь, сказал Рубиновый Мечник. — Пусть ему кажется, что он вот-вот достигнет ворот, но на самом-то деле отсюда до замка… три сотни шагов.

— Три сотнинашихшагов, — брюзгливо заметила Лисиэль, — а шаговгилугловот моста до замка будет… не менее пяти сотен.

— Пожалуй, — согласился Аллиарий, глянул на обнаженную Лисиэль и снова засмеялся.

Он видел ее не такой, какой она предстала человеку, а истинный облик. Лисиэль выглядела так, как и полагалось эльфийке, живущей на свете более ста тысяч лет. Она была много выше Аллиария — ведь эльфы растут всю жизнь, как деревья. Голова ее, увенчанная на затылке неопрятным пучком грязно-бурых волос, тряслась, отчего дряблая кожа под острым подбородком бултыхалась мешочками складок. Обвисшие груди покоились на вздутом животе, понизу обросшим густым зеленым мхом. Колонноподобные ноги оплывали набухшими под кожей пузырями жира.

— Неужели нельзя было привести мне кого-нибудь помоложе? — проворчала, поморщившись на смех Рубинового Мечника, Лисиэль. — Этомугилуглу…наверное, лет двести или триста.

— Что ты, обожаемая матушка, — ответил Аллиарий. — Ему около полусотни лет.

— Он юн? — оживилась Лисиэль.

— О нет, — сказал Призывающий Серебряных Волков, —гилуглыредко доживают до ста лет. Матушка, как мало ты знаешь о них!

Эльфийка фыркнула.

— Тем не менее, — продолжал Аллиарий, — ты можешь рассчитывать на то, что он останется с тобой еще лет триста или четыреста… Хотя со своим темпераментом, я думаю, ты загонишь его в могилу гораздо раньше.

— Он получит то, чего желал, — резонно возразила на это Лисиэль. — Среди себе подобных разве он мог рассчитывать на это?

— Конечно нет, — сказал Аллиарий и снова рассмеялся, глядя, как человеческая голова то появляется, то исчезает над волнующейся поверхностью разноцветной травы.

Часть первая

ПУТИ ДОЛГА

ГЛАВА 1

У каждого человека есть талант. Просто большинство не открыли его в себе и вынуждены всю жизнь заниматься делом, к которому не имеют ни дарований, ни желания, — тратя на это дело несоизмеримо больше сил, чем потратил бы кто-то другой, более в этом способный, а отдачи получая несоизмеримо меньше. Такой человек от рождения до смерти будет страдать, подспудно осознавая свою никчемность: безразлично, на какую ступень пирамиды человеческого тщеславия поставила его судьба — вельможи или сапожника. Такой человек в худшие минуты будет клясть свою жизнь, надоедая жалобами родным, друзьям и богам, — и уж точно никогда не будет счастлив.

Иат эту истину усвоил давным-давно, поэтому в свое время вполне мог считать себя счастливым человеком… наверное, самым счастливым в Дарбионском королевском дворце, где служил с юных лет; да что там — самым счастливым во всех Шести Королевствах: великом Гаэлоне, Марборне, Орабии, Кастарии, Крафии и княжестве Линдерштерн. Кто-то родился с талантом воина, кто-то — с талантом дровосека, кто-то — с талантом мага. А Иату боги даровали редкий, особый талант.

Иат родился при дворе одного из гаэлонских баронов, в семье кухарки и постельничего, и начал прислуживать на кухне уже с шести лет. Нравится ему эта работа или не нравится — он не задумывался. Когда ему исполнилось восемь, его перевели в господские покои — мальчиком на побегушках. Непонятно, чем руководствовался старый ключник Арам, заведовавший в баронском замке назначением слуг.

Восьмилетний Иат красотой не отличался: был не по годам долговяз, имел бледную вытянутую физиономию и на мир смотрел по-птичьи круглыми, словно навсегда испуганными глазами. И вообще, он производил впечатление дурковатого малого — следовательно, радовать взгляд барона и его семьи никак не мог. К тому же говорил Иат так, будто рот у него был вечно набит горячей кашей, и когда ходил, постоянно натыкался на мебель и двери своими острыми коленками. Но тем не менее в господских покоях Иат задержался надолго, а к своему десятилетию даже поднялся до личного слуги юной дочки его сиятельства господина барона. Целых три года Иат добросовестно исполнял поручения шестнадцатилетней баронессы, попутно прислуживая и другим членам господской семьи. А потом грянул скандал: юная красавица, наследница немалого состояния, сбежала из отчего дома с сыном ближайшего соседа барона — обнищавшего старика-графа, владевшего только деревенькой из пятью хижин, кукурузным полем, на котором кукуруза не родилась уже много-много лет, и полуразвалившимся замком. Сам барон никогда не снисходил до общения с этим соседом, уж конечно не делал ему визитов и у себя не принимал. Вряд ли он даже вспоминал о существовании бедняка, беспечно травя зайцев на запущенном, заросшем бурьяном графском поле. И как могла его юная красавица-дочь, без отцовского разрешения не имевшая права покидать замок, сойтись с отпрыском этого горе-феодала, он не понимал. Не иначе как молодой прощелыга-сосед подкупил кого-то из баронских слуг…

Все слуги барона сразу же после скандала были с пристрастием допрошены и на всякий случай выпороты. Но хитроумного предателя, через которого общались влюбленные, так и не вычислили.

Иат оказался единственным, кто избежал и прилюдного допроса, и порки.

— Этот дурачок собственный зад полдня ищет, чтобы подтереться, — преувеличенно презрительно высказался барон, — чего с него взять…

— А когда находит, забывает, зачем искал, — согласилась с этим доводом его супруга с поспешностью, которая, впрочем, ускользнула от внимания барона.