Мастер боя (Мое имя - Воин) - Степанычев Виктор - Страница 13

А про пумоносителя по фамилии Бурлаков она высказалась вовсе неуважительно, вспомнив, как тот в соплях и с голой задницей безотцовщиной гонялся по какому-то Тиньзину. А сейчас хоть и считается в городе крутым авторитетом и носит кличку Бурнаш, для нее он как был сопливым мальцом, таким и остался. И еще женщина предупредила Петра, чтобы был с Бурнашом поосторожнее — уж очень злопамятный это тип.

Ночь прошла спокойно и без происшествий. Петр хорошо выспался, компенсировав беспокойную ночевку у Коки. Часов у него не было — их вместе со всем скудным имуществом внесли в опись и сдали на хранение, однако далекие голоса и редкие солнечные лучи, с трудом пробившиеся сквозь затянувшую небо хмарь, известили, что пора вставать.

Он потянулся и рывком поднялся с кровати. Петр не знал, что ему сейчас нужно, и тело само подсказало, чего оно хочет. Встав на ноги на прохладный кафель, он прошелся по палате. Остановившись на свободном пятачке у окна, начал аккуратно разминать мышцы, начиная с шейных, с вращения головы, переходя к плечевым и далее опускаясь ниже. Петр не активизировал разминку, прислушиваясь к своему организму, работая не спеша. Он впервые после обретения новой жизни занимался подобным делом и ощущал, что знает и может это делать. Уже знал, что такая разминка — вполне знакомая и обязательная часть его существования.

Тепло, напитавшее мышцы, дало команду перейти к более активным занятиям. Растяжки и вращения ноюще отозвались в связках и суставах. Петр автоматически отметил, что из-за пассивного образа жизни после ранения он сильно понизил уровень своего физического состояния. И тут же в сознании возник вопрос: о каком состоянии идет речь? Какой физический, социальный, нравственный, в конце концов, уровень у него был до ранения? Он даже на секунду замер в движении, пытаясь сосредоточиться. Ему показалось, что нужно еще чуть-чуть напрячь память, и она даст ответы на заданные вопросы. И даже если не на все, пусть ответит лишь на один: кто он такой, человек без имени и без прошлого? Но, увы, сознание очередной раз не смогло перешагнуть проклятый рубеж, который установил тот подлый удар в затылок.

Петр почувствовал, как напряжение мозга отзывается ласковым прикосновением к затылку, предвещающим ставшую уже привычной боль. Прекратив разминку, он вернулся к кровати и прилег. На удивление, боль походила рядом, попыталась ухватиться острыми коготками за нервные окончания, но скоро раздумала и ушла.

Возвращаться к занятиям смысла не было. Еще минут десять полежав, Петр встал, умылся, а за отсутствием зубной щетки изобразил чистку зубов краем вафельного полотенца. Закончив туалет, он прошелся по палате, прислушиваясь к едва доносившимся из-за двери звукам чужой жизнедеятельности. Про него пока не вспоминали.

Мышцы приятно ощущались после полученной разумной нагрузки. Петр присел на табурет, привинченный к полу, откинулся на железную спинку кровати и прикрыл глаза. Он стал неспешно перебирать в памяти события прошедших дней.

Причудливая череда случайностей, свившись в единую цепочку, привела его в эту лечебницу, в эту палату. Будто кто-то властный взял неразумного за руку и потянул за собой: «Смотри! Это твоя дорога. Это твоя жизнь!» Была ли логика в произошедшем с ним? Реальность ничего не утверждала, а затаенная сущность его сознания говорила, что все на этом свете предначертано: и потеря памяти, и дедушка Джамал, и привокзальный скверик с бюстом поэта, Санька с Серегой, Серовск, маргинальный интеллигент Кока и милиционер Унтер, санитар Егорыч и авторитет Бурнаш, и эта палата с кафельным полом и выкрашенными зеленой масляной краской стенами. Все случилось так, как и должно было случиться.

Жаль было одного — прошлого. Но стоило ли о нем жалеть? Может быть, то, что произошло, увело его от несчастья. А вдруг наоборот — он был счастливым в прошлой жизни и в единый миг все потерял? Или же его исчезновение сделало кого-то несчастным? А вдруг люди радуются тому, что нет на свете того, кем он был? Или скорбят? Вопросы, вопросы и ни единого ответа...

Отвлекая от мыслей, в замке заскребли ключи. Обитая железом дверь отворилась, пропуская в палату Флюру Сабитовну и незнакомую Петру молодую женщину приятной наружности, в белом халате, с амбарной книгой в руках.

— Уже прснулся, млдец, — деловито сказала Флюра Сабитовна. — Как спл? Как сбя чествуешь?

— Нормально, — пожал плечами Петр.

— Я псле нчного джурства ухжу отдхать, — доложила она и кивнула в сторону молодой женщины, — а за мня остется Лнчка.

Петр уже без труда разобрался, что аббревиатура из четырех согласных и одной гласной представляет из себя имя молодой медсестры.

— Очень приятно, Лена, — поздоровался он и представился сам: — Меня зовут Петром.

Медсестричка стрельнула глазками в его сторону и сделала короткий росчерк в амбарной книге. Надо было полагать, он означал, что Петр в числе «штук один» в наличии и принят под наблюдение.

— Лчения нкакого не нзначено, — уточнила старшая медсестра. — Тлько укрпляющие. В цлом здров. Амнезия...

— "Что-то с памятью моей стало", — весело пропела Леночка, немедленно заслужив неодобрительный взгляд Флюры Сабитовны.

— Ну что вы, Флюра Сабитовна, так на меня смотрите? — улыбнулась медсестра. — Для мужчины память никогда не была главным достоинством. Они и за стенами нашей клиники ею особо не отличаются. Петр, как вы сами говорите, вполне здоровый мужчина, просто забыл, как его зовут. Мне такие встречаются на каждом шагу. У них у всех основные правила — вовремя удрать и забыть. Поэтому не стоит из этого делать трагедию.

— А у тбя ни в чм нет тргдии, — отмахнулась от нее Флюра Сабитовна. — Одни кмедии да мжики на уме. У члвека гре, а она... Пйдем длыие, втреница.

С завтраком, принесенным прежней санитаркой в сопровождении заступившей на дежурство медсестры Лены, состоявшим из молочной каши, ломтя белого хлеба и слабенького компота, Петр расправился быстро и вновь остался в одиночестве. Часа два о нем никто не вспоминал. Он сидел, лежал, смотрел в окно, выходящее на тыльную сторону диспансера. Там тоже не было ничего интересного, кроме трехметрового бетонного забора с колючей проволокой поверху, за которым тянулся, некруто поднимаясь, голый глиняный склон с пожухлой травой и редким кустарником по гребню.

Неожиданно в голову полезли странные мысли и рассуждения. Петр им не удивился, а просто принял к сведению. А думал он о том, что преодолеть забор особого труда не представляет. Место для разбега есть, толчковая ступня с шероховатости бетона не соскользнет, поэтому захват руками ребра плиты обеспечен. А там чуть подтянуться, закинуть наверх ногу и уже на трех точках опоры перекинуть тело через проволоку. Конечно, на «фосбюри-флоп» не потянет, но колючку преодолеть позволит. И приземление с трехметровой высоты особой проблемы не составит, а вот по склону под прицельным огнем уйти вряд ли удастся. Поэтому нужно уходить вдоль забора... И еще, если засесть на гребне со снайперкой типа «Вампир» да парой автоматического оружия — «калашами», а лучше «Бизонами», или без «Вампира», но с крупнокалиберным пулеметом «Печенег», вся психлечебница окажется наглухо блокированной...

Петр недоуменно хмыкнул, определяя явившиеся знания как вполне естественные для себя, но в нынешних условиях совершенно бесполезные, и стал скучать дальше. Когда это состояние совсем уж обрыдло, пришла Лидия Анфимовна, лечащий врач. Она мерила давление, пульс, слушала грудь и спину с приговорами «дышите — не дышите», спрашивала о симптомах болезни, а он подчинялся — «дышал — не дышал», следил глазами за молоточком, зажмуривался и держал перед собой руки с растопыренными пальцами.

А еще он наблюдал за врачом. Петр не мог предполагать, что у него имеются подобные познания, но по ее движениям, словам, фразам, мимике неожиданно для себя он стал рисовать психологический портрет приятной молодой женщины.

Деловита, умна, холодна и решительна. Но эти отличительные качества по большой части наносные, отработанные профессией. Вместе с тем в движениях, в интонациях скользит мягкость и, пожалуй, неуверенность — не медика, а женщины. Вероятно, она не замужем и не имеет детей, потому что такие беззащитные и одновременно строгие глаза могут быть только у одинокой. Она носит маску энергичной и деловой женщины, скрываясь под ней. Вывод: у объекта имеются слабые стороны, а значит, он уязвим.