Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 33

В этой абсолютной тишине оберфюрер увидел, как по ощетинившемуся лесом склону ущелья скользит огромная крылатая тень. «Планер, – подумал Раттенхубер. – Над горами летит русский планер. Он летит беззвучно и в свете луны кажется гораздо больше, чем на самом деле. Если я подниму глаза, я его увижу».

Но заставить себя посмотреть наверх он так и не смог.

Он стоял над обмякшим Йонсом, сосредоточенно разглядывая песок у себя под ногами. Вальтер у него в руке казался бесполезной игрушкой.

Время замерло.

Что-то происходило там, впереди, внутри выложенной из старых костей звезды. Что-то бесшумно передвигалось в темноте, большое, невидимое в ночи. Один раз Раттенхуберу показалось, что он ощутил на своем лице дуновение воздуха от взмаха огромного крыла.

Все его нервы были напряжены до предела. Сердце било в ребра, как таран в ворота осажденной крепости.

Кончилось это так же внезапно, как и началось. Звуки вернулись, будто кто-то выпустил их на свободу. В уши ударил гул падающей воды. Оберфюрер вскинул голову и увидел Марию фон Белов. Она, раскинув руки, лежала прямо в центре перекрестка. Кости, составлявшие пентаграмму, были разбросаны в беспорядке. Раттенхубер поискал глазами Казбека, но не нашел его. Пес бесследно исчез, будто его и не было.

Раттенхубер подошел и поднял Марию фон Белов на руки. Она оказалась неожиданно тяжелой – все тело адъютанта фюрера словно окаменело. На лице, туго обтянутом неестественно белой кожей, застыло странное, незнакомое Иоганну выражение – смесь ужаса и экстаза. Зрачки закатились, рот был полуоткрыт, влажно сверкали зубы.

Раттенхубер отнес свою подопечную к водопаду и без особых церемоний сунул ее голову под струю воды.

– Если еще раз задумаете совершить такую гнусность, – сказал он, когда Мария отплевалась и отфыркалась, – на меня можете больше не рассчитывать.

– Бросьте, Иоганн, – хриплым голосом отозвалась фон Белов, – вы даже не понимаете, что мне удалось совершить.

– Неужели? По-моему, все предельно ясно. Вы прикончили ни в чем не повинную собаку и довели до сердечного приступа безобидного старика.

– Я открыла нам путь, Иоганн. Путь в самое сердце древней страны тайн. Богиня Луны услышала меня и приняла мою жертву. Теперь славный пес будет нашим проводником в лабиринтах подземного мира.

– По-моему, вы бредите, – грубо сказал Раттенхубер. – И, кстати, куда вы дели Казбека?

– Вы что, ничего не поняли? – фон Белов удивленно посмотрела на телохранителя. – Пса забрала она, Геката, Повелительница трех миров.

– А вы, стало быть, Медея?

– Браво, Иоганн. Вы действительно хороший полицейский. При случае я упомяну об этом фюреру.

Раттенхубер сплюнул и отвернулся.

Глава десятая

Западня

– Вот здесь и живем, – сказал Титоренко, обводя рукой поляну. Поляна была бугристой, как будто из-под земли пробивались великанских размеров грибы. «Землянки», – понял Гумилев. – Восемьдесят пять человек у меня в отряде. Имеем на вооружении 45-миллиметровую пушку, пять станковых и десять ручных пулеметов. Есть еще один лагерь, неподалеку. Но там народу поменьше.

– Постоянно на одном месте? – спросил Шибанов, кусая травинку. – Не рискованно?

Титоренко махнул рукой.

– Да не, мест-то много. На зиму поближе к Озерищам переселимся, там у нас теплые схроны. Ну а пока и здесь неплохо. Немец сюда лезть боится, а если сунется, мы его опять раскатаем, как Тарас Иваныч учил...

– Значит, не вышло у Петренко до ставки добраться?

Титоренко помрачнел.

– Оттуда мало кто вернулся. Тебе с Антоном Крюковым поговорить надо, он там с Тарасом Иванычем был и в живых остался. Правда, ногу потерял.

– Ну так давай сюда своего Антона! Что с того, что без ноги. Мне ж с ним не плясать.

Начальник партизанского штаба развел руками.

– Нету здесь Антохи. Вернулся в Пружаны, к бабе своей. Я, говорит, на одной ноге по лесу уже не побегаю, а отряду лишние глаза и уши рядом с немцами не помешают. Так что он теперь у нас там навроде разведчика.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– А что, в Пружанах немцы есть?

– Наведываются иногда. Староста там местный очень перед ними выслуживается.

Шибанов задумчиво побарабанил пальцами по стволу осины.

– Чего-то я в толк не возьму, Михалыч. Если староста там – иуда, а Крюков ваш без ноги домой пришел, как так получилось, что немцы его сразу не сцапали? Ясно же, что он ногу не на рыбалке потерял?

– Старосте тоже жить охота, капитан, – вздохнул Титоренко. – Выдаст он Антоху, мы его повесим. А так он молчит, и фрицы ничего не знают.

– Сложно тут у вас, – крякнул Шибанов.

К ним подошла молодая круглолицая женщина со смеющимися васильковыми глазами.

– Пойдемте, товарищи, к костру, я вам борща налью.

– Борща – это хорошо, – оживился Теркин. – Я украинский борщ очень уважаю! Особенно если с чесночком да с краюшкой черного!

– Действительно, – спохватился Титоренко. – А то я вас тут разговорами замучил совсем.

Борщ оказался отменным. Гумилев быстро съел свою порцию и по приобретенной в лагере привычке вытер миску хлебным мякишем.

– Понравилось? Хотите, я вам еще налью? – спросила круглолицая.

– Если можно, – Гумилев протянул ей миску. Шибанов похлопал его по плечу.

– Ешь, Лева, ешь, набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Гумилев вопросительно посмотрел на капитана.

– Идеи появились?

– Думаю, надо нам расспросить этого Крюкова как следует. Следишь за моей мыслью?

– Значит, пойдем в Пружаны?

Шибанов вздохнул.

– Времени у нас немного, вот в чем беда. Мы уже и так три дня потратили, а толку чуть. Хотел я вас со старшиной попросить сходить в Пружаны вдвоем, а сам тем временем занялся бы рекогносцировкой на местности. С другой стороны, сомнения меня гложут. Сможете вы все как надо разузнать? Вопросы верные задать?

– А то мы дети, – обиженно буркнул Теркин.

– Ну почему – дети? Нас вон в школе НКВД полгода специально учили, как допрос правильно вести.

– Так то – допрос, – сказал Гумилев. Что-то в словах капитана его покоробило. – А мы ведь просто с человеком побеседовать хотим.

– Ну и хорошо, – Шибанов крепко сжал его запястье. – Я ведь, хлопцы, в вас не сомневаюсь. Одна просьба – не задерживайтесь там. Хорошо бы вам к ночи уже вернуться.

К ним подсел Титоренко. Улыбнулся, глядя на то, как гости уписывают борщ.

– Я твоим бойцам провожатого дам, капитан. Он сам с тех мест, все тайные тропки знает.

Повернулся, свистнул.

– Жигулин, ко мне!

Подбежал боец – невысокий, по-бабьи одутловатый. Винтовка за спиной у него болталась из стороны в сторону.

– Вот, знакомьтесь, Ефрем Жигулин. Ефрем, отведешь товарищей в Пружаны. Шепнешь Антохе, чтобы объяснил им все, что они попросят. Товарищи серьезные, из Москвы.

– Ну, командир, – досадливо протянул Шибанов. – Давай только без подробностей.

Титоренко и сам понял, что сказал лишнее. Сердито насупил густые брови.

– В общем, передай, что я велел ему отвечать на все вопросы. Подробно, понял?

– Понял, товарищ начштаба, – неожиданно молодцевато ответил Жигулин. – Передам все в лучшем виде!

– Потом приведешь товарищей обратно. И смотри, отвечаешь за них головой!

– Обижаете, товарищ начштаба, – боец дурашливо закатил глаза. – Разве Ефрем Жигулин вас подводил когда-нибудь?

– Кончай паясничать, – Титоренко повернулся к гостям, пожал плечами. – Вы не смотрите, что он с виду такой балбес, парень-то он неплохой. И образованный – учился до войны на зоотехника.

Неплохой парень Ефрем Жигулин оказался, к несчастью, невероятно болтлив. Всю дорогу он изводил Гумилева и Теркина рассказами о своих боевых подвигах, которых в его биографии, судя по всему, накопилось больше, чем у среднестатистического рыцаря Круглого Стола. На середине повести о том, как Жигулин заманил большой отряд немцев в болото, где они все и потонули, Гумилев не удержался и сказал: