Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 19

Ну семеро – не семеро, а трое ребятишек в доме было. Один совсем мелкий, лет четырех, и двое постарше, годов восьми и двенадцати. Белобрысые все, глазастые. Сидят, смотрят на нас, боятся.

– А где мужик твой, хозяйка? – спрашивает капитан.

– Немцы забрали, – ровно отвечает баба. И ничего больше не говорит.

– Давно?

– Да в июне было.

И снова молчит. Понимай, как хочешь. Но капитан не отстает, упертый он.

– На работы, что ли?

– Может, и на работы. Только одна я осталась, а малых вон кормить чем-то надо.

Улыбается капитан.

– Ты не бойся, хозяйка, мы тебя не объедим. Ты нас чаем напои, и ладно. Посидим и дальше пойдем.

Лицо у бабы вроде попроще становится. Она ж небось думала, что мы у нее и вправду заночуем. Да что там, я и сам так думал! Правда, солнце еще высоко стоит, до ночи пол-леса можно облазить, партизан разыскивая.

– Раз так, – говорит, – за стол садитесь, бойцы. Петька, Лешка – ну-ка, быстро сбегали к тетке Матрене за сахаром!

Пацаны сразу в дверь. Самый маленький за ними было сунулся, но баба его тут же поймала и на место усадила.

– А ты сиди, нечего тебе бегать!

Поставила самовар. Я к ней как бы случайно приблизился, чтобы помочь.

– А можно, – говорю, – поинтересоваться, как вас зовут?

Посмотрела она на меня без особого тепла во взоре, как Левка бы выразился.

– Оксана. А для вас – Оксана Дмитриевна.

Ну, я ей, конечно, улыбаюсь, но вижу, что на внимание мое она вовсе не реагирует. Только хотел завернуть ей какой-нибудь комплиментик, как капитан спрашивает:

– А кто в соседях у тебя, Оксана Дмитриевна?

– Тетка Матрена да дед Степан, – отвечает. – У нас хутор маленький, мужиков не осталось, одни дети, бабы да старики.

– А что же с мужиками сталось? – щурится капитан. – Всех немцы забрали?

Пожимает Оксана плечами – а плечи у нее хорошие, сдобные.

– Кого забрали, кто в лес ушел.

– Значит, в партизаны?

Молчит. Неразговорчивая у нас Оксана Дмитриевна.

В это время прибегает средний пацаненок с кулечком сахара. Протягивает ей и скороговоркой тараторит:

– Тетка Матрена просила соли вечером занести!

Хозяйка его по головенке потрепала и говорит:

– Ладно, иди во дворе с Петькой поиграй, только смотри, не баловаться!

Налила нам чаю, сахар в блюдечко высыпала.

– Ну, и что ж у вас за задание такое, бойцы?

– Секретное, – отвечает капитан. – Не хочешь помочь нам, Оксана Дмитриевна? Денег заплатим.

– На что мне деньги? Все равно на них куплять нечего.

– Про партизан-то нам расскажи, – говорит Шибанов.

– А я про них знаю? Ходят где-то по лесам, сюда не заглядывают.

– А что про них говорят? Сколько их, кто командиры?

Вижу, хозяйка наша злиться начинает.

– Что я вам, гестапо, что ли? Пойди да у них и спроси, если такой любопытный!

– Ну, не хочешь помогать законной власти, как хочешь, – сурово говорит капитан. – Мое дело предложить.

После этого разговор у нас сам собой прекращается. Допиваем мы чай, благодарим хозяйку и собираемся уходить.

И вдруг Лева, который все это время сидел, рта не раскрывая, спрашивает:

– Простите, хозяюшка, а где тут у вас, извиняюсь, сортир?

– Удобства во дворе, – отвечает Оксана Дмитриевна.

– Я на минуточку буквально, – извиняется Лева и выходит из дому. Ну, мы его ждем. Хозяйка как-то нервно на нас поглядывает. Минут через пять Лева возвращается как ни в чем ни бывало – веселый, глаза блестят. Спасибо, говорит, хозяйка, за доброту, за ласку.

Потом, когда уже в лес вошли, он нам говорит:

– А Петьки, старшего, во дворе не было.

Мы с капитаном на него смотрим вопросительно. А он только усмехается.

– Она пацанов за сахаром вдвоем посылала, вернулся только один. И во дворе он один играл – я весь участок осмотрел. К партизанам Петька ушел, про нас предупредить.

– Ага, – хмыкает капитан, – это нам очень даже кстати. Никого искать не надо, они нас сами найдут.

– И убьют, – говорит Лева. – Такие маленькие группы, как наша, для них вроде подарка к празднику.

Я даже остановился. А ведь прав наш Левка, думаю. Вот сейчас как из подлеска полоснут очередью – пишите потом письма мелким почерком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ну, нет, – Шибанов головой мотает, – прямо сейчас – это вряд ли. Во-первых, пацан еще до них не добрался. Во-вторых, слишком близко к хутору. Тут они нас валить не станут, чтобы подозрений лишних не возбуждать. Подождут, пока мы поглубже в лес заберемся, там и кончат.

– Что-то неохота мне дальше идти, – говорю. – Может, на хутор вернемся?

– Вернемся, – раздумчиво говорит капитан. – Только очень и очень тихо. Вы с Левой спрячетесь в кустах, а я на дерево залезу. И будем ждать развития событий.

Развернулись мы и крадучись двинулись обратно к хутору.

Долго тянулся тот день. Залегли мы с Левкой в ложбинке метрах в пятидесяти за огородом тетки Оксаны – мы ее еще с утра приметили, когда вокруг хутора бродили. Видно все как на ладони – и дом ее, и двор, и дорожку, которая по задам хутора к покосившейся баньке идет. Ну, правда, ничего интересного – во дворе белобрысый Лешка играет, на крыше баньки кошка сидит, умывается. Сама Оксана из дома не выходит. У соседей ее тоже полное спокойствие. А нас тем временем комары поедом едят.

Капитан сидит в развилке дерева с другой стороны огорода. В руках у него автомат. Это на случай, если пацан не к партизанам вовсе побежал, а к полицаям. Вряд ли, конечно, учитывая, как Оксана тут на нас крысилась, но осторожность еще никому не мешала.

Пролежали мы так час, и тут со стороны леса слышим – бежит кто-то. Шаги быстрые, легкие. Петька возвращается. Ну, думаю, не близко у них тут партизаны-то.

Проскочил пацан мимо нас, и в дом. Проходит еще минут десять – хозяйка появляется. Повертела головой – и к баньке шасть!

Левка меня локтем толкает – смотри, мол, смотри! Она там кого-то прячет, точно тебе говорю!

Но нет. Ошибся на этот раз Николаич. Вышла хозяйка из баньки – под мышкой у нее бутылка литров на пять, в руках корзинка со снедью всякой. С какой – без бинокля не видать, но чувствуется, что тяжелая.

– Ага, – говорю, – значит, для бойцов Русской Освободительной армии у нее жратвы нет. А для кого-то – прямо скатерть-самобранка.

– Хорошая женщина, – улыбается Левка. – Правильная.

– Гости у нее будут, – шепчу я ему. – Вот тогда и посмотрим – правильная или нет.

Лежим, ждем. Комары жрут, сволочи.

Часа через три начало темнеть. Капитана в ветвях уже не видно совсем. На крыльцо соседнего дома вышел старик, постоял-постоял, перекрестился размашисто и вернулся в дом. Где-то собака брешет. Вот и вся жизнь на хуторе.

Потом в горнице у Оксаны свет зажегся. На окне занавесочка желтенькая, уютно так. И почти сразу же слышу – на тропинке тихие шаги.

Николаич тоже услышал, напрягся весь. А слышал ли капитан – не знаю.

Партизан было шестеро. Один идет впереди, водит автоматом из стороны в сторону. Правильно, конечно, но толку от этой предусмотрительности немного. Если бы на нашем месте оказались немцы или полицаи, то с трех стволов положили бы всех шестерых. Но у немцев вряд ли терпения бы хватило в этих комариных кустах столько времени лежать.

Партизан я рассмотреть успел – четверо взрослых мужиков, парень лет двадцати пяти и один совсем молодой хлопчик, возраста нашей Катьки, наверное. Все с автоматами, мужики в военной форме, парни в штатском.

Идут они по Оксаниному огороду уверенно, будто не раз здесь уже бывали. Четверо заходят в дом, двое у крыльца остаются. Собака, та, что днем на нас излаялась вся, что характерно, ни звука не издает.

Как капитан с дерева своего слез – я не услышал. Увидел его, уже когда он в ложбинку нашу ужом вполз.

– Ну что, – одними губами шепчет, – все вроде тихо. Хвоста за ними нет. Идем знакомиться?

– А стрелять не начнут? – Николаич интересуется. – А то ведь могут с перепугу-то.