Укрощение Зверя (СИ) - Кислюк Лев - Страница 57

Торсионные машины используют более хитрый метод. В пучок натянутых воловьих жил или веревок вставляется рычаг, который вращают до тех пор, пока он не дает должной силы натяжения. Потом его еще доворачивают зарядным механизмом, и, когда рычаг отпускают, сила скрученных жил посылает снаряд. Торсионная машина – это гораздо более совершенная и сложная технология, но она дает заметно больше возможностей.

Наконец, гравитационные машины работают на обычной силе тяжести – то есть противовес запускает снаряд. Такая конструкция оправдана лишь для самых больших машин, когда добиться нужного усилия от торсионной схемы становится невозможно. Понятно, олухи?

– Понятно учитель.

Подчиненные слушали его очень внимательно. От того, как они усвоят уроки «Большого китайца» зависело, выживут или не выживут они на этой новой войне, затеянной Повелителем, с их точки зрения, совсем не вовремя. Стояло жаркое лето, не за горами была уборка урожая, а им пришлось бросить семьи, посевы и отправиться на холодный и неприятный Запад. Бао Чен продолжал.

– Итак, первое орудие – это баллиста. Она мечет стрелы или камни по тому же принципу, что и арбалет. Тетива, натягиваемая специальным механизмом (тут уж банальным крюком или козьей ножкой не обойтись!), изгибает плечи баллисты, затем ее отпускают, и плечи, распрямляясь, посылают вперед камень или стрелу. Взводят баллисту чаще всего обычным воротом наподобие колодезного, на который намотана веревка с крюком – крюк удерживает тетиву. Мощью выстрела баллиста, конечно, не может тягаться с катапультой. Зато стрела летит по относительно пологой траектории, и можно пытаться угодить ей прямо в ворота крепости; а ядром катапульты, летящим по высокой дуге, это едва ли получится сделать.

Катапульта – это иное. Она обладает большим рычагом, один конец которого прикреплен к оси, другой свободен. Свободный конец оснащен либо ложкой, либо «корзинкой» на веревках наподобие пращи (ее часто так и называют – пращей); в эту ложку или корзинку кладут снаряд – как правило, большой камень или, реже, специальное ядро (кое-где применяют еще глиняные кувшины с греческим огнем).

Большинство катапульт приводится в действие так. Ось, к которой прикреплен рычаг, крепится к пучкам жил или веревок (торсионный метод) и накручена почти до предела; ворот тянет рычаг вниз, накручивая веревки еще сильнее. Потом рычаг отпускают – и он отправляет ядро в полет. Снаряд, естественно, летит по навесной траектории, точность – умеренная, зато его легко забросить за стену. Масса снаряда – килограммов 20-40, иногда даже до 50-60. Характерная дальнобойность катапульты – около 300-350 метров. Основное предназначение катапульты при штурме – атака на стены и башни (баллиста может выбирать более мелкие цели, но не проломит серьезную стену). На крепостной стене ее обычно ставят для борьбы с осадными башнями – лучшего средства не найдешь. Стрельба из этой машины много сложнее, чем из баллисты, но вы, обязаны хорошо делать свою работу.

Закон у нашего Повелителя строг, но справедлив. Ленивым, трусливым, неумелым – смерть! Хорошего артиллериста и его орудия будут усиленно охранять в бою, не жалея сил. Но попробуйте не оправдать надежд Великого и ваша жизнь кончилась. Зато если у вас все получится, то вы будете иметь долю в добыче вдвое большую, чем простой всадник с сабелькой и арканом в руках. Онагр, эспрингаль, требюше – так называют франки разные виды орудий. Но нам, китайцам известно гораздо больше видов катапульт, чем этим полуграмотным детям Запада.

И, наконец, основное осадное орудие – это старый добрый таран. Простейший таран – это банальное бревно, которое несут несколько человек и бьют с размаху в створки ворот. Дешево и сердито. Но, по правде говоря, качественные крепостные ворота таким манером можно бить долго и безо всякого результата. Ведь они и железом порой окованы, а сзади стоят подпорки, другим концом воткнутые в землю.

В общем, захолустный форт или укрепленный передвижной лагерь взять так реально, а настоящую крепость – не очень. Поэтому таран ставят на колеса. Сперва – на обычные катки (просто круглые бревна, которые сзади из-под тарана вынимают и переносят вперед); такие системы были у Александра Македонского. Потом – на полноценные колеса. В этой конструкции ничто не мешает подвесить бревно на петли, оковать его конец и заострить, а команда неплохо защищена.

Конечно, защита эта далеко не идеальна, но все же шансы выжить у пробивающих ворота куда лучше, чем были раньше… Применяются ещё осадные башни, но это просто. Строится деревянная башня в непосредственной близости от стены крепости противника. Высота её должна быть выше, чем стена. Сверху начинаем обстреливать врага из всех имеющихся орудий. Вам понятно?

– Понятно учитель.

– А теперь работать, степные волки! Да так, чтобы ваши мускулы скрипели! Иначе не будете стоить даже той шурпы, которую вы съели сегодня.

Бао Чен назвал своих солдат степными волками. Пожалуй, он был не прав. Это были мощные высокие и очень сильные физически люди, больше похожие на медведей. Для главного артиллериста Тимура специально искали людей именно такого склада. Детали осадных и метательных орудий, а также снаряды к ним обладали солидным весом. Только крупные мускулистые мужчины способны были управляться с этими увесистыми зарядами и орудиями.

Степными волками скорее можно было назвать квартирьеров. В их обязанности входил поиск удобных стоянок для всех подразделений армии. А также обеспечение войск провиантом и фуражём. День и ночь рыскали по степи небольшие отряды хищных кочевников, отбивая чужой скот, забирая зерно из общинных хранилищ. Если вопрос питания людей сами воины решали за счет собственных табунов лошадей, верблюдов и охоты. То фураж – это было очень важно.

Было мобилизовано более ста тридцати тысяч воинов. Почти каждый из них имел коня и двух-трех заводных лошадей. Свежая трава на всем пути огромной армии была съедена или вытоптана. Все зависело от предприимчивости снабженцев. Некоторые степные ханы и князья поспешили выразить Тимуру верноподданнические чувства, и сами предложили снабжать фуражём часть его войска. Тем самым они застраховали себя от полного разорения.

Иногда квартирьеры встречали яростное сопротивление. Бывало, что несли серьёзные потери. О таких случаях сразу докладывали Повелителю.

Вся эта громадная людская масса быстро двигалась на Запад четырьмя колоннами. В центральной её части находился Повелитель со всем своим двором. На каждом привале ему ставили большую юрту, покрытую золотистым каракулем, и рослые барласы-телохранители выстраивали вокруг неё привычные семь рубежей охраны. Семь – священное число. Если вокруг жилища семь колец охраны – этот дом бережет сам Всевышний. На этот раз Тимур собрал в своей юрте расширенный военный совет.

На огромном персидском ковре расселось сорок человек – командующие правыми и левыми крыльями войска, начальники четырех туменов личной гвардии, начальник разведки, Мухитдин Туклук – главный визирь Посольского приказа, начальник артиллерии, начальник интендантской службы с заместителями, граф Рамон Менендес Хорхе Феррас и-Перальта – командир наемной пехоты.

Тут же сидели на маленьких подушечках два личных секретаря Повелителя, дабы мгновенно запечатлеть его волю на выделанных телячьих шкурах или на китайской бумаге. Некоторым из его внуком предписано было участвовать во всех советах войска, но сидеть молча, слушать и учиться. Поэтому в самом дальнем углу юрты сидел маленький Улугбек, впитывая в себя все, что скажут и покажут на этом совете. Рядом с ним горда и строго смотрела на всех старшая жена Повелителя, имеющая едва ли меньше власти, чем сам Тимур, Сарай Мульк-ханым. Она лично занималась воспитанием Улугбека и считала его самым способным из потомков Великого. Поэты и историки занимали места в непосредственной близости от походного трона. Все собрались и тихо сидели, не говоря ни слова. Ждали Тимура.

Он вошел быстро и, строго оглядев присутствующих, сел на приготовленное ему золоченое кресло. На Повелителе было два халата. Нижний простой и верхний парчовый с серебряной вышивкой. Желтые хорезмийские мягкие сапоги делали его походку неслышной. Белая, с золотой блесткой чалма была накручена на ферганскую тюбетейку. Ему было уже пятьдесят, возраст для воина довольно почтенный, но он был быстр в движениях. И взгляд его желтых глаз мало кто мог выдержать. Крупные пальцы сжимались и разжимались – это было признаком крайнего гнева у Тимура Гуркани. Оглядев присутствующих ещё раз, он спросил: