Укрощение Зверя (СИ) - Кислюк Лев - Страница 43

– У тебя князь теперь много забот. Занимайся армией и организацией обороны Москвы. А я, с Божьей помощью, возьму на себя эту задачку с двойником. Будешь говорить с послом – откажись выдавать Касима.

– Ты же только что сказал – отдадим.

– Нам нужно время. Нужно чтоб все совпало.

– Что совпало?

– Все задуманное должно быть свершено.

– Значит, ты уже что-то делаешь?

– Пытаюсь.

– А, что ты делаешь? Скажи хоть приблизительно.

– Пытаюсь найти способ укротить зверя.

– Как это?

– Когда я был совсем молодым, то учился в семинарии, в Византии. Нас, семинаристов иногда отпускали погулять по городу. Во время одной из таких прогулок увидел я странную картину. На огромной телеге стояла клетка, в ней был страшный африканский лев. Чтобы разглядеть хищника получше, я подошел близко к клетке. Вдруг, на моих глазах в клетку вошел человек и стал расчесывать гриву льву. Лев же, вместо того, чтобы разорвать смельчака, стал к нему ласкаться. Лизал ему руки и лицо.

Потом человек стал отдавать команды страшному зверю, а тот, как собака их выполнял. Я спросил, у мужчины, как он этого добился. Тот ответил, что существует много приемов для укрощения диких зверей. Вот и я хочу найти способ укротить дикого зверя по имени Тимур.

Князь махнул рукой и резко, вместе со своей охраной повернул к Кремлю. Митрополит поехал к своему дому. Он хотел поспать немного, но сон не шел. «Почему Тимур не послушал шейха Зайнутдина? Почему все-таки собрал войско против московского князя? Столько лет удавалось шейху удерживать этого грозного барласа в Азии, а теперь Тимур вышел из-под контроля.

В молодости, когда Киприан был ещё послушником в византийском монастыре, в его обязанности входили походы на базар за провизией. Восточный базар манил молодого болгарина своим разнообразием красок и обилием языком и диалектов. Иногда он выкраивал время, чтобы сходить в турецкую баню, которую любил чрезвычайно. Ведь в бане не только мылись, там ещё и говорили. Поэты читали свои стихи, купцы заключали сделки, богословы спорили о священных текстах.

Там он познакомился с молодым арабом суфийским [62] философом Зайнутдином Абубекром. Они сразу понравились друг другу. Молодость тянулась к молодости, разум к разуму. Зайнутдин и Киприан быстро поняли, что в основе их религий лежит один и тот же принцип монотеизма, а различия, по большому счету, только в ритуалах связанных с климатом и традициями их народов.

С этого момента они подружились на всю жизнь. Когда Киприан стал митрополитом киевским и литовским, он наладил переписку со своим другом и стал посылать ему небольшие, но очень ценные подарки. Зайнутдин к этому времени стал советчиком и духовным руководителем молодого Тимура Тарагая бин Барласа. Он часто спрашивал совета у Зайнутдина Абубекра Тайбадского. Этот суфий, благословляя Тимура на задуманное им дело, препоясал его поясом, дал ему шапку и вручил коралловое кольцо с надписью: «рости-расти», что означает: если будешь, справедлив, то во всем встретишь удачу.

Именно шейх Зайнутдин пожелал Тимуру всякого успеха в делах и, между прочим, рассказал, что из бывшего ему откровения он узнал, что на земле есть один человек, который во всем его поддерживает, называя наибом пророка, что теперь Тимур не может увидеть этого человека, но когда-нибудь он сам посмотрит на него счастливым взглядом… Шейх имел в виду своего друга Киприана.

Зайнутдин никогда не советовал Тимуру идти на Русь. Он говорил, что это святые места и, что ислам туда надо нести на пальмовой ветви, а не на мече. И жестокий Тимур Гуркани, покоривший много стран даже не пытался повторить путь Батыя и Чингисхана. Ему хватало забот с Центральной Азией, Ближним Востоком, Северной Африкой и Китаем. Но время шло, неподвластных Тимуру земель становилось все меньше. Захватив Кавказ, Великий Хромец задумался о русских лесах. И никак не мог понять, почему первый раз в жизни, шейх Зайнутдин отговаривает его от похода.

Киприан рассчитывающий на влияние шейха был разочарован и, предпринял несколько самостоятельных шагов для защиты Московии от жестокого завоевателя. Но вот сработают ли его задумки, митрополит не знал.

Посол Тимура Шамсутдин Бури ещё вечером был извещен, о том, что утром его примет сам князь Василий. Поэтому он не спал почти всю ночь. Утром он с помощью слуги, облачился в несколько парчовых халатов, шапку из сибирского соболя. Саблю украшенную чеканкой и золотой инкрустацией пристегнул на расшитую перевязь. Слуги подвели послу лошадь в богатой упряжи. Он с трудом взгромоздился на нее. Ох, как не хотелось Шамсутдину ехать в Кремль!

С каким бы удовольствием он читал стихи любимых поэтов в тихом самаркандском доме с внутренним двориком и садом. Вернуться бы живым из терема этого варварского князя! Слуги уложили подарки и выстроились за послом.

Кортеж быстро двинулся в сторону Кремля. Дьяки Посольского приказа плетками расчищали дорогу от любопытных зрителей, уличных торговцев и лавочных зазывал. Самого посла ни разу, до того, не бывавшему на Руси, больше всего удивили московские дороги, устланные деревянными досками. В Самарканде никому такое даже в голову бы не пришло.

«Дерево очень дорогой материал. Видимо урусы несметно богаты, раз могут себе позволить такую роскошь. Правильно делает Повелитель, что собирается завоевать эту страну и навести тут порядок» – думал Шамсутдин. Он был добрый человек, а сейчас ему необходимо было разозлиться на этих глупых и развязанных урусов, чтобы говорить с московским князем слегка свысока. Он, как-никак, представитель непобедимого Воителя Тимура Гуркани! А разозлиться, никак не получалось. И в палату он вошел не так, как предписывала инструкция. Посол должен входить в зал приемов иноземного царя медленно и с гордо поднятой головой, как хозяин! А Шамсутдин влетел как обычный человек, да ещё и оглянулся на слуг. Этого, согласно протокола, делать было нельзя.

Смущение главы посольства было замечено всеми. Князь и митрополит переглянулись и сделали вид, что ничего не происходит. Бояре тихонько загалдели и стихли только по мановению руки митрополита. Посол поклонился, слегка опустив вниз голову и начал, давно заготовленную речь.

18

(Рода неправедного ужасны люди. Соломон Великий)

Пыль на дороге в три вершка была мягкой теплой под весенним солнцем. Глубокая колея, выбитая и выдавленная многими повозками, говорила путнику о том, что он не первый следует по этому накатанному пути. Человек спешился, проверил подпругу, подтянул стремена и снова вскочил в седло. Нужно было догнать обоз с камнем следовавший в Касимов. Вот уже несколько дней он, ехал из Москвы в рязанскую землю с этим обозом.

Главным над всеми телегами был старший мастеровой по каменному делу Михей Колос, по прозвищу Гладила – знаменитый каменщик и штукатур. Он и ещё десять человек мастеров гнали подводы с белым известняком на строительство крепости хана Касима в Городце Мещерском, который народ всё чаще называл – город Касимов. Человек по имени Ахмат, печенег с далекого Арала, как он сам назвался, пристал к ним ещё в Москве. Сказал, что хочет поступить на службу к молодому хану, обласканному московским князем. Никто не удивился, много татар, печенегов, и других тюрок сейчас сняли шатры, юрты и двинулись в вотчину хана Касима. О нем говорили, что справедлив, зря никого не обидит. Хорошо встречает новых людей, дает всем хлеб и службу. Этот же был один. Ну так в жизни всякое случается, отстал от своего рода, хочет найти хорошего хозяина. В дороге всякий помощник ценен. Этот же, как видно, бывалый путешественник. О себе особо не рассказывает, но по тому, как ставит палатку, заботится о лошади и прочим незаметным для неопытного глаза приметам видно, что жизнь его многому научила. Да и оружие у него было хоть и не воинское, а охотничье, но лук большой в саадаке [63] и стрелы в колчане. Кинжал в простых ножнах – большой, сверкающий на солнце, если он его обнажал. Ухоженное, хорошо смазанное оружие, добротная упряжь, мозоли на руках у оснований пальцев – все указывало, что это опытный воин. Ел он со всеми, то же, что и русские, свинины не чурался. При них никакому богу не молился. Узкие, черные глаза зорко смотрели из-под густой черной челки, прикрытой бараньей шапкой. Едет и едет, кому какое дело.