Укрощение Зверя (СИ) - Кислюк Лев - Страница 20

Подойдя к казачьему отряду, кавалькада митрополита остановилась, Киприан вышел, раздвинув своих охранников и, ни слова не говоря, уставился на царевича Касима. Ордынец, не мигая, выдержал взгляд первосвященника Руси и только слегка наклонил голову в знак приветствия. Тогда Киприан повернулся к Мусе Гирею. Он осмотрел сотника с ног до головы, удовлетворенно хмыкнул и сказал: «Молодец!».

– Рад служить вам владыка, – сказал Муса и медленно поклонился

Митрополит продолжал смотреть в глаза сотнику. Муса видел перед собой усталого пожилого человека с серо-голубыми глазами. Довольно высокого роста, с широкими плечами пахаря и нежными руками царедворца. В глазах первосвященника Муса не увидел злобы и гнева – только усталость и боль. Постояв так несколько минут, Киприан резко повернулся, поднялся по Крыльцу в палату и пропал в её темном чреве.

Вышел крепкий дружинник из княжеской охраны и громко сказал:

– Али-бен Джемал-ал-ислам!

Арабы, стараясь придать своим лицам, степенность и важность, поднялись по ступенькам и вошли в палаты. Остальные терпеливо ждали своей очереди. Слуги разносили ожидающим хлебный квас и разнообразные морсы в деревянных и глиняных чарках. Итальянцы, попробовавшие квас впервые, одобрительно подняли вверх большие пальцы правой руки: «Buono [34]!!!» Вышли довольные арабы. Позвали итальянцев. Потом тамплиеров. Беседа с рыцарями как видно была долгой, но, наконец, дошла очередь и до Касима.

– Ордынский царевич, его величество Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид и сопровождающие его казаки! – выкрикнул дьяк.

Касим гордо выпрямился и вошел в широкую комнату, в самом конце которой, на высоком золоченом кресле, которое уместнее было бы назвать троном, сидел высокий чернобородый человек в трех богатых кафтанах, одетых один на другой, и в шапке с оторочкой из меха блестящего соболя. Человеку явно было жарко в этих одеждах, лоб его был мокрым, а глаза выражали страдание. По бокам от него стояли два гридня с обнаженными саблями.

На скамейках справа и слева сидели бояре, в нарядах попроще и, поэтому от жары не страдающие. На отдельном кресле восседал уже знакомый Касиму, Киприан. Царевич вошел, так как предписывал придворный этикет его Родины – прижал руку к груди, наклонил голову и сказал:

– Приветствую тебя, Великий князь Москвы, Рязани, Твери и прочих славных земель. Я, Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид, прошусь под руку твою. Обещаю хранить тебе верность и преданность. Готов поклясться в этом на своём мече.

Подскочивший тут же толмач быстро перевел сказанное. Царевич встал на одно колено и махнул рукой Мусе Гирею. Нужно было вручать подарки. Князь Василий Дмитриевич мельком поглядел на них и дал команду унести.

– Встань царевич, не пристало потомку Чингисхана стоять на колене перед равным себе потомком Рюрика – сказал он, поднимая Касима.

Теперь они оба стояли во весь рост и разглядывали друг друга. Князь Василий, ещё не старый, высокий, с коротко подстриженной черной бородой и царевич Касим, ниже его почти на голову, стоял, гордо выпрямившись, рассматривая князя своими карими азиатскими раскосыми глазами. Василий вернулся в кресло, и усевшись в него основательно, спросил Касима на тюрки:

– Ты ел и пил из рук Тимура Гуркани, а потом взял и ушел без разрешения, пока грозный воин был в походе. Если он захочет вернуть тебя, готов ли ты к этому?

– Теперь ты мой господин, я выполню все, что ты мне прикажешь.

– Но ведь и Тимур был твоим господином, а ты ослушался его и бежал.

– Я не присягал ему, он низкого рода и сам обязан присягать мне. Ни мой улус, ни я не имеем никаких обязательств перед Тимуром Барласом. Хочу, служу ему, хочу, нет. Я ему никогда не служил, он принуждал меня отдавать людям приказы, и они участвовали в его бесчеловечных войнах. Верь мне князь!

– Этому Тимуру Аксаку только повод нужен, чтобы на Русь пойти! Все страны востока он уже завоевал. Это, правда, что если город ему не сдается и он, его все-таки захватывает, то в отместку, он приказывает из голов жителей этого непокорного города курганы складывать?

– Правда, князь. Он очень жесток, врать не стану.

– Да уж как тут соврать, когда почитай весь мир об этом говорит!

– Это относится только к тем, кто ему не покоряется. Когда он осаждал город Багдад, то сначала послал к горожанам гонца и предупредил, что если его войскам окажут сопротивление, уничтожены будут все поголовно. Багдадские христиане убили посла и потом были абсолютно все вырезаны, а мусульман он пощадил.

– Сколько людей ты приведешь под наши знамена, хан Касим? (Василий впервые назвал Касима – хан. И тем, самым признал его равным себе, по ордынским обычаям.) Глаза Касима заблестели. Если разговор пошел о количестве воинов, значит, его предложение заинтересовало князя.

– Мой улус небольшой, но если весть дойдет до каждого аскара [35], то придут четыре тумена [36] воинов со своими семьями и скотом.

Князь переглянулся с молчавшим до сих пор митрополитом. Бояре одобрительно заговорили между собой. Куликовская битва, нашествие Тохтамыша, многочисленные междоусобицы – все это сильно подорвало обороноспособность Руси. И сорокатысячная, хорошо обученная конница, на полном самообеспечении, была бы очень кстати. Но что скажет жестокий Тимур?

– Ладно, хан. Ты видно долго думал, пока принял свое нелегкое решение. Дай и нам подумать. А пока приглашаю тебя вечером на пир! Будут только свои, не взыщи, но угощение будет такое, какого ты в Орде не едал. Да вот, что, бери с собой своего побратима. Не удивляйся. Все, что в дороге с вами происходило мне ведомо.

– Буду рад, князь. А когда будет принято решение?

– Вот молодежь, все торопиться. А торопиться не надо. Нужно все взвесить, все предусмотреть. Ты что ли объяснил бы им это, отче! – кивнул князь в сторону митрополита – А теперь пойдемте, други мои, дел ещё невпроворот… Да и кафтаны эти мне порядком уже надоели. Прощай, хан. До вечера.

Касим поклонился князю Василию, потом направо и налево боярам. Митрополит удостоился отдельного поклона и ответил на него легким кивком головы. Пятясь, Касим и его свита вышли из палаты. На улице Касим не выдержал и подскочил к Мусе.

– Муса, меня князь другом назвал!

– Это формальная встреча, Касим. Все, что было сказано – это протокол. Какое они решение примут пока неясно.

– Как неясно? Им же нужны мои всадники!

– Твоих всадников пока никто не видел. Представь себе ситуацию – ты дал команду своему улусу двинуться к тебе, а Тимур их не пустит! Может такое быть?

– Может, но мой улус – это мои родичи. Найдут способ вырваться.

– Какой ты ещё мальчишка. Они пойдут, а он из их голов курган сложит…

– Ты не понимаешь Муса. Если он так сделает, то нарушит весь уклад степных народов. Святой долг моих людей повиноваться мне!

– Жизнь покажет.

В это время к ним подошел Феофан – дьяк Посольский.

– Уважаемый хан Касим, князь предлагает тебе поселиться в его дворце на время переговоров. Если тебе удобнее жить с казаками в лагере, Василий Дмитриевич это поймет. Знает привычки степняков, и сам иногда любит в юрте переночевать. Но одеял меховых, сладостей восточных он тебе в лагерь передаст.

– Спасибо, дьяк Феофан.

– Теперь ты, казак. С тобой митрополит хочет встретиться, причем до вечернего пира. Только разговор будет не в Патриаршей палате, а у него в доме. Проводить?

– Не надо, сам найду.

– Ну, тогда удачи тебе сотник!

– Благодарю!

Довольный разговором с князем, Касим, в сопровождении десятников, отправился в лагерь. А Муса на Тулпаре, двинулся в город.