Вечная ночь - Грэй Клаудия - Страница 53

Чтобы хоть немного утешиться, я подняла руку к свитеру, к тому месту под ключицей, куда приколола сегодня утром брошь. Казалось, что это произошло тысячу лет назад. Но брошь была на месте, и резные черные края лепестков приятно холодили пальцы.

В эту самую минуту мы шли мимо ломбарда с тремя позолоченными неоновыми шарами над дверью, и меня осенило.

— Бьянка, не надо! — возразил Лукас, когда я потянула его в убогую лавчонку. Полки были завалены разным хламом и вещами, от которых люди хотели избавиться, вроде ярких кожаных пальто, солнечных очков в металлической оправе и высококачественной электроники, вероятно ворованной. — Мы можем вернуться обратно на автобусную станцию.

— Нет, не можем. — Я отстегнула брошь от свитера, изо всех сил стараясь не смотреть на нее. Если только я увижу эти безупречные черные цветы, то потеряю самообладание. — Речь идет не о том, чтобы устроиться с удобствами, Лукас. Речь идет о нашей безопасности и о месте, где мы все-таки сможем поговорить. И... — «И попрощаться», — подумала я, но так и не смогла произнести этого вслух.

Лукас немного подумал и кивнул.

Вероятно, оба мы выглядели очень подавленными, когда подошли к ростовщику, но ему было на это наплевать. Костлявый мужчина в рубашке из полиэстера, он толком и внимания-то на нас не обратил.

— Что это? Пластик или что-то в этом роде?

Я поспешно сказала:

— Это настоящий гагат Уитби.

— Не знаю я никакого Уитби. — Ростовщик постучал пальцем по резным листьям. — Эта штука давно вышла из моды.

— Потому что она антикварная, — произнес Лукас.

— То и дело такое слышу. — Ростовщик вздохнул. — Сто долларов. Берите или уходите.

— Сто долларов! Да это всего половина ее стоимости! — воскликнула я.

И вообще, эта брошь дороже любых денег. Я носила ее практически каждый день в течение нескольких месяцев, как зримый символ моей любви к Лукасу. Как может этот человек смотреть на нее так холодно?

— Люди приходят сюда не для того, чтобы получить наилучшую прибыль со своих вложений, милочка. Они приходят за наличными. Тебе нужны наличные? Я сделал свое предложение. А иначе катитесь отсюда и не тратьте понапрасну мое время.

Лукас хотел забрать брошь, лишь бы не отдавать ее за бесценок. Я это сразу поняла по тому, как он упрямо выпятил челюсть. Но я уже знала, что он зачастую готов сделать то, что ему хочется, даже если поступок будет неправильным, — а нам сейчас никак нельзя забирать брошь. Поэтому я решительно протянула руку ладонью вверх:

— Сто долларов, пожалуйста.

За свою жертву мы получили пять двадцатидолларовых купюр и бумажную квитанцию, обещавшую, что можно получить брошь обратно, если в ближайшие пару дней нам улыбнется фортуна.

— Я найду деньги, — пообещал Лукас, когда мы вышли из ломбарда и отправились на поиски отеля, — и возвращу ее тебе.

— Ты говорил, что ты богатый, когда покупал мне эту брошь. Это правда?

— Гм...

Я вскинула бровь:

— Не совсем?

— Видишь ли, у меня есть доступ к деньгам Черного Креста, а средств у них немало. Но предполагается, что я должен тратить их по делу. На необходимые вещи. — Он пожал плечами. — Не на драгоценности.

— То есть, купив мне брошь, ты влип в неприятности?

Лукас с мрачным лицом засунул сжатые кулаки поглубже в карманы.

— Я сказал им, что по сути работаю на них. А жалованье или плату за риск не получаю, так что, с моей точки зрения, они мне должны. Именно это я скажу им, когда придется объяснять, что я снова выкупаю брошь. Потому что она твоя, Бьянка. Она принадлежит тебе. Точка.

— Я тебе верю. — Я обхватила ладонями его лицо. — Но это не самое важное на свете, договорились? Самое важное то, что мы в безопасности, мы вместе и у нас есть шанс во всем этом разобраться.

— Да. — Взлохмаченные волосы Лукаса были теплыми под моими руками. Я пригладила их, и он закрыл глаза. — А теперь давай найдем место для ночевки.

Нам пришлось пройти всего два квартала, и мы наткнулись на дешевый отель. В маленьком холле воняло пивом и табаком. Лукас попросил номер с двумя отдельными кроватями, и портье с интересом глянула на нас из-за своей перегородки из пуленепробиваемого стекла. Я старалась не думать о своей драгоценной броши, проданной ради того, чтобы оплатить ночь в небольшом номере со скрипучими кроватями и темно-синими шерстяными одеялами, освещенном единственной фарфоровой настольной лампой. Мы зашли в него, не прикасаясь друг к другу, даже не взявшись за руки, но я очень остро ощущала, что мы с Лукасом одни в спальне. Он включил лампу между кроватями, но легче мне не стало. Я внезапно заметила, что влажная рубашка Лукаса прилипла к телу. Почти прозрачный хлопок только подчеркивал мускулатуру его спины.

— Хочешь раздеться в ванной? — мягко спросил меня Лукас. — А я залезу под одеяло и выключу лампу. Когда ты выйдешь, я ничего не смогу увидеть.

Я засмеялась, нервно и облегченно одновременно.

— Теперь ты обладаешь некоторыми нашими способностями, а кое-кто из нас может видеть в темноте.

— Только не я. Клянусь. — Он криво усмехнулся.

Я вошла в крохотную ванную и вещь за вещью стащила с себя промокшую одежду. К счастью, трусики и футболка были почти сухими. Я умылась, заплела в косу ставшие после дождя курчавыми волосы; через дверь было слышно, как Лукас с кем-то отрывисто разговаривает, потом он повесил трубку. Вероятно, он только что сообщил Черному Кресту, где нас искать.

Я уставилась на себя в зеркало. Не то чтобы я раньше не обращала внимания на свое тело, но мне ни разу не приходилось смотреть на себя и думать, какой меня видит кто-нибудь другой. Лукас вот-вот увидит меня. Решит ли он, что я красивая? Я чувствовала себя красивой и хотела, чтобы он меня увидел. Я провела руками по животу, потом по бедрам, по-новому ощущая свои прикосновения.

Все это время Лукас был по другую сторону двери. Раздевался. Ждал меня. Полоска света под дверью ванной погасла. Я глубоко вздохнула, щелкнула выключателем и открыла дверь. Только тусклый свет городских огней, просачиваясь сквозь занавески, освещал комнату.

Всматриваясь в темноту, я различила очертания Лукаса: он выбрал кровать, дальнюю от ванной. Лукас уже лежал под одеялом, и я видела только одну голую руку и плечо. Пару раз вздохнув, я подошла к кровати Лукаса. Он посмотрел на меня недоверчиво, но приподнял одеяло, приглашая меня лечь.

— Только спать, — прошептала я.

У меня бешено стучало сердце, и собственный голос показался мне слабым и незнакомым. Меня охватил жар, жарко было даже между пальцами рук и ног.

— Только спать, — пообещал он.

Не знаю, поверила ли я кому-нибудь из нас.

Я скользнула в постель, и Лукас укрыл нас обоих одеялом. Я положила голову на подушку в каких-то нескольких дюймах от его головы. Кровать была слишком узкой для нас двоих, поэтому мы невольно прикасались друг к другу; моя голая нога задела его ногу, его трусы-боксеры слегка царапнули мои бедра, моя грудь ощущала жар, исходящий от его обнаженной груди.

Лукас смотрел мне в глаза.

— Я должен знать, что ты веришь в то, что я поступаю правильно.

Я подумала:

— Я верю, что ты поступаешь так, как считаешь правильным.

— Довольно близко к моим словам, — устало сказал он.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

В этот момент мне захотелось притянуть его к себе, чтобы мы затерялись друг в друге и забыли обо всем на свете. И мне было наплевать, останемся ли мы живы, увидимся ли еще когда-нибудь, наплевать даже на то, что это мой первый раз. Но прежде чем я успела шевельнуться, Лукас с таким благоговением взял обе мои руки в свои, словно собрался молиться.

— Мы не можем позволить себе потерять голову, — пробормотал он.

Его пылающий взгляд впивался в меня, будто он ничего больше в жизни не хотел, как только потерять голову.

— А вдруг можем? — дрожащим голосом переспросила я.

Он сильнее сжал руки, и что-то внутри меня шевельнулось в ответ. Но Лукас даже не попытался поцеловать меня.