Вечная ночь - Грэй Клаудия - Страница 17

В фойе кинотеатра уже кружили несколько учеников. Скорее всего, не в связи с внезапно возродившейся популярностью Кэри Гранта, а просто потому, что Ривертон не предлагал широкого выбора развлечений. Но мы по-настоящему хотели посмотреть этот фильм — до тех пор, пока не увидели, кто назначен сопровождающим в кинотеатре.

— Поверь, — сказала мама, — мы в таком же смятении, что и вы.

— Мы ничуть не сомневались, что вы пойдете куда-нибудь перекусить. — Папа обнимал ее за плечи, как будто это их свидание, а не наше. Мы все стояли в фойе перед щитом с афишами, с которых на нас в тревоге уставилась Джейн Фонда, словно пыталась решить нашу дилемму, а не собственную. — Вот почему мы согласились подежурить здесь, а в кафе пошел кто-то другой.

— Вам еще не поздно пойти поесть оладий, — добавила мама. — Мы не обидимся.

— Все нормально. — Уж чего нормального в том, чтобы провести первое свидание под надзором родителей, но что, интересно, мне оставалось делать? — Оказалось, что Лукас любит старые фильмы, так что... все хорошо, правда?

— Конечно. — По Лукасу никак нельзя было сказать, что все хорошо.

Он выглядел даже более потрясенным, чем я.

— Ну, если, конечно, ты любишь оладьи... — протянула я.

— Нет. В смысле — я люблю оладьи, но старые фильмы я тоже люблю. — Он так вызывающе вздернул подбородок, будто ожидал, что мои родители начнут его запугивать. — Мы остаемся.

Вместо того чтобы принять угрожающий вид, родители заулыбались.

В воскресенье за обедом я сказала им, что мы с Лукасом едем в Ривертон вместе. Я, конечно, не распространялась, боясь, что их парализует от потрясения, но суть они уловили правильно. К моему удивлению — и облегчению, — они не стали меня ни о чем расспрашивать; если уж совсем честно, они сначала переглянулись, проверяя реакцию друг друга. Наверное, странное чувство, когда твой «чудо-ребенок» становится достаточно взрослым, чтобы идти с кем-то на свидание. Папа спокойно заметил, что Лукас кажется ему хорошим парнем, и спросил, положить ли мне еще макарон с сыром.

Короче говоря, не знаю уж, какой безумной гиперопеки ожидал от них Лукас, но ничего такого не произошло. Мама сказала только:

— На случай, если вы захотите оказаться подальше от нас (а я думаю, что захотите), мы идем на балкон, потому что туда пойдут почти все ученики.

Папа кивнул:

— Балконы — великий соблазн и оказывают сильнейшее гравитационное притяжение на напитки в руках подростков. Я уже с этим сталкивался.

Лукас с непроницаемым лицом ответил:

— Кажется, мы проходили это на уроках естествознания.

Родители засмеялись. Я словно окунулась в теплую волну облегчения. Им понравился Лукас, и может быть, они как-нибудь пригласят его на воскресный обед. Я уже видела, как Лукас постоянно находится рядом со мной, — он легко заполнял все пустоты моей жизни.

Лукас выглядел не так уверенно; когда он вел меня в фойе кинотеатра, взгляд его выражал настороженность, но я решила, что это нормальная реакция любого мальчика на родителей девочки.

Выбрав места под балконом, где мама с папой не могли нас увидеть, мы с Лукасом сели совсем рядом, соприкасаясь коленями и плечами.

— Никогда такого не делал, — сказал он.

— Не ходил в старомодные кинотеатры? — Я оценивающе посмотрела на позолоченные завитки орнамента, украшавшего стены и балкон, и на темно-красный бархатный занавес. — Они в самом деле красивы.

— Я совсем не об этом. — Несмотря на всю свою агрессивность, Лукас иногда мог выглядеть очень застенчивым, но это случалось только тогда, когда он разговаривал со мной. — У меня никогда до этого не доходило... ну, встречаться с девушками.

— Так это и твое первое свидание?

— Свидание... Что, люди до сих пор употребляют это слово? — Я смутилась бы, не подтолкни он игриво мой локоть. — Я просто хочу сказать, что мне еще никогда не доводилось так вот выходить с кем-нибудь куда-то. Просто гулять без чужого присмотра и не думать, что через неделю-другую придется уезжать.

— Ты это говоришь так, будто нигде и никогда не чувствовал себя дома.

— Не чувствовал — до сих пор.

Я скептически глянула на него:

— «Вечная ночь» кажется тебе домом? Ну ты даешь!

На лице Лукаса медленно расплылась улыбка.

— Я имел в виду не «Вечную ночь».

В эту минуту медленно начал гаснуть свет — и слава небесам, иначе я непременно ляпнула бы какую-нибудь глупость вместо того, чтобы получать удовольствие от происходящего.

«Подозрение» — один из тех фильмов с Кэри Грантом, которые я раньше не видела. Эта женщина, Джоан Фонтейн, вышла замуж за Кэри, хотя он и был безрассудным и тратил слишком много денег. Она на это пошла, потому что он — Кэри офигительный Грант, а значит, стоил того, чтобы потратить пару баксов. Но мои рассуждения Лукаса не убедили.

— Разве тебе не кажется подозрительным, что он изучает яды? — прошептал он. — Кто делает изучение ядов своим хобби? Согласись хотя бы, что это странное хобби.

— Ни один мужчина, который выглядит так, как он, не может быть убийцей, — настаивала я.

— А тебе никогда не говорили, что ты слишком быстро начинаешь доверять людям?

— Заткнись! — Я пихнула Лукаса локтем в бок, и из нашего ведерка с попкорном выскочило несколько зерен.

Я с удовольствием смотрела кино, но еще большее удовольствие получала от того, что сидела так близко к Лукасу. Поразительно, как непринужденно мы могли с ним общаться, не говоря ни слова, — достаточно уклончивого веселого взгляда или того, как легко наши руки соприкоснулись и пальцы переплелись. Подушечка его большого пальца описывала круги по моей ладони, и одного этого хватало, чтобы сердце мое заколотилось. А каково будет, если он меня обнимет?

В конце выяснилось, что я права. Оказалось, что Кэри изучал яды для того, чтобы иметь возможность совершить самоубийство и избавить бедняжку Джоан Фонтейн от его многочисленных долгов. Она настояла на том, что вместе они разберутся со всеми сложностями, и они уехали вдвоем. Когда погас последний кадр, Лукас покачал головой.

— Совершенно фальшивый конец. Хичкок хотел, чтобы он оказался виновным. Это студия вынудила его оправдать героя Кэри Гранта, чтобы зрителям понравилось.

— Конец не может быть фальшивым, потому что это конец, — возразила я. В зале на минуту включили свет перед вечерним сеансом. — Давай сходим куда-нибудь еще, ладно? У нас есть немного времени до автобуса.

Лукас посмотрел вверх, и мне стало ясно, что он не прочь уйти подальше от родительских глаз.

— Давай.

Мы шли по небольшой главной улице Ривертона, и нам казалось, что каждый открытый магазин или ресторанчик был заполнен беглецами из академии «Вечная ночь». Мы с Лукасом молча проходили мимо них, пытаясь отыскать то, что нам по-настоящему требовалось, — место, где можно побыть наедине. Мысль, что Лукас хочет уединиться со мной, одновременно возбуждала и пугала меня. Вечер стоял холодный, осенние листья шелестели на мостовой, а мы шли и болтали ни о чем.

Наконец, пройдя мимо автобусной станции, которой оканчивалась главная улица, мы обнаружили за углом старую пиццерию, и выглядела она так, словно ее не приводили в порядок годов с шестидесятых. Не став заказывать целую пиццу, мы просто взяли по куску простой сырной, по банке содовой и вошли в кабинку.

Мы сидели лицом друг к другу за столом, покрытым скатертью в красную и белую клетку, на котором стояла бутылка из-под кьянти, залитая толстым слоем свечного воска. Музыкальный автомат в углу играл какую-то песню Элтона Джона, написанную еще до нашего рождения.

— Я люблю такие места, — сказал Лукас. — Они настоящие. Не то что те, где модные дизайнеры продумывают каждый дюйм.

— И я тоже. — Я призналась бы Лукасу, что люблю есть баклажаны на луне, если бы ему это нравилось. Впрочем, на этот раз я сказала истинную правду. — Здесь можно расслабиться и быть самим собой.

— Быть собой. — Лукас улыбнулся какой-то рассеянной улыбкой, словно своей личной шутке. — Это должно быть проще, чем оно есть.