Мы играем в пистолеты (СИ) - Риз Екатерина - Страница 37

- Ника, он этого заслуживает.

- Я от этого ничего не выиграю, и легче мне не станет. Меня и так на каждом углу обсуждать будут, Витька постарается. А оправдываться перед всеми… Мне нечего сказать.

- Ну и зря! – Фая даже кулаком по столу стукнула. – Нельзя такое прощать! Я ночью тебя увидела, у меня чуть сердце не остановилось. Он не просто руку поднял, она у него устала, наверное, бить тебя. Никакой злостью и обидой это не оправдать. Бешенство это. Я всегда это за ним подозревала.

- Так что же, ты опять замуж пойдёшь? – вдруг спросила Тося, а мы с Фаей удивлённо посмотрели на неё. – Ну, после развода?

Фая моргнула и на меня посмотрела. Я неохотно ответила:

- Не думаю.

- Что? Не хочет жениться?

Я промолчала, а Фая огорчённо качнула головой.

- Что-то полоса чёрная пошла.

Я из-за стола поднялась.

- Не знаю, что за полоса. Просто я влюбилась. А как себя вести – понятия не имею.

На меня посмотрели удивлённо, а я смалодушничала и к себе в комнату сбежала, не желая и дальше отвечать на вопросы. На кровать осторожно прилегла, стараясь не делать резких движений, а потом телефон с тумбочки взяла. Секунду медлила, а потом всё-таки набрала номер Кирилла. Сердце застучало, заволновавшись, но ничего так и не дождалось. Абонент не отвечал, или не желал отвечать. Я телефон выключила и в ладони его сжала. И снова, как заклинание, повторила:

- Он просто занят.

- Он уехал?

- Ника…

- Уехал? Ты же сам сказал, что уехал. – Я в упор смотрела на Лёвушку, тот старательно глаза в сторону отводил, а у меня сердце с каждой секундой стучало всё тише и безжизненнее.

Шильман со стула поднялся, беглым взглядом оглядел Фаину гостиную. Ему, явно, было не по себе, он не знал, что мне говорить, не знал, как на меня смотреть, и вообще томился.

- Мне так сказали, - проговорил он, плечами пожимая. – Ты пойми, кто мне что рассказывать будет? Кто я такой?

Я только печально улыбнулась.

- Уехал… Сукин сын, а.

Лёва глянул на меня с сожалением.

- Я тебя предупреждал. Не надо было с Филином связываться.

- Да, - согласилась я. – Ты предупреждал, Витька предупреждал, да и я сама… не слепая.

Лёвушка рядом со мной остановился, разглядывая меня сверху. К синякам моим, ещё и не думавшим сходить, приглядывался. Потом головой качнул.

- Что ж он так тебя?

- Как я понимаю, вопрос риторический. – Я ему ответила, и даже понимала, что он мне говорит, хотя мысли были далеко. Я всё ещё до конца поверить не могла, что Кирилл так со мной поступил. Что муж, теперь уже бывший, прав был от начала до конца. Да и моя интуиция с самого начала против Филина бунтовала, но я не устояла, а теперь вот осталась… ни с чем.

- Да конечно. Но всё равно… - Он поморщился. – С тобой так нельзя.

Я удивлённо приподняла бровь.

- Почему? Чтобы красоту не попортить? Как выяснилось, не нужна она никому.

- Нужна, Ника. Наверное, поэтому Витька так и старался. Чтобы другому не досталась.

Я с видимым усилием поднялась со стула.

- Да не поэтому он старался, Лёва. А чтобы все, кто меня увидит, другим рассказали, насколько он был потрясён моим предательством. Что так любил, так верил, а я с Филином. Не во мне дело, понимаешь? А именно в Филине. Витька себя защищает. – Я подумала, а потом добавила: - В принципе, имеет полное право.

- А ты что теперь будешь делать?

- Я пока не знаю.

Я у окна остановилась и замерла, глядя вдаль. Наверное, со стороны выглядела жалко – побитая, закутанная в длинный махровый халат почти до пят, и сникшая, после полученных новостей. Лёва ко мне присматривался с недоверием и недовольством, и не знал, как вести себя со мной. То ли жалеть, то ли подбадривать, то ли вообще, ругать. Он снова за стол присел, пальцами побарабанил, и предложил, в конце концов:

- Давай в Париж тебя отправлю. Всё ещё можно переиграть, успеем. А ты съездишь, отвлечёшься.

Я слабо улыбнулась.

- Я там с ума сойду, Лёва.

- Где? В Париже?

Я кивнула, а Шильман лишь фыркнул.

- Сказал бы я тебе…

- Никуда я не поеду, Лёва. Некогда мне разъезжать.

- Конечно, у тебя столько дел!

- Представь себе. Развод, на старую квартиру надо переехать, устроиться как-то.

Лёва пару секунд раздумывал, потом спросил:

- А Филин?

Я глубоко вздохнула, а руку к груди прижала, словно опасалась, что внутри порвётся что-то.

- Ты сам сказал – он уехал.

- Он постоянно в разъездах.

- Лёва, прекрати. Он ни разу мне не позвонил. Не ответил ни на один звонок, меня с ним не соединяют, он постоянно чем-то занят. Для меня – занят. А сейчас вот уехал. Я не дура, я всё прекрасно понимаю.

- И?

- И ничего. Рыдать и убиваться я не буду… Наверное. – Голову низко опустила, разглядывая носы своих тапочек. На глаза слёзы навернулись, и мне очень хотелось их от Шильмана скрыть. – Как-нибудь переживу. – Заставила себя улыбнуться. – Синяки сойдут и всё наладится. Вот увидишь.

- Очень на это надеюсь, - неожиданно язвительно проговорил Лёвушка. – У меня от этих разговоров по душам с тобой, изжога, честное слово.

- Выйду на работу, заработаю для тебя миллион, купишь себе таблетки.

Он всё-таки улыбнулся, а потом уверенно проговорил:

- Справишься, Ника. Ты справишься. Кто такие мужики против тебя?

- Действительно…

В комнату Тося заглянула, на Шильмана глянула и предложила:

- Чаю, Лев Константинович? Или пообедаете?

Я глаза закатила, а когда Лёвушка на обед с энтузиазмом согласился, из гостиной выскользнула, побоявшись ему своим несчастным видом аппетит испортить. Дверь своей комнаты за собой прикрыла и замерла, в дверную ручку вцепившись. В комнате царил полумрак, тяжёлые шторы с ночи так и не были раздёрнуты, духота и ни одного лучика света. Слёзы всё-таки потекли, но я постаралась взять себя в руки и зло их смахнула. Я за прошедшую неделю их столько пролила, что глаза опухли, и мне всерьёз грозило обезвоживание. Ни из-за одного мужчины я не плакала, никогда, а Кирилл Филин ситуацию исправил, причём с лёгкостью. Он не позвонил, даже для того, чтобы попрощаться со мной. Или к чёрту послать. Он куда-то уехал, по словам его подчинённых, у него были дела, а мне он передать ничего не просил. Когда я поняла, что от меня попросту отделываются, я заслала в «Три пескаря» Шильмана, но тот меня тоже ничем не порадовал. Скорее наоборот. Но зато теперь всё ясно, как божий день. Кирилл на самом деле получил, что хотел, и в дальнейшем тратить на меня своё драгоценное время не собирался. Всё чётко и ясно. И жаловаться мне, кажется, не на что. Я сама всё придумала, Филин мне никогда ничего не обещал, и даже влюбляться в него не советовал. Потому что знал всё с самого начала.

А я дура.

Минут через сорок Лёва собрался уходить, Тося в дверь мою осторожно постучала и сообщила об этом, предлагая выйти и гостя проводить. А я только руку подняла, и ключ в замке повернула, всё молча. Как оказалось, всё это время под этой дверью и просидела, слёзы глотая. Это уже совсем никуда не годится. Но по-другому пока не получалось.

- Я ему устрою сладкую жизнь, - грозила Фая, когда ей надоедало наблюдать мои страдания.

- Кому? – однажды поинтересовалась я, а она вдруг растерялась. Правда, тут же выдала:

- Обоим!

А недели через две моего добровольного затворничества, наблюдая, как я запудриваю едва заметный след на скуле, сказала:

- Вот и правильно. Ты красавица. К тому же, не родился ещё мужчина, из-за которого стоит слёзы лить.

Я промолчала, на шаг отошла, разглядывая своё отражение. Впервые за прошедшие недели я на себя в зеркало смотрела и у меня внутри ничего не ёкало. Это была я прежняя, разве что взгляд тусклый, но с этим, наверное, тоже можно что-то сделать. Только времени больше потребуется.

Я хоть и сказала, что затворничество моё было добровольным, но на самом деле, если бы не было Фаи и Тоси, то я так и просидела бы все эти дни в четырёх стенах и выла бы от тоски, а никому и дела бы не было. Ко мне никто не приходил и не звонил. Если только Лёвушка пару раз звонком беспокоил, с вопросом: «Не собираюсь ли я на работу выйти?». Я не собиралась, и он расстраивался. Мама была на меня обижена, Витька презирал и со мной разводился, Кирилл и думать, наверное, забыл, и только Тося меня по голове гладила, жалея, а Фая планы строила на мою жизнь, желая подбодрить. Я в своей комнате сидела, думала непонятно о чём, а ночами в подушку ревела, пока не засыпала, устав.