Белый Волк - Мазин Александр Владимирович - Страница 46

Как выяснилось, тот факт, что я пользовал девку (ничего особенного, крепенькая, но сонная какая-то — чисто физиологический процесс) первым, тоже имел мистический смысл. Теперь я считался как бы старшим братом, а Свартхёвди, соответственно, младшим. Но девке он понравился куда больше, чем я. Может, потому, что потрудился на совесть, а не отбыл формальную повинность, как я. Засим девку уложили в уголок и велели лежать тихонько до конца ритуала. А мы приступили к следующему акту: выбору и отправке гонца. Об этом я тоже узнал по ходу пьесы. То есть в начале процесса я понятия не имел, каков будет финал. Догадывался, что какая-нибудь гадость…

К счастью, лично заниматься поисками и отправкой мне не пришлось. Эта процедура легла на широкие плечи свидетелей. Стенульф и Хавгрим принялись за дело с энтузиазмом прирожденных вурдалаков.

Для начала в толпе зевак Стенульф углядел нужную кандидатуру: рослого молодого трэля — и указал на него пальчиком.

В отличие от меня, трэль знал, что последует далее, и попытался дать деру, но соседи вцепились в него, как клещи, и смыться не позволили. Тоже понятно: удрал бы, пришлось бы искать новую жертву.

Угодив в лапы Хавгрима, трэль обмяк, впал в ступор и позволил делать с собой всё, что требовалось по инструкции.

Сначала грозные берсерки парня раздели и очень внимательно осмотрели. На предмет не известных мне изъянов. Затем Хавгрим взял сажу и белила (а может, это был разведенный мел) и принялся расписывать трэля в стиле любимых дедушкиных «граффити». Трэль покорно терпел, только дрожал, как испуганная лошадка. Каменный Волк наблюдал за процессом и при необходимости вносил коррективы.

Я заподозрил совсем нехорошее, когда сажу и белила отставили в сторону и в дело пошел нож. Хавгрим делал на коже страдальца неглубокие надрезы, затем пальцем размазывал кровь, творя корявые символы. Раб стерпел и это мучительство. Понимал, что могло быть и хуже. По ходу процесса Стенульф поведал нам с Медвежонком, что в добрые старые времена священные знаки наносили на кожу не снаружи, а изнутри.

Я от души порадовался. Не знаю, смог бы я равнодушно наблюдать, как с живого человека сдирают кожу.

Я надеялся, что «бодиартом» дело и ограничится, и раздумывал: не поделиться ли с бедолагой чудодейственной мазью Рунгерд, когда берсерки закончили «живопись» и потащили трэля за ворота. Толпа повалила следом. Я — тоже.

Вряд ли у меня была возможность вмешаться. Да я бы и не рискнул. В чужой монастырь — со своим уставом…

Несчастного подтащили к дубу, Стенульф достал веревку с заранее сделанной петлей…

Десять секунд — и вздернутый трэль оказался на полтора метра выше уровня почвы. Хавгрим ухватил его за дрыгающиеся ноги, рванул вниз. Шея трэля хрустнула, и посланец отбыл. Вернее, отмучился. Надеюсь, по ту сторону вечности ему будет лучше, чем здесь.

К моему немалому облегчению, больше смертоубийств не было. «Отправкой гонца» официальная часть процедуры закончилась, и те присутствующие, кого допустили, приступили к фуршету.

Мы с Медвежонком сидели рядышком, пили из одной чаши и кушали из одного блюда. И нам было хорошо. Может, потому, что мы порядком набрались. Но скорее — от избытка чувств. Ни у меня, ни у Свартхёвди никогда не было братьев. А теперь есть.

Глава тридцатая,

Добрались мы без проблем. Проблемы возникли тогда, когда я переступил порог родного дома… Где меня ждал сюрприз. Очень-очень неприятный.

Собственно, это был не совсем мой дом. Сперва мы заехали в Свартхёвди. Но после обряда мой дом был его домом, а его, соответственно, моим. Однако меня это как-то не утешило. Вот блин! Стоит уехать на каких-то жалких сорок — пятьдесят дней — и на тебе!

Нет, никто не умер, слава Богу. И с моей Рунгерд всё было в порядке. И с моей «как бы невестой» Гудрун — тоже. Только вот моей невестой она больше не была. Потому что у нее появился жених. И такой, что мне даже бороться расхотелось. Никаких шансов. Просто никаких…

Когда мне было лет десять, я хотел вырасти именно таким. Высоким широкоплечим блондином с синими глазами и лицом молодого Клинта Иствуда. Шансы были, потому что родной брат моей матушки выглядел именно так.

Но генетика распорядилась иначе, и годам к шестнадцати я уже точно знал, что до детской мечты мне никак не дотянуть. Впрочем, меня это уже почти не беспокоило, потому что трудно было отыскать такого блондина, которого я не побил бы на фехтовальной дорожке. А девушкам я нравился какой есть. Не то чтобы они вешались на меня гроздьями… Ну, бывало, и вешались. Девушки любят победителей ничуть не меньше, чем красавцев. Это мы, мужики, по природной простоте, больше на внешность реагируем.

И вот теперь, через много лет, я вновь пожалел о том, как невыигрышно распределились родительские гены. Потому что передо мной стоял мой тогдашний идеал мачо. Идеал дружелюбно улыбался и протягивал мне руку. А на другой его руке висел мой другой идеал. Женский. Моя бывшая невеста Гудрун. И она тоже улыбалась мне радостно-радостно. Мол, гляди, дорогой Ульф, какого я славного парня отхватила!

Мне больно, но я вынужден признать: они очень подходили друг другу. Удивительно красивая пара! Ведь этот парень был не просто высоким и широкоплечим блондином. Этого добра в средневековой Дании — навалом. Вон Свартхёвди тоже такого экстерьера… Этот, нет, язык не поворачивался назвать его парнем… Этот молодой джентльмен обладал не одной лишь атлетической фигурой, но и отменно благородной внешностью. И безусловной харизмой. Я чувствовал расположение к нему, хотя должен был возненавидеть, ведь он увел мою невесту.

Увел, собака, окончательно и бесповоротно. Поскольку только что принес свадебные дары. И дары эти были благосклонно приняты. Еще бы их не приняли! Это были роскошные дары! Достойные конунга.

Впрочем, новый жених Гудрун и был почти что конунгом. Вернее, конунгом был папа. А он, Эйвинд Харальдсон, был, соответственно, сыном конунга. Правда, не старшим, а младшим, но всё равно сыном — принцем. Или королевичем, как кому больше нравится. А еще у благородного Эйвинда был свой хирд.

Вопрос: откуда взялся мой удачливый соперник? И зачем ему понадобилось жениться на Гудрун — девушке из хорошей (вне всякого сомнения) семьи, но отнюдь не дочери конунга. Даже не дочери ярла. И приданое ее, по королевским масштабам, выглядело очень, очень скромно…

Ответ: принц Эйвинд влюбился.

На свое счастье (и мое несчастье, соответственно), королевич приехал на Сёлунд из Вестфолда[45] по зимней дороге, дабы предложить себя и своих хирдманов в союзники Рагнару-конунгу.

Гудрун он встретил случайно. На главном рынке Роскилле, куда она (вместе с мамочкой, разумеется) выбралась проветриться и пошопинговать.

Красота Гудрун так поразила королевича, что он забыл о цели своего визита и забросил дела грабительские ради дел любовных. А подарки, которые приготовил для Рагнара-конунга, взял да и вручил Гудрун. Как свадебные дары. Спутники Эйвинда, викинги с солидным разбойничьим стажем, решили, что королевич спятил. Рагнар, по-моему, тоже так решил, потому что не обиделся. И разрешил влюбленному королевичу присоединиться к его орде. Ну да, к психам здесь относятся с уважением. Считается, что безумие означает близость к богам. См. «теорию образования берсерков» в изложении Каменного Волка.

Безумие — безумием, но денежки счет любят. Спутники Эйвинда выразили ему вотум недоверия. В ответ влюбленный королевич послал их Горму в пасть и в сопровождении доверенного слуги отправился к своей возлюбленной.

И тут появился я.

Представили меня Эйвинду уже в новом качестве: как побратима Свартхёвди. Я поначалу даже и не возражал, поскольку растерялся.