У последней границы - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 47

— Лучше смерть, — закончила за него Мэри Стэндиш, сильнее сжав его руку.

— Да, я тоже так думаю. Но теперь это не может случиться. В открытом месте преимущество было бы на их стороне. Но мы сможем держаться в доме Соквэнны, пока соберутся Смит и пастухи. Если внутри будут две хорошие винтовки, они не решатся напасть на дом с голыми руками. Преимущество теперь всецело на нашей стороне. Мы сможем стрелять, а они не решатся пустить в ход свои ружья.

— Почему?

— Потому что вы будете в доме. Грэйхам хочет получить вас живой, а не мертвой. А пули…

Они уже достигли дома Соквэнны, но вдруг в недоумении обернулись назад, вглядываясь во мглу, из которой они убежали. Позади загона раздались голоса людей, — они больше не пытались скрыть свое присутствие. Люди Грэйхама нашли ранчо и громко кричали. С разных концов тундры доносились ответные крики. Слышалась беготня и резкие приказания. Кто-то запутался в осоке и изрыгал проклятия. Голоса спешивших врагов донеслись с края ложбины. Сердце Алана замерло. Было что-то жуткое в том, как быстро и как деловито собирались неприятельские силы. Вдруг он услышал голоса людей около самого своего дома. Двери открылись. Кто-то с треском высадил окно. В сером тумане вспыхнули огни.

И тогда из окна чердака над их головами заговорила винтовка Соквэнны. Раздался выстрел, а за ним послышался крик. Бледные вспышки мелькали в окне, когда старый воин начал стрельбу. Прежде чем раздался последний из пяти последовательных выстрелов, Алан был уже в доме и запирал на засов дверь. На полу горели свечи, а за ними притаились Киок и Ноадлюк. С первого же взгляда Алан понял, что сделал Соквэнна. Комната была превращена в арсенал. Ружья были приготовлены для стрельбы. Кучи патронов валялись тут же рядом. В глазах Киок и Ноадлюк сверкал огонь решимости. Они держали в руках блестящие патроны, чтобы, не теряя времени, заряжать винтовки, как только все заряды из них будут выпущены.

Посредине комнаты стояла Мэри Стэндиш. Свечи, затененные так, чтобы их не видно было из окна, слабо освещали ее бледное лицо и распущенные волосы. Когда она взглянула на Алана, он прочел в ее глазах ужас.

Он только собрался было заговорить, желая убедить ее, что особенной опасности нет, что люди Грэйхама не будут стрелять по дому, как снаружи во мраке ночи разверзся форменный ад. Бешеная дробь ружей была ответом на пальбу Соквэнны. Град пуль обрушился на бревенчатые стены. Две из них с шипением змеи влетели в окна. Одним прыжком Алан очутился около Мэри и почти бросил ее на пол рядом с Киок и Ноадлюк. Его лицо было бледно, весь его мозг горел огнем.

— Я думал, что они не будут стрелять в женщин, — сказал он. Его голос был страшен своей необычайной, твердостью. — Я ошибся. Но теперь я понимаю.

С винтовкой в руках он осторожно приблизился к окну. Он больше не обманывал себя и знал, что Грэйхам думал, на что он рассчитывал и что собирался делать, и его охватил ужас. И Грэйхам и Росланд знали, что каким-нибудь путем Мэри Стэндиш будет в безопасности в доме Соквэнны. Они начали отчаянную игру в уверенности, что Алан Холт найдет для нее убежище, а сам будет сражаться, пока не погибнет. Это был очень тонко задуманный план, предусматривавший попросту убийство. А он, в результате всех этих планов, был жертвой, обреченной на смерть.

Стрельба прекратилась, и наступившая за ней тишина много говорила Алану. Ему давали определенный срок на то, чтобы позаботиться о тех, кто был на его попечении. В полу имелась откидная дверь. Она вела в маленький чулан и погреб, откуда был выход наружу в ложбину. При свете свечи Алан увидел, что дверь в погреб открыта и подперта палкой. Соквэнна все предвидел.

Присев у окна, Алан взглянул на девушек. Киок с ружьем в руках подползла к лестнице, которая вела на чердак, и полезла по ней. Она шла к Соквэнне, чтобы заряжать его ружье. Алан указал на открытую дверь вниз.

— Скорей, идите туда! — крикнул он. — Это единственное безопасное место. Вы можете заряжать там и передавать наверх ружья.

Мэри Стэндиш пристально посмотрела на него, но не шевельнулась. Она сжимала в руках ружье, Ноадлюк тоже не двинулась с места. Киок продолжала подниматься наверх и наконец исчезла в темноте.

— Идите в погреб! — тоном приказания сказал Алан. — Если вы этого не сделаете…

Улыбка осветила лицо Мэри, бесстрашная и нежная улыбка, казавшаяся в этот час смертельной опасности лучом света, прорезавшим мрак. Мэри Стэндиш медленно подползла к Алану; в одной руке она тащила ружье, а в другой был зажат маленький револьвер. Опустившись около его ног, окруженная рассыпавшимися блестящими волосами, она все еще улыбалась и спокойным тихим голосом, заставившим его затрепетать, сказала:

— Я буду помогать вам драться.

За ней подползла Ноадлюк, волоча другое ружье и передник, полный патронов.

А наверху в темном отверстии чердачного окна бегающие глаза Соквэнны уловили движение теней в сером тумане, и его винтовка еще раз послала смертельный вызов Джону Грэйхаму и его людям.

То, что последовало за этим, согнало улыбку с губ Мэри. Стон вырвался из ее груди: человек, которого она любила, встал во весь рост перед открытым окном, навстречу гонцам смерти, снова забарабанившим по бревенчатым стенам дома.

Глава XXV

Объятый несдержанной, безумной страстью, Джон Грэйхам не побоялся попрать все законы. Он был уверен, что Холт предохранит Мэри Стэндиш от всякой опасности. Во всем этом уже нельзя было больше сомневаться, когда пролетели первые минуты после выстрелов Соквэнны из чердачного окна.

Алан просунул свою винтовку в окно нижней комнаты, которое было тщательно забаррикадировано предусмотрительным старым воином, оставившим открытым лишь маленькое отверстие, дюймов в восемь. В это время ружейный залп прорезал серый густой сумрак ночи. Алан услышал жужжание и шипение пуль и их визгливое пение, напоминавшее рассерженных пчел, когда они пролетали с быстротой молнии над крышей дома. Их щелканье по бревенчатым стенам походило на глухой стук пальцем по спелому арбузу. Было что-то захватывающее, почти приятное в этом звуке; как-то совсем забывалось, что он несет с собою смерть. Алан не испытывал ни малейшего страха, когда он внимательно вглядывался туда, откуда раздавались выстрелы, стараясь заметить чью-нибудь тень. Тут и там мелькали слабые вспышки; и в том направлении он начал стрелять с такой быстротой, с какой только он успевал выбрасывать израсходованные патроны и спускать курок.

Потом, выпустив все заряды, он наклонился. Мэри Стэндиш подала ему другое, заряженное ружье. Ее лицо казалось восковым в своей мертвенной бледности. Она не спускала с него глаз, в глубине которых горели отчаяние и страх. Она боялась не за себя, а за него. Ее губы шептали в безмолвной мольбе его имя. И в это мгновение пуля ударила в отверстие, перед которым Алан только что стоял. Шипящий вестник смерти с бешеной яростью ударился обо что-то позади них. Мэри Стэндиш с криком ужаса обхватила руками голову Алана, наклонившегося к ней.

— Они убьют вас, если вы будете там стоять! — простонала она. — Отдайте им меня, Алан. Если вы любите меня, отдайте меня!

Внезапно пуля ударилась в стену, другая пролетела так близко от Ноадлюк, что кровь Алана похолодела. Пули нашли себе дорогу сквозь мох и землю, которыми были заткнуты отверстия между бревнами. Руки Алана страстно обхватили стройное тело девушки. Прежде чем Мэри поняла, в чем дело, он подскочил вместе с ней к погребу и почти сбросил ее вниз. Потом он силой заставил спуститься туда же Ноадлюк и швырнул вслед им разряженное ружье и передник с патронами. Его лицо казалось страшным, когда он отдавал им приказания:

— Если вы не останетесь в погребе, я выйду наружу и буду сражаться! Понимаете? Оставайтесь на месте!

Сжатый кулак Алана чуть не касался их лиц; он почти кричал. Новая пуля загремела, ударившись о жестяную посуду. Вслед за этим с чердака послышался крик Киок.

Наверху в темноте со стуком упало ружье Соквэнны. Старый воин согнулся почти пополам и иссохшими руками схватился за живот. Он стоял на коленях; его дыхание внезапно перешло в сдавленный Крик. Потом он медленно выпрямился, что-то сказал Киок успокоительным тоном и опять повернулся к окну с ружьем, которое она зарядила.