Там, где начинается река - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 20

Кейт зажег свет, пристально и тщательно оглядел всю комнату и вполне приготовился к тому, чтобы обнаружить присутствие Смита.

Но комната была пуста.

Кейт направил взор свой к двум окнам. На одном штора была спущена, а на другом поднята, причем само окно было приподнято на два-три дюйма от подоконника. Кейт схватил револьвер и подошел ко второму окну. После этого он вернулся к столу, на котором находилась лампа, трубки, табак и журналы Брэди.

Он тотчас же увидел в пепельнице окурок недавно притушенной сигареты. Смит явился сюда тайно, но не сделал ни малейшего усилия для того, чтобы скрыть следы своего пребывания.

Кейт открыл на столе еще кое-что, чего раньше там не было. Это была узенькая прямоугольная деревянная шкатулочка, не шире половины его ладони. Он вспомнил, что нервные пальцы Мириам Киркстон играли с такой же точно шкатулкой, когда он был у нее. С первого же взгляда можно было установить полное сходство. Обе шкатулочки были покрыты искуснейшей резьбой, а дерево было отполировано и натерто так, что отливало всеми нюансами драгоценного черного дерева.

На одну минуту Кейту почудилось, что это была та же коробочка, которую он давеча видел в руках Мириам. Она послала ему этот подарок, а Смит просто выполнил роль курьера. Эта абсурдная мысль крепко держалась в его голове до тех пор, пока он не заметил на крышке шкатулки узенькую белую карточку, на наружной стороне которой ничего не было написано. На другой стороне почерком, столь же искусным, как и резьба на дереве, были нанизаны следующие слова:

«С приветом от Смита».

Кейт мгновенно раскрыл ящик и увидел внутри его тщательно сложенный листок бумаги, на котором имелась лишь одна писаная строка. У него застыло сердце и остановилась кровь в жилах, когда он прочел послание судьбы в следующих восьми словах, начертанных Смитом:

«Что случилось с Дервентом Коннистоном? Вы убили его?»

ГЛАВА XI

Пораженный неожиданным ударом, который на несколько секунд парализовал все нервы его тела, Кейт неподвижно стоял с клочком белой бумаги в руках.

Он был опознан!

Это была единственная мысль, которая тяжелым молотом колотилась в его мозгу.

Он был опознан в тот самый час, когда, казалось, достиг вершины успеха, в час, когда мир раскрыл пред ним все свои двери, суля радость и надежду, и когда жизнь после нескольких лет адского существования вновь предстала перед ним во всей своей красе.

Если бы этот удар был нанесен на несколько часов раньше, Кейт реагировал бы на него совершенно иначе. Тогда он ждал его и мог бы встретить во всеоружии. Он ждал удара в тот момент, когда входил в канцелярию Мак-Довеля. Был готов к нему и несколько позже. Неудача, проигрыш, раскрытие его тайны и смерть были вполне возможным результатом той отчаянной игры, которую он затеял, и он не боялся этого потому, что в самом крайнем случае рисковал только собственной жизнью, которой, в конце концов, он не так уж дорожил.

Но теперь все обстояло совершенно иначе.

Мэри-Джозефина явилась к нему словно редкостный и гениальный алхимик, который обладает чудодейственной силой превращать свинец в золото. В продолжение нескольких минут она совершенно изменила тот мир, в котором он жил до сих пор, и залила все вокруг волнами великой любви и еще более великого желания.

Прошло столько времени, а он все еще чувствовал на губах своих ее поцелуи, а на шее след ее крепкого объятия… Очень может быть, что она еще не спит! Может быть, она сидит по ту сторону двери и думает… думает о нем, точно так же, как он думает о ней, с огромной любовью! Может быть, она стоит теперь на коленях и в тот момент, как он держит в руках таинственное предостережение Смита, молится за него!

Первым импульсом, властно заговорившим в нем, было — бежать, бежать немедленно и тем спасти свою жизнь. Он сможет бежать! Ночь проглотит его совершенно незаметно для других. Но уже в следующую минуту он назвал себя подлым изменником по отношению к Мэри. Его возбужденные нервы начали мало-помалу успокаиваться.

Во-первых: чего ради Смит счел нужным сделать подобное предостережение?

Почему не отправился непосредственно к инспектору Мак-Довелю и не раскрыл ему того очевидного факта, что человек, выдающий себя за Дервента Коннистона, на самом деле не Дервент Коннистон, а Джон Кейт, убийца отца Мириам Киркстон?

Этот вопрос снова взбудоражил все его нервы. Он еще и еще раз прочел записку. Это было определенное утверждение и ни в коем случае не предположение. Смит не выстрелил на авось, на всякий случай. Он знал, что делает, на что идет, он был уверен, что обращается не к Дервенту Коннистону, а к Джону Кейту. И почти не сомневался в том, что Джон Кейт убил англичанина с единственной целью завладеть его бумагами.

И при всем том он не направился к Мак-Довелю!

Глаза Кейта снова обратились к белой карточке.

«С приветом от Смита».

Что должны обозначать эти загадочные слова? Ведь несомненно следующее: написав свое приветствие, Смит хотел предостеречь его и дать ему полную возможность спастись, пока не поздно.

Его первая тревога несколько улеглась. Чем дальше он разглядывал белую бумажку, которую держал в руке, тем более убеждался в том, что Смит меньше всего думает разыгрывать мелодраму, а действует на основании личных мотивов. Смит вел свою собственную игру, и если избрал столь странный способ предупреждения, так сделал это только потому, что сложившиеся условия требовали таких мер, а не иных. Ясно было еще и то, что Смит всячески остерегается непосредственного участия в этом деле, личной ответственности. Таково, по крайней мере, было впечатление Кейта.

Он повернулся к окну, желая тщательнее прежнего осмотреть его. Не было никакого сомнения, что китаец пришел этим путем. На подоконнике, равно как и на шторе, хранились следы грязи; большое грязное пятно было и на полу. Впервые, быть может, в жизни безупречный Смит не обратил внимания на свои ноги. Кейт легко обнаружил то место возле двери, ведущей в большую комнату, на котором Смит стоял и прислушивался к разговору Мэри-Джозефины и Мак-Довеля, дожидавшихся возвращения мнимого Дервента Коннистона.

Совершенно неожиданно для самого себя Кейт впился взором в среднюю филенку двери. Стены комнаты были выкрашены белой краской, а дверь — желтоватой, под слоновую кость. И на филенке резко выделялась отметка, сделанная свинцовым карандашом: «10 час. 45 мин. веч.» Смит таким образом отметил время своего ухода.

Изумление Кейта нашло выход в тихом восклицании. Он взглянул на часы: четверть первого! Он вернулся домой раньше десяти часов вечера, и пронырливый Смит таким таинственным образом давал ему знать, что в продолжение трех четвертей часа (с лишним даже) он стоял у двери и прислушивался к его разговору с Мэри-Джозефиной и в замочную скважину следил за всеми их действиями…

Кейт подумал было о том, что в этом деле замешан маленький Валли, но он не надолго остановился на этом предположении и, к большому своему изумлению, поймал себя на том, что почти спокойно реагировал на откровенное признание Смита в подслушивании и подглядывании. Комната, в которой он сейчас находился, раскрывала ему странную, загадочную, замысловатую повесть, и он прислушивался к ней с нарастающим интересом, прекрасно понимая, что все свои знаки Смит оставил не из бравады, а с определенным, сознательным намерением.

Кейт всегда очень остро и четко откликался на всевозможные психологические явления и в большинстве случаев без труда раскрывал их истинную сущность. Точно так же, как уверенность в духовной близости Дервента Коннистона заставила его недавно лгать Мэри, и теперь какое-то чувство подсказывало ему, что комната может и должна поведать многое, что имеет решающее значение для его жизни.

Для разъяснения создавшегося положения Кейт решил прибегнуть к старому испытанному способу, основанному на дедукции. Он сел, снова зажег свою трубку и постарался всеми мыслями сосредоточиться на Смите, отделив от него то, что имело какое-либо касательство к этой комнате и к событиям истекшего вечера.