Старая дорога - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 2

Мальчуган бросил свою шляпу на землю подле рюкзака.

— Что у вас в мешке? — снова спросил он.

Клифтона осенило.

— Там у меня ужин, — сказал он. — Думаешь, домашние твои не рассердятся, если вы поужинаете со мной — ты и Бим? Как бы не втянуть тебя в беду? Бывало, стоило мне опоздать к ужину, как отец направлялся к тому кусту сирени, выламывал прут…

— У меня нет никого, — торопливо перебил его Джо, как бы отвергая заранее все возражения. — Мы остаемся. Нам даже лучше держаться подальше, если старик Тукер дома, — правда, Бим?

Бим одобрительно помахал хвостом, не сводя голодных глаз с мешка, который Клифтон медленно развязывал.

— Нет никого? Как так?

— Померли, должно быть. Тукеру меня отдала община. Старик сам не то чтоб очень злой, а вот миссис его — беда! Оба терпеть не могут Бима. Он в дом и не показывается — бродит по опушке, поджидая меня. Ну, я и тащу ему, что удается припрятать. Знатный котелок у вас, да-а?

Клифтон достал свою алюминиевую посуду — кастрюльку, кофейник, тарелки, кружки, ножи и вилки — и на минуту задержался, прежде чем развернуть другой сверток. Бим вдруг весь застыл и вытянул длинную шею, принюхиваясь.

— Мясо! — воскликнул мальчуган. — Бим почуял. Мясо или курятину — он за милю узнает. Берегитесь, не то утянет. Он — ой-ой, как охоч до мяса!

Клифтон вытянул две большие луковицы, кусок колбасы, полхлеба, разрезанного на сандвичи, четыре апельсина и банку повидла. Он рассчитывал, что этого запаса, вместе с полутора фунтами свежего перемолотого мяса, ему хватит на ужин и на завтрак.

Он улыбнулся Джо, глаза которого становились все круглее по мере появления каждого нового яства. Одной рукой мальчуган судорожно вцепился в загривок Биму.

— Берегите колбасу! — ахнул он. — Бим ужас как охоч!

Клифтон протянул ему веревочку.

— Привяжи-ка пока Бима, — посоветовал он. — Колбасу мы отдадим ему целиком, но пусть подождет и покушает одновременно с нами. Как подобает джентльмену. А теперь — позаботься о топливе, Джо. У нас будет пир горой!

Он поднялся и смотрел на то, как Джо тащил упиравшегося Бима к ближайшему дереву, и вдруг почувствовал, что в нем самом произошла изумительная перемена. Исчезло удручавшее его весь день сознание своего одиночества. Исчезло острое ноющее чувство, с каким он несколько минут назад смотрел на развалины того, что было некогда его домом. Тяжесть свалилась с души, и все вокруг представилось в новом, чудесном свете. Лягушки славословили великолепный закат; на старом дубе резвилась красная векша со своей подругой; из лесу несся глухой, знакомый шум жизни. Сердце его забилось сильнее. Он поднял голову и глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух.

Потом перевел глаза на мальчика с собакой — и понял: эту перемену вызвали они.

Он начал собирать сухие ветки, тихонько насвистывая. Джо поспешил ему на помощь; глаза мальчугана так и горели, и голос вздрагивал — чудесное приключение! Бим же, испустив один горестный вопль, уселся на земле, выжидая, как истый стоик.

Тонкий столбик дыма потянулся к пылающему небу.

Почувствовав себя на товарищеской ноге с новым знакомым, мальчуган засыпал его инквизиторскими вопросами:

— Вас как зовут?

— Клифтон Брант. Можешь звать меня дядя Клиф.

— Есть у вас собака?

— А вот ты назвал свою по имени моей старой собаки, — значит, твой Бим принадлежит мне наполовину.

— У вас тут родные?

— У меня, как и у тебя, Джо, нет никого на свете.

— Вы останетесь здесь?

— Нет. Завтра уйду.

Голубая сойка простонала в ветвях дуба. Бим снова издал протяжный вой. Мальчуган на минуту забыл о чудесно пахнущих, шипевших на огне котлетах.

— Почему бы вам не остаться? Зачем вы уходите?

Клифтон рассмеялся и, нагнувшись, взял обеими руками мальчика за лицо.

— Я иду получить долг в миллион долларов, Джо, — сказал он. — Иду давно, и теперь уже почти у цели. Вот почему мне нельзя остаться. Понял?

Мальчик кивнул головой.

— Кажется, — сказал он. — Можно мне уже привести Бима?

Глава II

Пока они ужинали, солнце опустилось за кленовые холмы к западу от Брэнтфордтауна.

Клифтон был голоден, но не давал воли своему аппетиту, искоса наблюдая за мальчиком и собакой. Мальчик ел с такой жадностью, которая наводила на мысль о постоянной голодовке, а Бим глотал ломтики колбасы с какими-то всхлипываниями, исходившими, казалось, из самых недр его существа. Джо откровенно сознался, что старается припрятывать для Бима часть той пищи, которую сам получает у старика Тукера.

— Когда у нас молочная похлебка, Биму беда, потому что похлебку в кармане не унесешь, — пояснял он.

— А кто такой старик Тукер? Что он делает?

— Просто, Тукер. Не случалось видеть, чтобы он делал что-нибудь. Райлеев малый говорит: он водку индейцам в заповеднике сбывает. Сказал я как-то об этом старику — так он чуть дух из меня не вышиб… Вот, глядите…

Он нагнулся и завернул изодранную куртку. Худая белая спина была вся исполосована ремнем.

— Это за то, что мы с Бимом налетели на него в самой что ни на есть топкой части Бэмбл Халлоу: он там кипятил что-то на огне в чудном таком котле.

— Дьявол! — вырвалось у Клифтона.

Немного погодя мальчуган с глубоким вздохом откинулся назад и прижал руки к животу.

— Больше не лезет, — сказал он. — Да и Бим, кажется, тоже кончил. Помыть посуду?

Они вместе спустились к роднику и песком вычистили кастрюли. Когда они перебирались через изгородь, последние красные блики потухали на мягкой белой пыли дороги.

Мальчик тревожно поглядывал на своего спутника, шагая рядом с ним по дороге.

— Где же вы будете ночевать сегодня? — спросил он у Клифтона.

— На индейском кладбище, Джо.

— Я близехонько оттуда живу. У вас там есть кто? Покойник? На кладбище?

— Моя мать, Джо.

— Да разве вы индеец?

— Наполовину, Джо. Там и бабушка моя похоронена.

Наступило молчание. Сумерки быстро опускались, тени сгущались в кустарнике; в придорожной траве трещали кузнечики; древесные лягушки словно нехотя пророчили дождь.

Клифтон больше всего любил эту пору дня, но сейчас, в этой мирной обстановке, снова почувствовал себя невыразимо одиноким, и то же чувство заговорило, видимо, в мальчике. Худая ручонка уцепилась за его руку, и Клифтон накрыл ее своей ладонью. Некоторое время они молчали. Вдруг из-под ног у них стремительно метнулся заяц, и Бим сломя голову бросился за ним вслед.

Мальчуган крепче сжал пальцы.

— Мне жаль, что вы уходите завтра, — сказал он, и голос его прозвучал очень слабо, очень устало. — Если бы нам уйти с вами — мне и Биму.

— Я и сам рад бы…

Они подошли к холму, на котором, в роще елок и сосен, стояла церковь. У начала тропинки, сворачивавшей к старомодным воротам, Клифтон остановился.

— Да неужели же вы будете здесь спать? — прошептал Джо с расширившимися глазами. — Темень-то какая!

— Наш брат темноты не боится, Джо. Да, я буду спать на кладбище. Там красиво, Джо. И кругом — одни друзья…

— Ух! — содрогнулся мальчик. — Бим! Бим! Где ты?

— Беги-ка домой, — посоветовал ему Клифтон. — А завтра я, может быть, успею еще раз повидать тебя. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Мальчуган отошел, и, по мере того как он удалялся, Клифтону казалось, что этот босоногий оборвыш, маленький бродяга с большой дороги, уносит с собой кусочек его самого. Джо несколько раз оглядывался, пока сумерки не поглотили его. Бим шел за ним по пятам.

Клифтон свернул на тропинку и открытыми настежь воротами прошел на кладбище. Он знал, что здесь перемен нельзя было ожидать. Это место не менялось. Он снял рюкзак, прислонился спиной к стене церкви и стал ждать появления луны.

Луна поднималась. Она выглядывала из-за деревьев в том месте, где они росли реже. В детстве, в его играх с матерью, луна всегда играла большую роль. Она была для них живым существом, которое они называли по-разному, смотря по тому — как она выглядела. Иной раз месяц напоминал старого джентльмена в туго накрахмаленном воротничке и с двойным подбородком; в другой раз — разбитного забавника, самоуверенно поглядывавшего кругом; но больше всего они любили месяц, когда у него бывал флюс; и вот такой-то месяц с флюсом, с головой набок и припухшей щекой, поднимался сейчас из-за деревьев. И всегда, когда у месяца бывал флюс, на широкой лоснящейся физиономии его расплывалась улыбка и весело подмигивали его глаза.