Козни геопатогена - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 1

Песах Амнуэль

Козни геопатогена

— Не нравятся мне его методы, — сказал мой друг Шломо, когда Юрий покинул, наконец, квартиру, ставшую похожей на большую казарму. Все кровати в количестве пяти штук были расставлены в салоне, причем одна загораживала собой входную дверь. В бывшей детской стояли теперь два стола — один с кухни, другой из бывшего салона. А в бывшей спальне сгрудились все шкафы, какие нашлись в квартире, причем самый большой шкаф невозможно было открыть — дверцы упирались в секретер. Хорошо, хоть работу по перетаскиванию мебели Юрий взял на себя и провернул операцию за неполных два часа, не взяв со Шломо ни одной агоры в дополнение к положенным за сеанс двумстам шекелям.

— Мне тоже его методы не по душе, — согласился я. — Но говорят, что экстрасенс он хороший.

И тут Шломо выдал длинную фразу, которая в вольном и неточном переводе с иврита звучала «говорят, что в Москве кур доят». Вместо Москвы, правда, был использован Тель-Авив, а куры были заменены на индюков, но смысл остался.

Предстояло решить, как привести квартиру в жилое состояние с минимальными потерями. И сделать это до возвращения Миры с детьми из их путешествия по Голанам. Я не уверен, что наши исправления, внесенные в интуитивно расчерченную Юрием схему, были полезны для здоровья. Мне весь вечер казалось, что я слышу звуки скандала и задушенный голос Шломо: «Он же экстрасенс экстра-класса!» Не мог я ничего слышать — Шломо живет на противоположном конце города.

Юрий Штейн позвонил мне на следующий день в семь утра и сказал мрачно:

— Хотел застать тебя, прежде чем ты уйдешь на работу. Я ошибся. Кровать маленького Хаима должна была стоять головой на запад, а я поставил головой на юг. Передай Шломо, чтобы переставил. И мои сожаления.

Сожаления я передал с удовольствием.

На работу, кстати, я по утрам не хожу — единственное преимущество свободной профессии историка.

Когда знакомишься с человеком, никогда не знаешь, к чему это приведет. Вполне тривиальная истина, которая не нуждается в доказательствах. Поэтому ограничусь примерами. Со Шломо Бен-Лулу я познакомился в туалете на Тель-Авивской тахане мерказит. Выходя из кабинки, он неловко ткнул меня локтем в нос, следствием чего стал обмен дежурными любезностями, неожиданный ворох извинений и приглашение выпить пива. Еще немного, и мы обменялись бы номерами страховок, будто речь шла о дорожно-транспортном происшествии. В результате возникла дружба, которая длится уже пять лет.

С Юрием Штейном мы вообще не знакомились. Если, конечно, под процедурой знакомства иметь в виду называние имен и пожимание рук. К Юрию Штейну я привел на прием мою племянницу, которая дала клятву все свои болезни лечить только у экстрасенсов. У нее начался сильный кашель, мать — сестра моя Лия — пыталась отправить Симу к семейному врачу, но та уперлась, и мне пришлось идти с девочкой к Штейну, поскольку на расстоянии ближайших ста метров от их дома других экстрасенсов не наблюдалось.

— Я не лечу кашель, — сказал Юрий Штейн, — я специализируюсь по геопатогенным зонам. Завтра утром я к вам приду и посмотрю, что можно сделать. Стоить это будет двести шекелей.

Он действительно пришел и сдвинул Симину кровать ближе к окну. Небольшой труд за такие деньги.

Но кашель у девочки прошел в тот же день.

Кстати, пусть вас не обманывает, что я называю Симу девочкой. Так уж привык. Ей как раз исполнилось двадцать два — возраст, близкий к состоянию старой девы. Может, поэтому она отнеслась к работе Юрия так серьезно.

Юрий, Сима и Шломо — герои истории, о которой я хочу рассказать. Главным был, естественно, Юрий, но и Шломо с Симой сыграли соответствующие роли.

Произошло это в 2024 году, шесть уже лет назад. Помню, после того злополучного дня, когда Юрий занимался перестановкой мебели в квартире моего друга Шломо Бен-Лулу, прошла неделя. Мы сидели со Шломо в кафе «Визави» на Кинг Джордж. Шломо ел шварму, а я запивал пивом. Так сказать, разделение труда.

— Мне его методы не нравятся, — в очередной раз повторил Шломо, — но результаты у твоего Юрия потрясающие, надо признать.

Оказывается, Шломо удалось убедить свою Миру хотя бы сутки пожить в казарме. За это время у сына исправилось косоглазие, у старшей дочери исчезли боли в колене, жена Мира перестала страдать от застарелого геморроя, а сам Шломо излечился от радикулита. Ничего не произошло только с младшей дочерью. Наверно, потому, что у нее никаких болезней не наблюдалось со дня рождения.

Несмотря на очевидный лечебный эффект, жить в казарме было невозможно, и Шломо переставил кровати обратно в спальни, сохранив, по-возможности, установленную Юрием ориентацию относительно стран света.

— Интересно, как он все это узнал, — продолжал Шломо. — У него с собой даже рамки не было.

Честно говоря, я думал, что Юрий пользуется обычным методом тыка, а все остальное — следствие веры клиента в авторитет профессии. Но не скажешь ведь верующему, что Бога нет.

— Интуиция, — сказал я. — Рамка — это для дилетантов. Профессионал-экстрасенс видит энергетические аномалии внутренним зрением.

Шломо кивнул и продолжил военные действия по уничтожению огромной горы салатов. Попивая пиво, я следил за изумительной блондинкой, сидевшей за соседним столиком в ожидании кавалера, просаживавшего деньги у игрального автомата. Кавалер не годился ей в подметки. Размышляя над капризами природы и человеческой психологии, я не сразу расслышал слова Шломо.

— А ну-ка, повтори, — попросил я, ухватив последнюю часть фразы.

— Я сказал, что, согласно теории решения творческих задач, подход может быть двояким. Можно воздействовать на объект. А можно — на окружающие параметры. Результат не меняется.

— И что же?

— Твой Юрий действует на окружающие параметры — переставляет мебель, чтобы пациент не спал в точках, энергетически опасных для здоровья. Почему бы не действовать иначе? Я имею в виду — менять расположение самих геопатогенных зон.

Я не сказал, что Шломо по специальности — программист. Составить любую программу для него — тьфу. Но в физике он понимает, кажется, меньше меня. Так мне, во всяком случае, показалось, тем более, что толстый господин в спадающих шортах вернулся к своей блондинке и чмокнул ее в щеку.

— Глупости, — сказал я раздраженно. — Геопатогенная зона — это особо расположенная структура в магнитном и энергетическом поле планеты. Как ты ее сдвинешь?

— Она слишком худая, — сказал Шломо, проследив за моим взглядом, — а сдвинуть геопатоген можно элементарно. Берусь составить программу.

Так вот и возникла идея операции «Мирный процесс».

Через неделю пришлось рассказать обо всем моей племяннице Симе. Дело в том, что Юрий Штейн воспринимал Шломо лишь как клиента, не выполнившего указаний целителя.

— Я вам мебель передвинул? — спросил он, когда мы со Шломо явились на прием и изложили азы теории творчества вместе с азами теории катастроф. — Передвинул. Зачем вы поставили все на прежние места? Я не могу отвечать за результат лечения, если клиент не подчиняется указаниям.

— Меня лечить не надо, — вздохнул Шломо. — Я уже вылечен по гроб жизни.

— Тогда я не понимаю…

И Шломо начал все сначала, причем Юрий демонстративно смотрел на часы

— в приемной ждал очередной посетитель.

Мы покинули целителя, ни в чем его не убедив.

— Тупой народ, — бурчал Шломо. — Ему подсказываешь, как можно прибрать к рукам весь мир, а он воображает, что это ему ни к чему.

Вечером я отправился в гости к моей сестре Лие и, слава Творцу, застал Симу дома, а не в творческом поиске.

— Очередного кавалера прогнала, — сказала Лия. — Так и помрет старой девой.

— У него биополе всего три сантиметра, — пожала плечами Сима. — Зачем мне этот энергетический урод?

— Ты это сама определила? — спросил я. — Или…