Казан - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 23

Дрались они не так, как дерутся ездовые собаки или волки, — ярость и ненависть в первые мгновения совершенно ослепила их. И у того, и у другого бойца была сильная хватка. Они вертелись с поразительным проворством, наверху оказывался то один, то другой, и четыре собаки, наблюдавшие за дракой, едва поспевали глазами за их движениями. При других обстоятельствах зрители давно бы уже бросились на первого поверженного на землю бойца и разорвали бы его на куски. Таков обычай. Но теперь они стояли в нерешительности.

Вожак-великан никогда не знал поражения в битвах. Предки, датские доги, наградили его огромным ростом и челюстью такой силы, что он мог бы с легкостью размозжить голову любой обыкновенной собаке. Но Казан был не просто ездовым псом или волком — в нем сочетались лучшие качества обоих. Кроме того, он уже успел как следует отдохнуть на сытый желудок. А главное, он выступал на защиту своей подруги. Его клыки вонзились глубоко в плечо лайки, но и длинные зубы вожака тоже сомкнулись на его шее. Окажись они на один дюйм глубже, и лайке удалось бы перекусить Казану вену. Казан почувствовал это и даже в самые острые моменты борьбы внимательно следил за тем, как бы противник не повторил хватку. Тот было попробовал, но Казан проворнее любого волка отскочил в сторону. Из раны на груди у него сочилась кровь, но он не замечал боли. Теперь враги начали медленно кружить. Сидящие вокруг собаки придвинулись на несколько шагов, в волнении разинув пасти, их глаза загорелись — они ждали роковой минуты. Все четыре глядели на своего вожака. Казан описывал вокруг него круги, а тот, хромая, поворачивался за ним. Плечо у лайки было сломано. Прижав уши, она напряженно следила за Казаном. Уши Казана стояли торчком, лапы легко ступали по снегу. К нему вернулся весь его опыт, вернулась осторожность. Исчезла слепая ярость первых мгновений, теперь он дрался так, будто перед ним был зверь с длинными когтями — дымчатая рысь.

Пять раз Казан обошел вокруг противника, потом, словно молния, прыгнул, обрушив всю тяжесть своего тела на плечо лайки. На этот раз Казан не пытался вцепиться в горло. Он нанес сокрушительный удар по челюсти. Это был самый верный удар, если принять во внимание тех безжалостных судей, которые ждали падения побежденного. Казан сбил противника с ног, и в то же мгновение собаки ринулись на упавшего. Вся ненависть, которая накопилась у них за те месяцы, пока их свирепый вожак командовал ими, вылилась теперь наружу, и через несколько секунд он был разорван.

Гордой походкой Казан подошел к Серой Волчице. Радостно заскулив, она положила ему голову на шею. Дважды он бился за нее не на жизнь, а на смерть и оба раза победил. Она послала восторженный клич в холодное серое небо и, прижавшись к Казану, с радостью слушала, как вонзаются зубы собак в тело врага, сраженного ее повелителем.

16. ГОЛОС КРОВИ

Пиршество над тушей старого лося длилось несколько дней. Напрасно Серая Волчица пыталась увести Казана поглубже в леса. Мороз спадал с каждым днем, снова наступила пора охоты. Серой Волчице хотелось опять быть вдвоем с Казаном. Но у существ сильного пола обладание властью, должно быть, всегда вызывает какие-то новые ощущения, и Казан увлекся своим положением вожака собачьей своры. Теперь не одна только волчица, а еще четыре лайки следовали за ним по пятам. Снова он испытывал и странное возбуждение и торжество, уже почти забытое им. Серая Волчица угадывала опасность, которой грозила Казану его новая власть.

Трое суток все они оставались поблизости от убитого лося, готовые защищать его от вторжения чужаков. Правда, с каждым днем они становились все менее бдительными. На четвертый день им удалось затравить молодую лань. Казан возглавлял охоту, и впервые за все время, возбужденный присутствием своры, он бросил отставшую Серую Волчицу. Когда они настигли жертву, Казан первый вцепился в ее мягкое горло, и, пока он не начал раздирать зубами мясо, никто не решался приступать к еде! Казан был хозяином. Он мог зарычать и прогнать всех прочь. Когда блестели его клыки, собаки трусливо прижимались к земле.

Кровь его кипела. Возбуждение и радость, которые давала власть, постепенно вытесняли из его сердца привязанность к Серой Волчице. А она, чувствуя это, утратила прежнюю легкость походки, не так уверенно держала голову. К убитой лани она едва притронулась. Теперь слепая морда ее всегда была направлена туда, где находился Казан. Куда бы он ни двинулся, она следовала за ним своими невидящими глазами в надежде, что он позовет ее и они уйдут и снова будут жить вдвоем.

После того как он стал вожаком, в Казане начали происходить странные перемены. Будь у него в подчинении волки, Серой Волчице ничего не стоило бы отбить его от них. Но Казана теперь окружали его братья по крови. Все-таки он был собакой. Жизнь с Серой Волчицей угнетала Казана только одним — одиночеством, а это чувство совсем незнакомо его дикой подруге. Собакам необходимо общество подобных себе существ, и не одного, а нескольких. Природа научила Казана слушать и исполнять приказания человека. Правда, он научился и ненавидеть людей, но к собачьему племени он принадлежал по-прежнему. Ему хорошо жилось с Серой Волчицей, лучше, чем раньше, когда он находился в обществе людей и собак. Но Казан долго был оторван от своей старой жизни, и теперь голос крови заставил его на время забыть скверные ее стороны. И только чуткая Серая Волчица понимала, к чему все это может привести ее друга.

С каждым днем становилось все теплее, и в полдень снег на солнце начал оседать. Прошло уже две недели после сражения возле убитого лося. Свора постепенно продвигалась на восток; в конце концов они оказались в пятидесяти милях восточное и в двадцати пяти милях южнее старого логовища Казана и Серой Волчицы под буреломом. Волчица все больше тосковала по своему покинутому жилищу. Увести Казана обратно она уже не могла. Несмотря на все ее попытки, он продолжал идти во главе своры все дальше на юго-восток.

Инстинкт заставлял собак держаться этого направления. Они еще слишком недолго прожили в лесу, чтобы забыть власть человека, а люди были именно там. Совсем уже недалеко находился форт, откуда эти четыре лайки выехали в свое время с прежним своим хозяином. Казан этого не знал, но вот однажды произошло событие, которое вновь напомнило ему о прежней жизни, о былых привязанностях, которые уже не раз заставляли его покидать Серую Волчицу.

Они поднялись на вершину холма и вдруг остановились как вкопанные. Человеческий голос! Погонщик покрикивал на собак. Казан, чувствуя необычайное волнение, заглянул, вниз, в долину, и увидел упряжку из шести собак, тянущую сани. Позади саней на лыжах бежал человек и окриком то и дело подгонял своих собак.

Дрожа в нерешительности, лайки и их предводитель стояли на холме, а Серая Волчица жалась где-то позади. Они не сдвинулись с места, пока человек и его упряжка не скрылись из виду, но потом подбежали к следу, стали взволнованно нюхать снег и скулить. Мили две они шли за человеком прямо по широким полосам, оставленным его лыжами, лишь Серая Волчица бежала ярдов на двадцать правее, потому что свежий человеческий запах причинял ей мучительное беспокойство. Только любовь к Казану, только доверие, которое она все еще испытывала к нему, заставляли ее находиться так близко к ненавистному следу.

На краю какого-то болота Казан остановился, потом свернул со следа. Собачье влечение к человеку у Казана все росло, но дикие предки оставили ему в наследство подозрительность, которую ничто не могло истребить. Серая Волчица радостно взвизгнула, поняв, что Казан сворачивает в чащу, и побежала рядом с ним, плечо к плечу…

Снега начали таять, а талый снег — это первый признак весны. Весной человек уходит из диких лесов и долин. Вскоре Казан и его товарищи, находившиеся теперь милях в тридцати от форта, почувствовали, что движение на человеческих тропах стало оживленней. За сотню миль со всех сторон к форту съезжались трапперы с последней зимней добычей пушнины. С востока и запада, с севера и юга шли их пути, и все они сходились у форта. Казан и его свора очутились в самой гуще этих путей. Не проходило дня, чтобы они не нападали на один, а то и на несколько совсем свежих следов.