Казан - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 13

— И ты будешь защищать нас, если понадобится, правда? — продолжала она. Потом тихо поднялась. — Придется запереть дверь, — сказала она. — Я не хочу, чтобы ты ушел сегодня, Казан. Тебе надо остаться с нами.

Казан побрел в свой угол и лег. И здесь, в доме человека, что-то непонятное будоражило его сегодня. Он принюхивался, пытаясь понять, в чем дело. В самой хозяйке он чувствовал перемену. Женщина ходила по хижине, собирала какие-то вещи и упаковывала их в свертки. Совсем поздно вечером Джоанна снова подошла к Казану и положила руку ему на голову.

— Мы уезжаем, — прошептала она, и в голосе ее послышалась дрожь, почти слезы. — Мы уезжаем домой, Казан, туда, где живут его родные, где города, музыка и все прелести цивилизованного мира. И мы возьмем тебя с собой, Казан.

Казан не понимал слов, но он был счастлив, что хозяйка находится так близко и говорит с ним. В такие минуты он забывал Серую Волчицу. То, что было в нем от собаки, брало верх над волком; эта женщина и ребенок заполняли весь его мир. Но, после того как Джоанна легла спать и все в хижине затихло, он почувствовал прежнее беспокойство. Он встал и украдкой прошелся по комнате, обнюхивая стены, дверь и упакованные хозяйкой вещи. Он тихо заскулил. Джоанна сквозь сон услыхала его и пробормотала:

— Тише, Казан. Иди спать… иди спать…

Долго еще после этого Казан стоял, прислушиваясь и вздрагивая. И вдруг он услыхал еле различимый издалека вой Серой Волчицы. Это был призыв, но в нем не чувствовалось тоски или одиночества, в нем звучало что-то новое. Казан задрожал, кинулся к двери и заскулил. Джоанна крепко спала и ничего не слыхала. Еще раз донесся до Казана этот призыв, всего один раз. Потом — только ночная тишь. Казан лег, примостившись у самого порога.

Здесь и нашла его рано утром Джоанна. Казан лежал, настороженно прислушиваясь. Она подошла, открыла дверь, и в то же мгновение он выскочил и исчез. Лапы его едва касались земли, когда он мчался к Скале Солнца. В противоположном конце долины ему уже видна была вершина, озаренная золотым сиянием.

Он добежал наконец до узкой, извилистой тропы и стал быстро подниматься.

Серая Волчица не приветствовала его на вершине. Но он чуял ее, и вместе с ее запахом до него долетел запах какого-то другого существа. Мускулы Казана напряглись, лапы выпрямились. В горле стал расти низкий, угрожающий рокот. Теперь он знал: то неведомое, что преследовало и беспокоило его накануне, было живым существом. Оно вторглось в его жилище, которое они с Серой Волчицей облюбовали себе. Казан обнажил свои длинные клыки, с рычанием вздернул губы. Готовый к прыжку, вытянув вперед шею и голову, он осторожно подкрался к двум скалам, между которыми вчера спряталась Серая Волчица. Она все еще была там, но — не одна!

В следующее мгновение Казан расслабил мускулы. Шерсть на спине улеглась. Он навострил уши, просунул голову и плечи между двумя скалами и тихо заскулил. И Серая Волчица заскулила в ответ. Медленно Казан попятился, выбрался наружу и повернулся к восходящему солнцу. Потом лег, телом своим загородив вход в логово между двумя скалами.

У Серой Волчицы родились детеныши.

9. ТРАГЕДИЯ НА СКАЛЕ СОЛНЦА

Весь тот день Казан караулил на вершине Скалы Солнца. Теперь инстинкт говорил ему, что его долг — быть здесь. И тяга к хижине была уже не так сильна. В сумерки Серая Волчица вышла из своего убежища. Она подошла к Казану, тихонько повизгивая, и слегка укусила его за шею. Древний инстинкт предков подсказал ему, как нужно ответить: он ласково лизнул ее в морду. Серая Волчица раскрыла пасть и словно засмеялась, дыша коротко и отрывисто, как дышат после быстрого бега. Она была счастлива. Когда послышалось тихое посапывание там, между скалами, Казан завилял хвостом, а Серая Волчица бросилась назад, к своим детенышам.

Писк детенышей и то, как реагировала на это Серая Волчица, преподали Казану первый урок отцовства. Он понял, что его подруга не сможет теперь охотиться с ним вместе, что ей нужно оставаться на вершине Скалы Солнца. Когда взошла луна, он спустился один в долину и к рассвету вернулся, держа в зубах большого зайца. Серая Волчица ела жадно. И опять Казан понял, что отныне он должен каждую ночь приносить добычу своей подруге и тем маленьким визгливым существам, которые прятались в расселине между скалами.

В последующие дни Казан не подходил к хижине, хотя не раз слышал, как мужчина и женщина звали его. Но на пятый день он спустился к ним. Джоанна и ее дочка так обрадовались, что молодая женщина даже обняла его, а девочка прыгала, смеялась и радостно кричала. Мужчина же стоял рядом настороже, глядя на их бурный восторг не очень одобрительно.

— Я боюсь его, — повторил он Джоанне уже, наверное, в сотый раз. — Глаза у него горят совсем по-волчьи. Это коварная порода. Я иногда даже жалею, что мы впустили его тогда в дом.

— А если бы мы этого не сделали, что стало бы с нашим ребенком? — напомнила ему Джоанна.

— Да, конечно, я не забыл, — проговорил ее муж. — Знаешь, Казан, старина, ведь и я тоже тебя люблю. — И он ласково погладил Казана по голове. — Интересно, как ему понравится там, на новом месте. Он ведь привык к лесам. Ему все покажется очень странным.

— И я… тоже… привыкла к лесам, — прошептала Джоанна. — Может быть, поэтому я так люблю Казана — больше всех после тебя и маленькой. Казан, милый мой Казан…

В этот раз Казан еще острее почувствовал таинственную перемену в хижине. Хозяева непрерывно обсуждали свои планы, а когда муж выходил, Джоанна разговаривала с ребенком или с Казаном.

Навещая на следующей неделе хижину, Казан с каждым разом становился все беспокойнее, и однажды муж Джоанны заметил происшедшую в нем перемену.

— Мне кажется, он знает, что мы уезжаем, — сказал он Джоанне как-то вечером. А потом добавил: — Сегодня река поднялась еще выше. С отъездом придется подождать неделю, а то и больше.

В эту ночь, когда луна залила вершину Скалы Солнца своим золотым светом. Серая Волчица вышла из убежища. Рядом с ней ковыляли три ее волчонка. Многое в этих мягких комочках, которые копошились возле Казана и вцеплялись в его шерсть, напоминало ему маленькую Джоанну. Иногда они издавали такие же непонятные тоненькие звуки и перебирали четырьмя лапами так же неуклюже и беспомощно, как маленькая Джоанна своими двумя ножками. Казан не ласкал волчат, как Серая Волчица, но их прикосновение, их щенячье хныканье доставляли ему новую для него радость.

Луна стояла прямо над скалой, было светло, как днем. Казан снова отправился за добычей для Серой Волчицы. У подножия скалы перед ним внезапно появился крупный заяц, и Казан бросился в погоню. Он гнался за ним с полмили, но тут инстинкт волка взял верх над собакой: Казан оставил бесполезное преследование. Оленя он смог бы догнать, но на мелкую дичь волку следует охотиться по примеру лисы. Казан стал красться по чаще медленно и бесшумно, как тень. Он находился примерно в миле от Скалы Солнца, когда опять выследил зайца. Два прыжка, и он уже держал беляка в зубах — ужин для Серой Волчицы! Возвращался Казан не спеша, то и дело бросая тяжелого зайца на землю, чтобы передохнуть.

Дойдя до узкой тропы, ведущей на вершину скалы, он остановился. На тропе был совсем свежий запах чужих следов. Добыча выпала из пасти Казана, каждый волосок на его теле поднялся. То, что Казан вдруг почуял, не было запахом зайца, куницы или дикобраза: по тропинке прошел зверье клыками и когтями!

Внезапно с вершины скалы слабо донеслись звуки, заслышав которые Казан полетел вверх с громким, протяжным воем. Когда он достиг вершины, глазам его при свете луны предстало зрелище, от которого он на мгновение окаменел. У самого края отвесного склона Серая Волчица схватилась в смертельной борьбе с огромной серой рысью. Вот волчица упала, подмятая свирепой кошкой, и вдруг издала ужасный, пронзительный вопль.

Одним прыжком Казан очутился возле. Напал он быстро, молча, как нападает волк, но с мужеством и остервенением собаки. Будь его противником собака, она погибла бы от этой первой атаки. Но рысь — это совсем не то, что собака или даже волк. Рысь — это «Мау-ли», то есть «Быстрейшая», как прозвали ее индейцы, — самый проворный зверь из всех диких обитателей леса. Длинные клыки Казана уже готовы были вонзиться ей глубоко в горло, но в какую-то долю секунды рысь отпрыгнула, как большой мягкий мяч, и клыки погрузились лишь в мякоть ее плеча. Казану приходилось теперь иметь дело не с клыками волка или лайки, а с когтями, которые могли вспороть его тело, как двадцать острых бритв; он не смог бы уберечься от них, даже ухватив врага за горло.