Генетика этики и эстетики - Эфроимсон Владимир Павлович - Страница 18

Хотя гемофилия бросалась в глаза при обрезании – но это редкое заболевание, частота его у мальчиков во все времена была примерно одинакова и едва превышала 1:30 000. Тем не менее уже в глубокой древности была подмечена такая деталь, как передача гемофилии по женской линии, причем установлена так отчетливо, что решено было отказаться от основного завета – обрезания. Между тем современная статистика показывает, что в кровосмесительной связи резко дефективен или уродлив каждый третий-четвертый ребенок. Не заметить вред кровосмешения было невозможно.

Конечно, в доисторические времена, в период дикости, когда инцест и кровнородственные связи были очень часты, естественный отбор, отметая больное потомство этих браков, держал фонд рецессивных дефектов человека на низком уровне. Были, конечно, и исключения. В Древнем Египте женитьба фараонов на сестрах была почти правилом. Аахмес I (1580 г. до н. э.), родившийся от брата и сестры, правил 24 года и изгнал гиксосов из Египта после их долгого владычества; Аахмес I женился на своей сестре Нефертари, в результате родился талантливый Аменхотеп I, реформатор. Ряд инцестных браков привел к появлению знаменитой красавицы Аахамес. Великая королева Хатшепсут (Гатшепсу), великий фараон Тутмос III тоже происходили от долгого ряда инцестных браков. Поразительную смелость и энергию проявил царствовавший 17 лет Эхнатон (Хунатен), который ввел почитание солнца. Но сколько было уродов? Тутанхамон, например, был болезненный и рано умер. Династия Птолемеев после четырех поколений нормальных браков поддерживалась много поколений инцестными браками. Большинство были энергичными и дельными администраторами. Последняя в роде – Клеопатра – была красавицей, умной и безгранично смелой. Но по степени вредности инцеста в настоящее время можно уверенно утверждать, что он и в те времена был достаточно вреден.

М. Адамс и Дж. Ниль (Adams M.S., Neel J.V., 1967) обследовали 16 детей из 12 инцестных связей брата с сестрой и 6 – отца с дочерью. Матери обычно очень молоды и частью умственно неполноценны. Из 18 детей только 7 оказались к шестимесячному возрасту нормальными. Из 11 остальных 2 умерли вскоре после рождения, 1 умер от гликогенеза, 1 имеет заячью губу, у 2 – тяжелая умственная отсталость, параличи и судороги, у 3 – умеренная умственная отсталость, коэффициент интеллекта около 70. Сходные результаты получила Зееманова, сопоставившая 161 ребенка от инцестных связей, установленных в судебном порядке, с 95 их полубратьями-полусестрами, родившимися от неинцестных браков. 88 детей происходили от связи отца с дочерью, 72 от связи брат-сестра, 1 от связи мать-сын. Среди 161 инцестных детей 40 имели серьезные врожденные уродства, 43 страдали имбецильностью, иногда идиотией, была резко повышена частота глухонемоты. В первый год после рождения умерло 27 инцестных детей из 157, тогда как в контрольной группе родственных им, но неинцестных детей – 7 из 93. Конечно, в период дикости инцестные браки были гораздо менее опасными, чем теперь, однако и тогда вред инцестных связей не мог не бросаться в глаза. При инцесте коэффициент инбридинга (кровного родства) 1/4 (0,25), и риск для потомства арифметически в четыре раза выше, чем в браке с кузиной, но вероятность поражения при инцесте гораздо более высока, чем следует из сопоставления коэффициентов инбридинга, потому что действие вредных рецессивных полигенов, вероятно, нередко не суммируется, а перемножается.

5.3. Естественный отбор и развитие этики сексуальных контактов

Моногамная семья и чрезвычайно широкий круг связанных с ее поддержанием наследственных эмоций и влечений, в частности способности к индивидуальной любви, вероятно, в большой мере складывались в результате особой формы интенсивного естественного отбора. В условиях частого голода, холода, нападений хищников и врагов женщина и мужчина, разрушавшие или менявшие свою семью, значительно реже доводили свое потомство до половой зрелости и слабее передавали свои гены, чем мужчины и женщины с прочными семейными инстинктами. Отбор на поддержание инстинктов целостности семьи во все исторические времена, вероятно, шел с большой интенсивностью; может быть, поэтому чрезвычайно многообразный комплекс эмоций, унаследованных нами от предков, нередко оказывается очень устойчивым к самым многообразным и убедительным «антимещанским» аргументам; может быть, поэтому все вновь возрождается алогичное требование к партнеру: «все или ничего». Разумеется, не следует думать, что развертывание этой системы эмоций происходит независимо от окружающей среды, ее влияния, воспитания. Речь здесь идет именно о том, что эта унаследованная система создает восприимчивость кряду этических положений, вносимых извне, восприимчивость, нередко латентную, но возрождающуюся вновь и вновь в каждом поколении, с реализацией, нередко поразительно устойчивой к средовым и внутренним (например, гормональным) детерминантам.

В эпоху группового брака люди жили столь разобщенными группами, что возбудители венерических болезней почти не могли адаптироваться к человеческому организму. Только много позднее, когда численность населения Земли стала исчисляться миллионами, возбудители сифилиса и гонореи получили возможность приспособиться к человеку, венерические болезни стали приобретать широкое распространение.

Вероятно, с этого времени стал усиливаться очень своеобразный естественный отбор на однолюбие, на способность к супружеской верности, на все эмоции, с этой верностью связанные.

Конечно, действовали и социальные факторы (передача наследства своим детям), направленные на установление женской верности, но наряду с ними действовал и естественный отбор.

Культ девственности, который иным представляется противоестественным и даже пережитком варварства, тоже, вероятно, относится к группе эмоций, мощно поддержанных естественным отбором. Необычайно сложные функции мозга постоянно модифицировались отбором, а однажды сложившиеся комплексы эмоций могли приобретать, помимо психической, и социальную кодификацию. Девственность служила не только некоторой гарантией отсутствия венерических заболеваний у вступающей в брак, она отчасти гарантировала и то, что девственница, став женой, убережется от внебрачных контактов. В меньшей мере, но по этой же причине естественно возникали требования к сексуальной непорочности юношей.

Трудно представить себе, какую важную роль венерические болезни играли некогда в качестве фактора естественного отбора.

Заметим, кстати, что представление о завозе сифилиса из Америки неправильно. Сифилис имеет очень древнее афроевразийское происхождение.

На основании данных изучения древних скелетов (Brothewell D., 1970) показано, что сифилис возник вовсе не в Америке, а в Азии, притом более 2000 лет назад. Он затем распространился через Тихий океан на американский континент, а в западном направлении на Европу – с расширением арабской империи. Предполагается, что предком бледной спирохеты были трепонемы приматов и других животных, около 5000 лет назад начавшие «приспосабливаться» к человеку. Ряд исследователей приходит к выводу, что происхождение сифилиса несравненно древнее, что он, вероятно, был уже у неандертальцев. Трудно представить себе мощность этого фактора отбора, если он начал действовать с неандертальцев. В прошлом, уже в предысторическую эпоху, когда каждый внебрачный контакт был связан со значительным риском венерического заболевания, когда существовали лишь малоэффективные средства лечения, гонорея, вероятно, даже больше сифилиса устраняла из человеческого генофонда наследственные факторы сексуальных излишеств. Если воспаление мочевого канала и придатка не приводило мужчину к бесплодию, то эта болезнь резко снижала плодовитость женщины и, кроме того, нередко обрекала ее на рождение слепнущих от бленнореи детей.