Генетика этики и эстетики - Эфроимсон Владимир Павлович - Страница 12

Что наследственно закрепленной, а отнюдь не заученной или выученной может быть довольно сложная система действий, показывает пример птенца кукушки, который, не видя никогда своих родителей, точно выполняет всю программу сложных видоспецифических действий.

Гелады заботятся о потомстве всей стаи, и детеныши, обычно бродящие в стаде далеко от матери, во время тревоги бросаются на спину любого животного, несущегося в укрытие. В стаде павианов мать с ребенком пользуется особыми привилегиями, помимо защиты всеми самцами.

Если отбросить как не окончательно доказанные многие сообщения об интеллекте и активной доброжелательности дельфинов, все же окажется, что в совершенно разных ветвях филогенетического древа независимо создавались многие «человеческие» свойства. Но для того чтобы из некоторых задатков наших обезьяноподобных предков за полсотни тысяч поколений выработалось столь социальное животное, как человек, неизбежно требовался отбор по строго определенному направлению, «программированному» жестко скоррелированными изменениями: чрезвычайным ростом головного мозга и его мощи, удлинением срока заботы о потомстве, усложнением сотрудничества и усилением самоотверженности. У питекантропов во время охоты осуществлялась уже очень совершенная система связи и координации, немыслимая без так или иначе развитой системы этических представлений.

В природе человека заложено много «звериного». Но в зверях заложено много «человеческого».

Рассматривая один за другим виды высших позвоночных, мы найдем почти у каждого из них тот или иной инстинкт, эмоцию или способность, обычно считающиеся монополией человека: героическую охрану потомства и заботу о нем, взаимовыручку в опасности, организованную самоотверженную защиту стада, верность и преданность, способность к быстрой выработке условных и экстраполяционных рефлексов, комбинаторные способности, острую память, способность к обучению и членораздельной речи, жизненно важные формы коллективизма.

В Южной Африке павианы имеют страшного врага – не льва, слишком тяжелого, чтобы лазить по деревьям и скалам, а леопарда – это легкий «вездеход», вскарабкивающийся на любое дерево или скалу. А его «пятизарядная» лапа все равно убивает сразу. Натуралист Евгений Маре, проживший среди павианов три года, однажды подсмотрел такой случай. Стадо павианов, самцы, самки, детеныши опоздали вовремя добраться до безопасных пещер, а недалеко от их дороги спокойно залег леопард. Добыча ему обеспечена. Но вот от стаи отделились два самца. Они взобрались на скалу над леопардом и разом кинулись вниз на него. Один вцепился в горло, другой в спину. Леопард одним взмахом задней лапы вспорол брюхо нижнему павиану и махом передних лап переломил кости верхнему. Но за доли секунды клыки уже выпотрошенного павиана добрались до яремной вены леопарда, и на тот свет отправилась вся тройка. Можно не сомневаться, что оба павиана при всей своей «тупости» знали, что их ждет неминуемая гибель, но они пошли на нее.

Если бы искалеченный леопард уцелел, то предметный урок – к стаду павианов лучше не подходить – получили бы все леопарды в окрестностях.

Особенный интерес представляет работа Р. Триверса (Trivers R. L., 1971), посвященная проблеме естественного отбора на взаимно альтруистическое поведение с разбором трех систем: 1) симбиоза между рыбой-хищником и видом-санитаром, очищающим его тело от эктопаразитов-рачков, 2) предупредительный крик у птиц, 3) не ограниченный кругом родственников взаимный альтруизм у человека.

Число видов крупных рыб-хищников, обслуживаемых мелкими рыбками, очищающими их от эктопаразитов, почти безгранично, число видов-санитаров близко к полусотне. «Хозяева почти никогда не пожирают своих санитаров, имеющих яркую предупреждающую окраску, заметность которой усиливается особыми движениями при подплывании. Без «санитаров» хозяева быстро гибнут от эктопаразитов, ради очистки приплывают в места, изобилующие санитарами и тратят на их поиски и очистку ими своего тела почти столько же времени, сколько и на охоту. Очищенный хищник энергичными движениями предупреждает своего санитара перед закрытием пасти, так что тот успевает уплыть» (Maynard Е., 1968). Поведение хозяев закреплено не «преемственностью», а наследственностью. Так, выращенный в одиночестве до шестилетнего возраста морской окунь, который привык сразу хватать все ему брошенное, не только не схватил подсаженного к нему санитара, но раскрыл пасть для очистки, а затем веером развернул для очистки и жабры. Более того, некоторые мелкие рыбы мимикрируют под «санитаров» не только по окраске, но и по движениям.

Важным примером альтруизма являются предупредительные крики птиц; они иногда становятся жертвами хищника, о котором предупреждают собратьев; предполагается, что имеет место групповой отбор; из-за предупреждения хищник часто остается голодным и слабым, отучается охотиться за жертвой данного вида и в данном ареале.

Триверс рассматривает три модели: 1) альтруист систематически рискует собой для других членов популяции, в этом случае «ген» альтруизма обречен на вытеснение (если только на выручку альтруисту не будут приходить и не спасенные им); 2) альтруист рискует собой только ради близких родственников, при малом риске для альтруиста, большом шансе на спасение гибнущего ген альтруиста распространится широко; 3) альтруист рискует собой преимущественно для альтруистов же и для способных на взаимный благодарный альтруизм. В этом случае интенсивность отбора тем выше, чем чаще в жизни особи встречаются ситуации, требующие взаимной выручки.

Но во всех трех случаях число переменных, определяющих направление и интенсивность отбора по признаку взаимного альтруизма очень велико.

При прочих равных условиях важное значение имеет видовая длительность жизни индивида – чем она больше, тем больше шансов на выгодность взаимного альтруизма; степень дисперсии и перемешивания особей определяет вероятность встречи в беде со спасенным; степень взаимозависимости особей определяется и их территориальной близостью друг другу: чем меньше общество, тем более «выгоден» взаимный альтруизм; он очень важен в схватках между коллективами.

Но особое значение Триверс придает проблеме «обманщиков», т. е. особей, воспользовавшихся помощью, но не выручающих спасителя, попавшего в беду. Такая неблагодарность карается во всех сообществах очень жестоко, однако вопрос о том, в какой мере это стремление карать неблагодарного является производным общего наследственного чувства справедливости или же узко специфично, либо же порождено воспитанием, в настоящее время можно решать лишь косвенным путем.

Выводы Триверса о том, что отбор на агрессивность по отношению к неблагодарным (обманщикам) может повлечь еще более сложные формы отбора, нам представляется далеко идущим. Обзор Триверса заканчивается словами: «…При психологической и познавательной сложности, которую быстро приобретает система, трудно решить, в какой мере роль альтруизма в эволюции человека пустила в ход отбор на психологические и познавательные способности, частично породившие резкое увеличение объема человеческого мозга во время плейстоцена».

3. С чего начинаются человек и человечность