Долина Безмолвных Великанов - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 42

Кент наконец вышел из каюты в этот рассвет нового дня и взглянул на окружавший его роскошный мир. Грудь его переполнялась радостью и торжеством человека, вновь родившегося на свет; и как и он сам, весь мир претерпел изменения. Гроза прошла. Седая от вспененных волн река простиралась перед его глазами. По берегам виднелись темные массивы дремучих еловых, кедровых и пихтовых лесов. Вокруг царила великая тишина, нарушаемая лишь журчанием реки и плеском воды о борта баркаса. Черные дождевые тучи унеслись вместе с ветром, и Кент, оглядевшись вокруг, наблюдал, как быстро тают последние ночные тени и зарождаются новые картины райского великолепия. Проходили минуты, и на востоке появилась нежная и светлая жемчужная полоска; вскоре затем, неуловимо быстро для глаза, произошло чудо рождения северной зари: далеко за лесами, казалось, вспыхнуло обширное низкое зарево, придавая небу нежнейший розовый оттенок, который распространялся все выше и выше по мере того, как глаза Кента неотрывно следили за ним. Река как-то сразу, одновременно очистилась от последних обрывков легкой вуали тумана и предрассветных сумерек. Баркас находился примерно посередине течения. В двух сотнях ярдов по обе стороны стояли плотные зеленые стены лесов, благоухающие свежестью и прохладой, сверкающие бриллиантовыми каплями влаги от прошедшей грозы и распространяющие ароматы, которые Кент глубоко вдыхал полной грудью.

Из каютки доносились разнообразные звуки. Маретт поднялась, и Кенту не терпелось, чтобы она поскорее вышла и встала рядом с ним, во всей великолепной красе их первого дня. Он наблюдал за дымом из печурки, которую растопил дровами твердых пород, так что дым, чистый и белесый, легко вился и растворялся без следа в освеженном дождем воздухе.

Запах дыма, как и запах пихты и кедра, был для Кента запахом жизни. Он принялся вычерпывать оставшуюся воду со дна баркаса. Работая, он насвистывал песенку. Ему хотелось, чтобы Маретт услыхала его свист. Ему хотелось убедить ее в том, что для него новый день не принес никаких сомнений и тревог. Огромный чудесный мир, как и прежде, окружал их и приветливо манил к себе. И они были в безопасности.

Пока Кент работал, он все более укреплялся в твердой решимости исключить всякий риск из их будущих действий. Он на минуту перестал свистеть, весело и радостно рассмеявшись при мысли о том, что опыт, накопленный за годы работы, теперь оказался самой надежной и верной его гарантией и защитой. Кент слыл почти непревзойденным знатоком всех тонкостей и хитростей профессии полицейского детектива и мог безошибочно предвидеть, как в том или ином случае поступит сыщик, охотящийся за человеком, а чего он делать не станет. Он поставил им шах и мат в самом начале игры. И кроме того, — учитывая, что в поселке теперь не было ни Кедсти, ни О'Коннора, ни его самого, — там сейчас просто отмечался явный недостаток квалифицированных полицейских кадров. Это в значительной мере облегчало их судьбу. Но будь там даже целый укомплектованный отряд преследователей, Кент был уверен, что сумеет обвести их всех вокруг пальца. Основная опасность — если таковая вообще существовала — заключалась в их первом дне. Сейчас только полицейский моторный катер мог обогнать их. А с тем разрывом во времени, который был у них в запасе, они успеют пройти через Пучину Смерти, прежде чем катер будет представлять для них какую-либо реальную угрозу. Потом они продолжат путь на северо-запад, все дальше и дальше, в дикую, нехоженую страну, которая, несомненно, явится последним местом на земле, где Закон станет разыскивать их. Кент выпрямился и снова взглянул на дым, вьющийся серовато-белесым кружевом между ним и небесной голубизной; в этот момент солнце поднялось над зелеными вершинами самых высоких кедров, и роскошный день величественно расцвел над землей.

Еще около четверти часа Кент удалял остатки воды с днища баркаса, и тут — с внезапностью, заставившей его вздрогнуть, как будто за спиной кто-то неожиданно щелкнул бичом, — его нос вдруг учуял новый аромат в чистом, напоенном запахом лесов воздухе. То был запах бекона и кофе! Он думал, что Маретт занимается тем, что обувает свои высохшие сапожки и совершает нечто вроде утреннего туалета. А она вместо этого готовит завтрак. Ничего необычного. Поджарить бекон и сварить кофе не представляло ни в каком смысле особо выдающегося подвига. Но в настоящий момент это был завершающий штрих в райском бытии Кента. Она готовит ему завтрак! И… кофе и бекон… Для Кента эти два понятия всегда олицетворяли дом. В них было что-то семейное и уютное. Там, где пахло кофе и беконом, он обязательно встречал смеющихся детей, поющих женщин и мужчин со счастливыми, приветливыми лицами. Кофе с беконом сплачивали и создавали домашний уют.

— Где бы ты ни почуял запах кофе и бекона, — обычно говаривал О'Коннор, — тебя всегда пригласят к завтраку, стоит лишь постучать в дверь!

Но Кент не вспоминал высказываний своего старого товарища. В эту минуту все прочие мысли его были оттеснены на задний план удивительным открытием, что Маретт готовит завтрак — для него.

Он подошел к двери и прислушался. Потом открыл ее и заглянул в каютку. Маретт стояла на коленях перед раскрытой дверцей печурки и готовила тосты, поджаривая на двух вилках ломтики хлеба. Лицо ее раскраснелось. Она не успела причесать волосы, но кое-как заплела их в толстую косу, которая свисала вдоль спины. Заметив Кента, она шутливо воскликнула с притворной досадой:

— Ну что, не могли подождать? А мне так хотелось сделать вам сюрприз!

— Вы его и сделали, — возразил он. — Но я просто не в состоянии был больше терпеть! Я должен был прийти и оказать вам помощь, как и подобает мужчине!

Он уже был внутри и стоял на коленях рядом с ней. Потянувшись за парой вилок, он прижался губами к ароматной копне ее волос. Румянец сгустился на лице Маретт, и ее негромкий смех волшебной музыкой зазвучал в ушах у Кента. Поднимаясь с колен, девушка погладила рукой его щеку, и Кент ответил тем же веселым, счастливым смехом. И потом, накрывая подвесной стол к завтраку, она то и дело касалась рукой то его плеча, то волос, и два или три раза он опять слышал эту чудесную гортанную нотку, которая возбуждала в нем ощущение дикого восторга и счастья. Наконец — он в плетеном кресле, а она на табурете — оба придвинулись поближе друг к другу за подвесной доской, служившей им столом, и съели свой завтрак. Маретт налила ему кофе, добавила сахару и сгущенного молока, и Кент, совершенно онемев от счастья, даже позабыл сказать, что пьет кофе без молока и сахара. Рассвет проникал сквозь маленькое окошко внутрь каютки, и Кент молча, жестом обратил внимание Маретт на раскрытую дверь, приглашая девушку полюбоваться ослепительным сверканием утреннего солнца на речной глади и на пышной, роскошной шумящей зелени лесов, уплывающих назад. Когда они кончили завтракать, Маретт вместе с ним вышла на палубу.

Некоторое время она стояла молча и неподвижно, глядя на волшебный мир, окружавший их. Кенту показалось, что на мгновение она даже перестала дышать. Откинув голову, подставив белую обнаженную шею легкому ветерку, напоенному нежным бальзамическим ароматом свежей хвои, она не отводила взгляд от обступивших реку могучих лесов. Глаза ее внезапно наполнились ярким звездным сиянием. Ее лицо отражало свет восходящего солнца, и Кенту, любующемуся ею, стало очевидно, что никогда она не была так прекрасна, как в эти волшебные мгновения. Он затаил дыхание, ибо сознавал, что именно сегодня Ниска, его богиня, снова глядит на свой собственный мир, впервые после долгого отсутствия.

Ее мир — его мир. Непохожий на все остальные миры, когда-либо созданные Творцом; непохожий даже на мир, оставленный ими в нескольких десятках миль позади, в поселке Пристань на Атабаске. Ибо здесь не было намека на разрушительную деятельность человека. Они находились в объятиях Великого Севера, и он притягивал их к себе все теснее, с каждой минутой приближая к своему могучему пульсирующему сердцу.

Леса стояли густые, зеленые, сверкающие от влаги недавнего дождя; от них исходило трепещущее дыхание жизни и величие бытия; они плотным кольцом обступили берега, подобно зорким стражам, охраняющим реку от цивилизации, — и девушка неожиданно протянула руки, и до Кента донесся тихий радостный возглас, сорвавшийся с ее губ.