Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь - Экман Пол - Страница 47


47
Изменить размер шрифта:

Удивление все же является эмоцией, но эмоцией нельзя считать испуг. Удивление и испуг выглядят по–разному: выражение испуга совершенно противоположно выражению удивления. Чтобы вызвать испуг у ничего не подозревавших объектов моего исследования,[135] я неожиданно стрелял холостыми патронами из пистолета. Практически немедленно их глаза закрывались (при удивлении они раскрываются), брови опускались (при удивлении они поднимаются), а их губы становились напряженно растянутыми (при удивлении нижняя челюсть опускается).

Во всех других выражениях эмоций предельные по силе выражения напоминают умеренные выражения. Ярость — это крайняя форма проявления гнева, ужас — крайняя форма проявления страха и т. д. Различие между испуганным и удивленным выражениями подразумевает, что испуг — это не просто более сильная форма удивления.

Испуг отличается от удивления в трех аспектах. Во–первых, время проявления испуга оказывается еще более ограниченным, чем время проявления удивления, — выражение испуга появляется через четверть секунды и исчезает через полсекунды. Оно настолько мимолетно, что если вы моргнете глазами, то не заметите выражения испуга на лице вашего визави. У любой эмоции время ее проявления не является настолько ограниченным. Во–вторых, предупреждение человека о том, что он будет испуган очень громким шумом, уменьшает силу реакции, но не устраняет реакцию вовсе. Но вы не можете испытать удивления, если вы знаете, что должно произойти. В–третьих, никто не может подавить реакцию страха, даже если он будет точно знать, когда возникнет громкий шум. Большинство людей могут подавить в себе все, кроме самых слабых признаков эмоции, особенно если они подготавливаются к этому заранее. Испуг — это скорее физический рефлекс, а не эмоция.

Подпись под удивительной фотографией на с. 191 гласит: «На Сурабайе, Восточная Ява, неожиданно опрокинулся военный грузовик, перевозивший более ста молодых людей. Пассажирами грузовика были болельщики местной футбольной команды, которые радовались возможности бесплатно добраться до дома и размахивали флагами в честь победы своей любимой команды. Грузовик — один из двадцати четырех, предоставленных местным военным командованием, — перевернулся, проехав всего один километр. Большинство пассажиров не пострадали, но двоих пришлось госпитализировать с легкими ушибами». Страх читается на лицах этих молодых людей, но наиболее отчетливо он виден на лице водителя. Если бы снимок был сделан на мгновение раньше, то мы могли бы видеть на лицах удивление — до тех пор, пока грузовик не начал бы медленно переворачиваться.

Изучению страха было посвящено больше исследований, чем изучению любой другой эмоции, возможно, потому, что страх легко вызвать практически у любых животных, включая крыс (ставших любимыми объектами исследований по причине их плодовитости

и низких затрат на их содержание). Угроза причинения вреда, физического или морального, характерна для всех триггеров страха, а также тем страха и их вариаций. Темой является опасность причинения физического вреда, а вариацией может быть все, что, как нам известно, способно причинить нам вред любым образом, т. е. либо физическая, либо моральная угроза. Подобно тому как физическое ограничение является врожденным триггером для гнева, существуют также подобные триггеры и для страха: например, Нечто, быстро движущееся в пространстве и способное нанести нам удар, если мы не отскочим в сторону, или внезапная потеря поддержки, вызывающая наше падение. Угроза физической боли является врожденным триггером для страха, хотя непосредственно в момент боли страх может не ощущаться.

Вид змеи может быть еще одним врожденным, универсальным триггером. Вспомните исследования Охмана, описанные в главе 1; эти исследования показали, что мы биологически подготовлены к тому, чтобы больше бояться внешнего вида рептилий, чем внешнего вида ружей или ножей. Однако значительное число людей не проявляют страха при виде змей; напротив, они получают удовольствие от физических контактов с ними, даже с очень ядовитыми. Я испытываю соблазн предположить, что нахождение на возвышенном месте, где любой неверный шаг может вызвать падение, является еще одним врожденным триггером. Меня всегда ужасали такие ситуации, но это не является триггером страха для значительного числа людей.

Возможно, у каждого из нас существуют неврожденные стимулы страха. Нет сомнений в том, что некоторые люди боятся вещей, не представляющих фактически никакой опасности, и ведут себя подобно детям, боящимся темноты. Взрослые, как и дети, могут иметь беспочвенные страхи. Например, прикрепление электродов к груди с целью снятия ЭКГ может встревожить людей, которые не знают, что электрокардиограф только регистрирует активность сердца и не вырабатывает никаких электрических сигналов. Люди, думающие, что они получат удар, испытывают реальный, хотя и беспочвенный страх. Необходимо иметь хорошо развитую способность к сочувствию, чтобы проявлять уважение, сострадание и терпение к тому, кто боится чего–то такого, чего не боимся мы. Вместо этого большинство из нас отмахиваются от таких страхов. Нам не нужно чувствовать страх другого человека, чтобы признать его и чтобы помочь другому человеку справиться с этим страхом. Хорошие сиделки понимают своих больных; они способны встать на их точку зрения, чтобы их успокоить и утешить.

Когда мы испытываем страх, мы можем сделать практически все или не сделать ничего в зависимости от накопленных нами знаний о том, что может защитить нас в той ситуации, в которой мы находимся. Исследования животных и результаты, полученные нами при изучении того, как люди физиологически готовятся к совершению действий, наводят на мысль о том, что в процессе эволюции отдавалось предпочтение двум очень разным действиям: попытке спрятаться от опасности и попытке бегства. При возникновении страха кровь приливает к большим мышцам наших ног, подготавливая нас к бегству.[136] Это означает не то, что мы обязательно побежим, а лишь то, что эволюция подготовила нас к совершению действия, которое оказывалось наиболее адаптивным на протяжении прошлой истории человеческого рода.

Многие животные, столкнувшись с опасностью, например в образе хищника, сначала замирают, чтобы снизить вероятность своего обнаружения. Я наблюдал эту реакцию, когда приближался к группе обезьян, находившихся в большой клетке. Большинство обезьян замирали, когда я подходил ближе, чтобы не оказаться замеченными. Когда я приближался еще ближе, так, что направление моего взгляда ясно указывало, на какую обезьяну я смотрю, это животное обращалось в бегство.

Если мы не замираем и не бежим, то следующей вероятной реакцией будет гнев на то, что угрожает нам.[137] Довольно часто именно гнев быстро приходит на смену страху. Нет подтвержденных научных данных о том, что мы можем испытывать две эмоции одновременно, но с практической точки зрения это не так уж важно. Мы можем попеременно испытывать страх и гнев (или любую другую эмоцию) настолько быстро, что эти чувства будут сливаться. Если угрожающий нам человек выглядит более сильным, то, вероятно, мы почувствуем страх, а не гнев, но мы можем также временами или после устранения опасности испытывать гнев на человека, угрожавшего нам причинением вреда. Мы можем также рассердиться на себя за то, что мы испугались, если считаем, что не должны были испытывать страха в этой ситуации. По той же причине мы можем испытывать к себе отвращение.

Иногда мы оказываемся бессильными что–либо предпринять, когда сталкиваемся с неизбежностью причинения серьезного ущерба — подобно водителю опрокинувшегося грузовика. В отличие от людей в кузове грузовика, которые могли сосредоточить свое внимание на том, как спрыгнуть на землю, он не мог сделать ничего, хотя опасность для его жизни была высока. Однако происходит что–то очень интересное, когда мы бываем в состоянии справиться с непосредственной серьезной угрозой, подобной той, которая возникла для людей, находящихся в кузове грузовика. Неприятные размышления и ощущения, характерные для страха, могут нами не испытываться, но вместо этого наше сознание может концентрироваться на решении текущей задачи, т. е. на том, как справиться с возникшей угрозой.