Бухта Туманов - Эгарт Марк Моисеевич - Страница 5

Купальницы с большими оранжевыми цветами, похожими на подсолнечники, и огненно-красные «кровохлебки», которых было особенно много, покрывали склон сопки. А в низине росла густая темно-зеленая, с серебристым отливом полынь. Сверху казалось, что внизу колышется озеро, до краев налитое зеленой водой и обрамленное белыми берегами — то выступали известковые отложения.

Солнце палило беспощадно. Сквозь полуприкрытые веки Юра ощущал горячую синеву неба. Ему вдруг вспомнилось, что в Москве время сейчас близится к вечеру, улицы полны народа, а в парках гремит музыка…Неужели он был в Москве еще совсем недавно? Он встал и, посмотрев по сторонам, обнаружил, что Мити нет.

Юра долго искал товарища, пока не разглядел наконец крохотную фигурку на самой вершине сопки. Когда Юра добрался до вершины, Митя уже готовился двинуться дальше. Оказывается, он намеревался подняться на высокую черную скалу, которая господствовала над бухтой, чтобы определить их местонахождение.

В этом и заключалась часть Митиного плана.

Однако плану не суждено было осуществиться. Снова из низины, где колыхалось зеленое озеро полыни, пополз туман, растекаясь, как дым, между сопок, и снова товарищи оказались на островке, окруженном белыми волнами, скрывшими и сопки, и море, и небо. На этот раз туман был не сырой и прохладный, как утром, а горячий и душный, как в бане или прачечной. Пот выступал на теле, дышать становилось трудно. Но оставалось лишь ждать, пока эта «чертова кухня» перестанет дымить.

«Кухня туманов… бухта туманов…» Да, так ее и следует назвать: «Бухта Туманов»,— решил Юра.

Наконец с моря пришел спасительный ветер и разогнал туман. Но клочья его, похожие на комки ваты, упорно цеплялись за ветки кустарников, а в распадке, который должны были пересечь друзья перед подъемом на скалу, туман еще висел узким белым пологом. Они шли, погруженные в него по пояс, не видя собственных ног.

— Бухта Туманов! Настоящая Бухта Туманов! — восклицал Юра, довольный придуманным им названием.

Но Митя не слушал — он торопился к цели. Когда товарищи достигли середины подъема, Митя, шедший впереди, внезапно остановился:

— Дым!

Действительно, из-за мохнатого, как бы приподнятого плеча сопки струился легкий дымок, словно великан, чья голова была скрыта, курил, пригнувшись, свою великанью трубку.

Юра подумал было, что это опять туман шутит свои шутки, но вскоре убедился, что Митя прав. Стало быть, там жилье, люди? Юра, совсем обессилевший от голода и усталости, приободрился и прибавил шагу.

Зато Митя, напротив, замедлил шаги. Как истый житель этих пустынных, малонаселенных мест, где берег океана обозначал границу, он призадумался: «Кто мог здесь жить и зачем?» Он обернулся к товарищу и предостерегающе поднял руку. Постояв с минуту, внимательно прислушиваясь, Митя начал осторожно огибать сопку.

Вскоре показалось жилье. Это была корейская фанза, как определил с первого взгляда Митя. Слабый дымок курился над высокой деревянной трубой, выведенной, по корейскому обычаю, позади фанзы. К ней вела протоптанная среди кустарника тропинка. Не оставалось сомнений — здесь кто-то жил. А между тем на оклики никто не появлялся.

Выждав немного, ребята вошли в фанзу. В ней было почти темно. Небольшое оконце, затянутое промасленной бумагой, слабо пропускало свет. В углу лежала горка подушек, набитых песком, два чурбачка, которые служат корейцам изголовьем для сна, соломенная циновка, котелок.

Обитатель фанзы, видимо, покинул ее совсем недавно: кан, то есть нары, под которыми был проложен дымоход, еще хранил тепло. Может быть, владелец фанзы испугался неизвестных людей и спрятался?

Ребята обошли фанзу вокруг, вернулись, заглянули в круглый железный котел, служивший печью, и на дне его обнаружили еще тлевшие угли. Митя поспешил раздуть огонь, а Юра притащил ворох сухой чумизной соломы, лежавшей позади фанзы. Так или иначе, званые или незваные, они имели крышу над головой и, что еще важнее, огонь.

Теперь Юра в полной мере оценил его значение. Недаром первобытные люди поклонялись огню — для них он был жизнью. Да, огонь — это жизнь!

Юра усердно подкладывал в печь солому, с наслаждением глядя, как весело она горит, и вдыхая запах дыма, казавшийся таким сладким. А не знающий усталости Митя отправился промышлять. Вскоре он вернулся с несколькими рыбешками, наловленными в протекавшем за фанзой ручье. Из рыбы приготовили в котелке хозяина замечательную уху.

Друзья утолили голод, запили уху кипятком из того же котелка и в самом благодушном настроении разлеглись на твердых подушках хозяина.

Юра уснул тотчас, а Митя, полежав немного, вышел. Он настороженно прислушивался и смотрел на тропу — не появится ли владелец фанзы. Но никто не появлялся. Певуче журчал ручей, ветер шелестел в кустах, снизу снова наползал туман. Черная скала, на которую Митя так и не успел взобраться, сумрачно высилась над фанзой. Казалось, она тоже прислушивалась к чему-то, наклонив свою каменную голову.

Митя вернулся в фанзу, лег и заснул так, как только может уснуть здоровый, сильно уставший человек.

Друзья прожили в фанзе три дня, а хозяин ее так и не появился. Вероятно, он ушел в тайгу на охоту.

С утра до ночи товарищи поддерживали дымный костер на выступе сопки, обращенном к открытому океану, чтобы дать знать о себе на тот случай, если их ищут. А их, несомненно, должны были искать.

Положение осложнялось тем, что они действительно находились в Бухте Туманов. Здесь редко держалась ясная погода, а в туман вряд ли возможно было даже в бинокль разглядеть с моря их сигнал. Из-за коварного тумана товарищи опасались покинуть бухту: уйдешь на час и собьешься с пути — опять останешься без огня, без крова. Бухта становилась для них почти западней.

Под вечер третьего дня Митя и Юра решили, что утром они все же покинут фанзу и будут искать дорогу домой по солнцу. Когда они возвращались в фанзу, уже наступила ночь. Они осторожно пробирались в кустах, как вдруг Юра дернул товарища за руку — рядом с ними светились два зеленых глаза. В то же мгновение длинная тень мелькнула мимо, их обдало горячим дыханием, послышался треск сучьев — и все смолкло.

— Кто это? — через силу выговорил Юра.

— Дикая кошка. Скажи спасибо, что мимо, не то…— прошептал Митя и подтолкнул товарища: дескать, давай бог ноги!

Укладываясь спать, он тщательно припер изнутри дверь толстым суком, объявив, что без огня ходить в темноте больше нельзя.

— Этот черт, раз учуял, повадится теперь…

Наутро, как было решено, они собрались в путь. Спозаранку Митя в последний раз развел костер. И будто этого сигнала только и ждали — перед входом в бухту показался мотобот!

— Наш! Наш! — закричал Митя. Он узнал мотобот рыбозавода.

Приятели начали поспешно валить сушняк в костер, раздувать огонь. Но сигнал и без того уже заметили. Спустя час мальчики находились на мотоботе в обществе Митиного отца и Юриного дяди, которые бранили их на все корки. К вечеру они были дома.

В покинутой бухте сохранился лишь один знак пребывания в ней двух товарищей. На склоне сопки, обращенном к океану, был вбит Юрой колышек, на колышке — кусок коры, и на ней сажей от костра криво выведенная надпись:

Бухта Туманов.