Заколдуй меня - Кертис Джек - Страница 7

Зено развернул судно и начал прокладывать путь среди волн в обратном направлении, плывя навстречу городским огням. Он не стал возвращаться в гавань — даже в такую ночь не хотелось испытывать судьбу. Он бросил якорь в одной из укромных бухт и отправился в обратный путь на следующий день, когда утро уже было на исходе.

Он заметил, что грубая поверхность бетона оставила на коже белые вмятины. Ладони жгло. Нужно бы подержать руки в теплой соленой воде, потом разгладить кожу с помощью ланолина. Зено бережно относился к рукам, как любой мастер — к своему инструменту.

Ошибка Зено в отношении Ника заключалась в выборе места, где он выбросил тело, теоретически — далеко в море, а на самом деле — близко к отмели, отделенной от берега впадиной. А не повезло ему с погодой: будь на море поспокойнее, он больше внимания обращал бы на карты и береговые ориентиры. А через два дня по воле случая произошло вот что.

Бетонная тумба опустилась на дно, увлекая за собой тело Ника. Потом ее волочило по дну подводными течениями, и следом за ней перемещался Ник — вытянутые руки привязаны к кольцу, ноги связаны — идеальное положение тела для плавания. В конце концов тумбу отнесло в более спокойные воды, и там она остановилась, лишь покачиваясь в разные стороны, с телом Ника, плавающим над ней. Волосы его развевались, словно морские водоросли. Глаза с выпученными белками округлились и не мигая смотрели в черные глубины, словно там скрывалась некая тайна, которую, сосредоточившись, можно постигнуть. Если бы не случилось ничего непредвиденного, смотреть бы ему в морскую пучину до тех пор, пока обитатели моря не обглодали бы труп до костей. Но спустя два дня прогулочный катер заглушил мотор прямо над этим местом. Это то, что называется слепым случаем.

Две девушки и мужчина приплыли сюда просто так, для развлечения. Брошенный ими якорь запутался в веревке, которой были связаны ноги Ника. Они послушали музыку и выпили пива. Одна из девушек достала рыбные палочки и салат.

Часом позже они подняли якорь и снялись с места. Мужчина почувствовал, что когда цепь распрямилась и стала подниматься из воды, ручку лебедки заело, потом она снова стала крутиться, цепь дернулась и пошла легко.

Под водой тело Ника растянулось между тумбой и якорем. Он напоминал вымпел, расправившийся на ветру. Якорь поднял его почти в вертикальное положение, и на какой-то момент движение замедлилось. Потом кисти рук оторвались от запястий и остались болтаться, привязанные к железному кольцу. А изуродованные культи, с обломками костей, торчащих из запястий, приподнялись, словно прося о чем-то, и тело дважды перевернулось, качнув якорь катера.

Остаток дня Ник дрейфовал по течению. Рыбы налетали на тело, задерживаясь, чтобы откусить кусочек плоти. А ночью, подталкиваемое течением, тело перекатилось в расселину. Волны втиснули его между «кошачьей спиной» и «тюленем». Потом вода схлынула — словно занавес поднялся, — и вот Ник предстал для всеобщего обозрения, лежащий в предрассветной мгле, уставившись пустыми глазами в сушу, с торчащими из запястья обломками костей.

Это и была подробность, опущенная полицией. Деталь, позволяющая отличить ложное признание от подлинного, или, в случае новых убийств, узнать, что преступление совершает тот же самый человек. Можно, конечно, допустить, что руки оторвали, чтобы у трупа нельзя было снять отпечатков пальцев, но, поскольку в карманах Ника нашли документы, по которым легко устанавливалась личность покойного, эта версия быстро отпала.

Признаков насильственной смерти оставалось предостаточно. Было ясно, что Ник потерял руки не в результате несчастного случая.

Зено впал в уныние. Все усложнялось. Он послал письмо Сэму Паскью и Софи Ланнер. А сейчас в газете опубликовали сообщение об убийстве Ника. Вполне вероятно, что ни Сэм, ни Софи ничего не знают. Но не исключено, что они уже слышали новость. И это не могло не тревожить. Сначала Зено был уверен, что они появятся в назначенное время, подстегиваемые любопытством. Но гибель Ника могла напугать их и отбить всякую охоту встречаться.

Углубление в камнях вдруг стало заливать водой, ботинки его намокли. Он огляделся по сторонам и заметил, что воды прилива обогнули место, где он стоял, затопив низины на берегу справа и слева от него. Он вылез из своего убежища и пошел, по щиколотку в воде, к краю берега, куда докатился прилив, а оттуда прошагал еще целую милю по горной тропинке, прежде чем добрался до автомобиля.

Пора было возвращаться домой, к Карле. Карла не станет спрашивать, где он был и чем занимался, — она никогда этого не делала. Их совместная жизнь основывалась на взаимной любви и взаимном доверии. Для Зено это была какая-то новая, удивительная жизнь. И, по правде говоря, все, что он делал, делалось для нее.

Глава 4

Сэм Паскью добрался до «Паллингза» в девять тридцать. Океан не был виден, но до Сэма доносился шум волн. Милях в пяти то загорался, то гаснул маяк. Паскью сидел у окна и наблюдал за маяком, пока не надоело считать интервалы между вспышками.

Их компания состояла из семи человек: он сам, Люк Маллен, Чарли Сингер, Ник Говард, Софи Ланнер, Марианна Новак, Сюзан Харт. Все — примерно одного возраста, в 1970 году кому-то из них было чуть меньше двадцати, а кому-то едва перевалило за двадцать. Самые молодые, Софи и Марианна, еще учились в колледже. Остальные уже начали делать карьеру, хотя относились к этому не слишком серьезно. Ведь дело происходило в семидесятых годах: они увлекались музыкой, с жаром говорили о революции, баловались наркотиками.

Все они дружили с Чарли Сингером — он, собственно, и объединил их. Чарли получал какой-то частный доход. Это дало ему возможность обзавестись квартирой, ставшей местом их сборищ. Они играли в «самое страшное» в мансарде у Чарли. Кто-то присоединялся к ним, кто-то уходил, но семеро всегда оставались. Порой среди них появлялись влюбленные парочки, но ненадолго. Секс не играл для них большой роли: все они были просто друзьями. Спали вместе, вместе слушали музыку, вместе балдели от наркотиков — и именно это им нравилось. Таблетки ЛСД помогали коротать ночь, вызывая поток галлюцинаций, потом никто не мог припомнить, было это с ним или не было. Однажды им представилось, будто они побывали на берегу океана, но никто не мог поручиться, что это случилось на самом деле. Возможно, кто-то упомянул в беседе море, и поездка состоялась лишь в их воображении. Но в машине Чарли на следующий день горючего почти не осталось. Кто знает, как все было?

Размышляя об этом, Паскью ощутил на себе воздействие ложной памяти. Вот он лежит в углу мансарды, в квартире Чарли Сингера, рядом с ним какая-то девушка. Бабочки восхитительной окраски порхают над шелковой драпировкой, неторопливо помахивая крыльями. Так близко от него, что видны все мельчайшие детали, даже темная пыльца на спинках. От узоров, которыми расписаны крылья, глаз не оторвать — они напоминают красочный хвост павлина. Кажется, они то уменьшаются, то вырастают в размерах, мерцая в тусклом свете.

Девушка улыбается безмятежной, обволакивающей улыбкой. Она приподнимается, встав на колени, и бабочки взмывают вверх, роняя мягкие серые комочки пыльцы. Девушка расстегивает и срывает с себя блузку, и когда соски высвобождаются, Паскью кажется, будто от них исходит слабое, теплое сияние. Грудь обсыпана пыльцой, слетевшей с крыльев бабочек.

Она стаскивает с себя джинсы, потом склоняется над ним, смеется. Ее смех отдается в ушах гулким эхом. Она берет его руку, легкую и очень чувствительную, и кладет себе в лоно. Он ласкает ее между ног и при этом все видит, ощущает вкус, запах, словно органы чувств находятся у него в кончиках пальцев.

Казалось, прошли часы, прежде чем она раздела его, дни, прежде чем она, склоняясь все ниже и ниже, словно погружаясь в бесконечность, наконец прильнула к нему. Когда он ощутил на лице ее горячее дыхание, его бросило в жар. Потом она выпрямилась и стала двигаться вперед, пока он не вошел в нее так глубоко, что они слились в единое целое.