Вороний парламент - Кертис Джек - Страница 15

Потом он видел себя стоящим высоко на холме и рядом собаку. В трех футах от него стоял еще кто-то. Он подумал было, что это он сам, но затем понял, что этот «кто-то» стоит к нему боком, едва попадая в поле зрения. И чем выше поднимался по холму Герни, тем больше уходил в сторону незнакомец, а потом и вовсе исчез. Герни почему-то не мог обернуться и посмотреть на него, и даже не старался, потому что знал, что так всегда бывает во сне.

После этого он отправился по своему излюбленному маршруту: перешел через вершину холма и стал спускаться с другой стороны, где у живой изгороди собака могла хорошо поохотиться. Теперь главное место во сне занимала прогулка, но ощущение, что рядом с ним кто-то есть, не покидало его.

Потом он снова увидел себя в доме, где никого не было, и вдруг заметил, что из кухонного окна на него смотрит какой-то человек. Видимо, он еще раньше пришел в дом. Каким-то образом он оказался за спиной этого человека и теперь ждал, когда тот повернется к нему лицом.

Он смотрел на все как бы сзади и сверху, созерцая собственную спину, затылок и человека, стоявшего перед ним, будто образ попал в несколько разных измерений и растягивается до бесконечности. Потом он посмотрел через плечо и в синеве окна увидел отражение лица Дэвида Паскини.

По логике сна мальчик не мог повернуться, но его отражение стало как-то искажаться, и Герни понял, что тот что-то говорит. А поскольку это было всего лишь отражение, слов он не слышал. Последнее, что вспомнил Герни, – это как он, тщетно напрягая силы, пытался прочесть по губам, что говорил Дэвид. Все было как в немом кино.

Приняв ванну, он стал размышлять о символике сна. Она была очевидной. Он вспомнил три фотографии Дэвида, которые дала Кэролайн Ранс. На первой мальчик улыбался, сидя с друзьями за столом на открытом воздухе, видимо, во время зимних каникул. День стоял холодный и ясный, неподалеку от них в снег были воткнуты лыжи. Двое сотоварищей кривлялись перед фотоаппаратом. Дэвид сидел слева сзади, обнимая хорошенькую блондинку.

Вторая фотография была сделана во время его путешествия по Европе: Дэвид стоял на фоне лагуны с изящными гондолами, привязанными к тонким жердям на пристани. Позу подсказал ему фотограф: он глядел вдаль, слегка повернув голову влево.

Третья фотография – студийный портрет, изображавший Дэвида более детально. Красивое доброе лицо чуть-чуть детское, но уже с признаками зрелости. Судя по его внешности, можно было предположить, что он повзрослеет лишь годам к пятидесяти. «Лицо открытое, лишенное хитрости и коварства. А также решимости, но она приобретается обычно с годами, путем жизненных испытаний», – подумал Герни. В общем, это было лицо благополучного богатого мальчика.

Три фото, три лица Дэвида Паскини, четко наложились друг на друга. Герни облачился в махровый халат и пошел в гостиную за бумажником, где лежали фотографии. Память его не подвела. Но, изучив фотографии, он понял, что лицо во сне полностью не совпадало ни с одной из них. Герни задумался. Почему сон так изменил Дэвида? Щеки его как-то впали, все черты обострились, в глазах появились страх и мудрость.

Он восстановил в памяти отражение лица Дэвида на фоне неба, виденное во сне. В нем было что-то зловещее. Но ни лицо в оконном стекле, ни попытки Дэвида высказаться не вызывали страха. Он притаился в чем-то другом: в самой позе юноши, в том, как он держал голову, как двигались его губы, в паузах между беззвучными словами. Во всем облике Дэвида появилась какая-то оскорбительная неуклюжесть, казалось, его внезапно охватил ужас.

Герни задумался: какие бывают сны! Образ Дэвида стал удивительно четким, словно еще одна фотография, сделанная самим Герни. И он не сомневался, что именно эта, четвертая, фотография самая точная.

Целых два часа прождал он телефонного звонка, но так и не дождался, и вдруг понял, что это означает. Чтобы укрепиться в своем предположении, он посидел еще полчаса и позвонил сам. Ему сообщили, что Джордж Бакройд не может подойти к телефону, но перезвонит ему, если он оставит свой номер. Герни положил трубку и через тридцать минут опять позвонил.

– Бакройд слушает, – ответил голос, растягивая последний слог.

Герни улыбнулся:

– Джордж, это Саймон Герни.

– Привет Саймон. – Тон был доброжелательный. – Господи, как вы поживаете? Где вы?

– В Лондоне. Джордж, не могли бы мы встретиться? Мне нужно вам кое-что рассказать.

– Какая-нибудь головоломка? – спросил тот, притворившись испуганным.

– Вот именно.

– Что-то не ладится?

– Да.

– Так-так. – Бакройд, казалось, был доволен. – Не спрашиваю, где вы остановились, и не думаю, что вы хотели бы прийти ко мне.

Скажите, где мы можем встретиться. – И добавил: – Сегодня прекрасная погода.

Они встретились в пабе «Спэньярдс Инн». Герни пришел первым, но сначала пропетлял несколько миль по Вест-Энду. Многолюдная демонстрация – пять-шесть тысяч человек – против ядерного оружия остановила движение на Парк-лейн и Оксфорд-стрит – демонстранты несли знамена и плакаты. Герни воспользовался всеобщей толчеей, пробираясь сквозь шеренги, и наконец добрался до метро. Он сел в поезд, идущий в южную часть Лондона, потом пересел в обратном направлении. Три раза он выходил из вагона, идя по платформе к выходу, а в последний момент, когда уже закрывались двери, вскакивал в него на ходу. Обычное, но рискованное дело. Выходить из гостиницы вообще было опасно, но он решился на это.

Из глубины паба Герни увидел Бакройда. Тот подошел к бару и заказал выпивку. Бакройд был высокого роста и держался с достоинством. Непослушная грива седых волос была откинута с его широкого лба. Лицо выражало приветливость и в то же время иронию. Когда он отошел от стойки бара, Герни встал, чтобы Бакройд его увидел, и еще потому, что испытывал к этому человеку глубокое уважение.

– Привет, Саймон! – Они пожали друг другу руки и улыбнулись, искренне радуясь встрече. – У вас, наверное, нет времени для светской беседы.

И все-таки они немного поговорили о житейских делах. Бакройд рассказал о своей жизни.

– Я пишу книгу об истории лондонских церквей и о связанных с ними событиях. Нелепая работа для такого католика, как я. Порой не могу подавить раздражения, но мой редактор – довольно приятная девушка с пышной грудью – постоянно уговаривает меня не вдаваться в полемику. Вам, конечно, известно, что я отошел от дел.

– Но кое-какие слухи до вас доходят?

– Иногда, иногда. От старых привычек трудно избавиться. Но должен признаться, стараюсь много не слушать и не читать между строк. В коридорах тайной власти всегда находилось место идиотам, но сейчас число их, пожалуй, значительно увеличилось. Богатые болваны по-прежнему ведут охоту на ведьм, профессиональные сторонники «жесткой» линии по-прежнему злобствуют и уже закоснели в своей борьбе, не обладая ни талантом, ни тонкостью ума, которого у портовой шлюхи и то больше. Мозги им теперь заменил компьютер. Их волнуют не тайны истории, а повреждения видеосистемы. А отсутствие исторического чутья – вещь очень опасная. Впрочем, ладно. – Он махнул рукой. – Что я могу для вас сделать?

Герни изложил суть дела. Бакройд задумался, играя подставкой для пива.

– Пожалуй, я еще закажу выпить, – сказал он.

Герни взял у него подставку, смахнул со стола и поймал на лету, прежде чем подсунуть под новый стакан виски, который принес Бакройд. Отпив немного, Герни спросил:

– Ну что?

– Есть во всем этом что-то неуловимое.

– Но хоть что-нибудь можно понять?

– Нет. – Бакройд покачал головой. – Ничего. Вы убеждены, что это не то, о чем вы думали вначале?

– А вы не были бы в этом убеждены?

– Пожалуй, да.

– Почему?

– Вы мне не доверяете, Саймон? – Он сделал вид, что обиделся.

Герни улыбнулся:

– Просто хочу получить подтверждение своим мыслям.

– Меня озадачил переезд. Самолет, организация и все такое. Он с самого начала входил в их планы, иначе они не смогли бы его осуществить. Вряд ли это экспромт. И если они прилетели запланированным рейсом, то должны были забронировать места, посадить парня на наркотик и предупредить авиакомпанию, что летит больной. Они все должны были продумать. Это чертовски трудная операция, и безумно рискованная. Более того... – Он сделал паузу и поболтал стаканом с виски. – Не вижу в этом смысла. – Он взглянул на Герни. – А вы?