Дни знамений - Керр Катарина - Страница 7

Маррин едва не плясал на месте, охваченный острым нетерпением. Маддин порадовался за него, ведь Судьба мальчика должна была вот-вот свершиться! – но и опечалился тоже: он еще помнил себя самого в пятнадцать лет, когда ты уверен, что не умрешь, что бы ни случилось с другими людьми. Теперь Маддин лучше знал, как оно бывает, и ему не хотелось бы, чтобы княжич получил такие же суровые уроки, как он. Похоже, что капитан думал так же.

– Если король Кантрэ выступит в поход со своими людьми, государь, то в Пирдоне не наберется достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность вашему сыну, – сказал Карадок.

Кассил вздрогнул и поморщился.

– Прости за дерзость, государь, но…

– Не извиняйся, капитан. Ты правильно подумал и вовремя сказал. Что предложишь? Я вижу, у тебя уже есть что-то на уме!

– Да, государь. Наши враги, возможно, ожидают, что княжич попытается добраться до Кермора, но им еще нужно найти его по дороге. Я предлагаю отобрать сколько-то людей, таких, кого стоило бы назначить в охрану княжича, и направить по восточному тракту. Потом, чуть погодя, уедем мы, скажем, в сторону Элдиса. А княжич будет с нами, переодетый наемником. Кто станет искать бриллиант в куче навоза?

– Да, так правильно, – медленно проговорил Кассил, одобрительно улыбнувшись. – Отлично придумано, капитан!

– Как здорово! – перебил его Маррин. – Я давно хотел получить такой кинжал, как у них! Ты когда-нибудь брал его в руки, отец? Клинки просто чудесные!

– Несомненно, – Кассил скрыл усмешку. – Есть лишь один вопрос, капитан. Насколько я понимаю, ты в свое время покинул Кермор, будучи в опале. Не будет ли тебе опасно возвращаться?

– Если доживу – пожалуй, что и будет. Но я уже двенадцать лет, а то и больше, об этом не вспоминал, – он искоса взглянул на Маррина. – Ну, коли на то пошло, я попробую испросить прощения у истинного короля.

– Я прощаю тебя уже сейчас, капитан, – Маррин выпрямился во весь рост, и все вдруг увидели, каким он станет, когда возмужает. – Не сомневаюсь, что ты искупишь свою вину втройне, пока я вступлю в Дан Дэверри как король.

Внезапно Кассил круто повернулся и отошел к окну. Только Мэддин успел заметить, что глаза князя были полны слез.

На следующее утро Невин явился в казарму и вытащил Маддина с Карадоком на «маленькую прогулочку», как он выразился.

Они вышли на берег озера под стенами замка и уселись на камнях над водой. Сперва Невин просто оглядывал окрестности, но глаза его, полуприкрытые тяжелыми веками, смотрели так странно, что Маддин догадался: советник занят чародейством.

– Полагаю, что здесь нам никто не помешает, – сказал Невин, подтвердив предположение барда. – Водная гладь послужит щитом от чужих глаз. Теперь слушай, капитан. Я неким способом получил известия из Кермора. В столице неспокойно, но причиной тому не чьи-то происки, а отчаяние. Если там еще не все разлетелось вдребезги, то благодарить за это нужно регента, тьерина по имени Элик. Это человек уважаемый и, несомненно, проницательный, но и ему не удалось удержать многих лордов, переметнувшихся на сторону Кантрэ.

– Элик? Тот Элик, что из Дэй-Авер?

– Он самый. Ты его знаешь?

– Знал когда-то, чертовски давно. Если он с тех пор не испортился, должен быть приличным человеком.

– Замечательно! Формально считается, что он должен править королевством, пока старшая дочь Глинна не выйдет замуж и не родит наследника, но вряд ли он сумеет поддерживать порядок так долго…

– А сколько лет девочке? – поинтересовался Маддин.

– Тринадцать. Вполне достаточно, чтобы выйти замуж в этом году. Княжич, понятное дело, должен будет жениться на ней, и чем скорей, тем лучше. Я не сомневаюсь, что «е мать все поймет и возражать не станет, если только нам удастся доставить Маррина туда. Мне сообщили, что горожане живут в страхе, ожидая беспорядков.

– Тогда они его встретят криками радости и цветами, – сказал Карадок. – Очень хорошо!

– Может, так и будет, но сперва мы должны доехать. Думаю, отправляться нужно завтра поутру.

Поскольку Карадок хотел сохранить свой план в тайне, насколько возможно, они с Маддином сообщили серебряным кинжалам, что им предстоит осуществить отвлекающий рейд к границе Элдиса, когда юный князь со свитой выедет в Кермор по велению Судьбы. План показался всем разумным и понятным, и вопросов не задавали.

Прохладным утром, на заре, Маррин и Невин устроили великолепное представление. Они выехали из ворот в сопровождении сотни отборных королевских телохранителей и целого обоза с припасами и подарками для лордов Кермора. Впереди ехал герольд со знаменем Пирдона. Сам князь с почетным эскортом выехал проводить их до границы – во всяком случае, так объяснили людям. Княгиня проливала слезы, не скрывая; пели серебряные трубы; собравшееся население возглашало хвалу княжичу и его чудесной Судьбе. Только Маддин и Карадок знали, что среди припасов отряда серебряных кинжалов спрятана поношенная одежда и доспех для Маррина, и что сундуки с дарами на самом деле пусты.

Когда попозже тем же утром серебряные кинжалы собрались во дворе, проводить их пришли только их женщины. Целуя Клуэн на прощанье, Маддин испытал угрызения совести: ведь она будет ждать его домой через неделю-другую, но он-то знал, что лишь через многие месяцы они смогут вызвать женщин к себе, если вообще останутся живы. Клуэн, видно, что-то почуяла по его поведению, потому что целовала его беспрестанно и обнимала крепко.

– Ну же, моя милая, что с тобой?

– Неспокойно мне, вот что. Мне всегда неспокойно, когда ты воевать уходишь, неужто не понимаешь? – глаза ее наполнились слезами. – Ох, Маддо, а сегодня мне совсем худо. Что-то случится, я это сердцем чую.

– Ладно, ладно, малышка. Чему быть, того не миновать. Если судьба такая, что поделаешь?

Хотя она попыталась улыбнуться, губы у нее дрожали. Она последний раз сжала его руку и убежала прочь. Хлопнула дверь казармы. Маддин знал, что она будет горько плакать, и чувство вины вновь острым клинком пронзило его душу.

– Эгей, Маддин, поехали! – Эйтан подошел к барду, ведя его лошадь в поводу. – Мы скоро вернемся. Эти собаки из Элдиса на войне и свиного хвостика не стоят.

– Точно, – теперь пришла очередь Маддина улыбаться через силу. (Капитан настоял на том, чтобы он скрывал правду, пока они не отъедут на несколько миль от замка). – Где же малыш Браноик?

– Я здесь, сударь! – юноша подъехал и занял свое место в строю. Он широко улыбался, словно предвкушая развлечение. – Будем надеяться, что наши враги хоть немного умеют драться, чтобы мы могли поразмяться, а? Боги видят, я думал зимою, что свихнусь, сидя в четырех стенах, дни напролет валяясь да играя в кости!

– Вы только послушайте! – Эйтан возвел глаза к небу. – Птенцу не терпится! Да мы скоро вдоволь нахлебаемся крови!

Эти слова поразили Маддина: он воспринял их как дурное предзнаменование, но виду не подал.

– Эйтан, сделай мне маленькое одолжение, пожалуйста! Поезжай рядом с Бранно и присматривай за ним, хорошо?

Парень фыркнул, видимо, собираясь заявить, что не нуждается в присмотре, но Эйтан опередил его, дружески ущипнув за руку:

– Присмотрю, пока драка не начнется. А тогда он сможет присмотреть за мною!

Они рассмеялись; обоих предстоящий поход манил, как манит жеребят зеленое пастбище после зимовки в конюшне. Глядя на них, стоящих рядом, Маддин испытывал душевную боль, причину которой боялся облекать в слова; один, с проседью в темных волосах – старший из его друзей, другой, – молодой, белокурый, – появился в его жизни лишь этой зимой, но казалось, будто они знакомы сто лет. Когда капитан зычно выкрикнул приказ выступать, боль отступила, но Мамин не переставал думать о них, даже когда они, повернув на юг, начали прокладывать ложный след. Опасно для военного человека так глубоко привязываться к друзьям, особенно когда ступаешь на опаснейший путь из всех, какие до сих пор им выпадали на долю.

– Что с тобой? – внезапно спросил его Карадок. – У тебя в кишках запор или еще что?