Дни изгнания - Керр Катарина - Страница 42

Еще через несколько месяцев, когда дни стали короче и в аларе начали поговаривать о зимнем лагере, Адерин понял, что Далландра регулярно видится со Стражами. Сначала это не приходило ему в голову. Конечно, она уезжала верхом одна не меньше трех раз в неделю, но им обоим требовалось время, чтобы побыть в одиночестве – для совершения ритуалов и для медитации.

Его собственная работа наставником отнимала у него столько времени, что он даже был благодарен Далландре за то, что она занималась своими делами. Еще позже ему пришлось признать, что он просто не хотел верить тому, что его женщина может так холодно и сознательно делать что-то против его воли. Ни одна дэверрийская женщина не поступила бы таким образом, а он всегда думал о Далландре, как о своей жене, похожей на его мать. Кроме того, она всегда брала с собой нож, а на лошади была упряжь с металлическими деталями, удила с мундштуком и стремена, а все это отпугивало Стражей. Только потом он понял, что она просто оставляла где-нибудь лошадь, а дальше шла пешком и встречалась со своими друзьями.

Правде в глаза его заставила посмотреть растущая рассеянность Далландры и отсутствие интереса к жизни. На осеннем алардане Народ шел к ней, как к мудрейшей, со своими вопросами, но она старалась как можно меньше заниматься этим. Если бы она могла, то переложила бы все земные заботы на Адерина. Когда они оставались вдвоем, Далландра погружалась в свои мысли, и ее невозможно было вовлечь в разговор. Он все искал этому объяснения – она думает о медитации, она обдумывает что-то непонятное – до тех пор, пока случайно нё разговорился с Энабрильей.

– Далландра что, заболела? – спросила его девушка.

– Нет. Что за странный вопрос?

– Она в последнее время настолько рассеянная. Сегодня утром я наткнулась на нее у ручья. Пришлось трижды окликнуть ее, прежде чем она меня услышала. А когда я все же сумела до нее докричаться, она так странно уставилась на меня. Могу поклясться, она не сразу вспомнила, кто я такая.

Адерин ощутил укол холодной иглы страха.

– Конечно, – продолжала Энабрилья, – может, она просто беременна. Я хочу сказать, вы вместе всего четыре года, и это очень мало, но ты – я не хочу тебя обидеть – ты все же круглоухий, а говорят, что у мужчин-круглоухих все по-другому.

Адерин почти не слышал ее болтовни. Ее озабоченность вынудила его увидеть то, чего он так страшился. Когда Далландра вернулась в лагерь, он сидел в палатке и ждал ее.

– Ты продолжаешь выезжать, чтобы встречаться с ними, верно? – сразу же выпалил он.

– Да. Я никогда не говорила, что не буду этого делать.

– Почему ты не сказала мне?

– А зачем? Ты только расстраиваешься. Кроме того, я никогда не хожу в их мир. Я заставляю их приходить в наш.

Он замешкался, пытаясь подыскать нужные слова, а она наблюдала за ним, слегка наклонив голову набок; ее глаза стального серого цвета смотрели спокойно и отстраненно.

– Чего ты так боишься? – спросила она вдруг.

– Я не хочу, чтобы ты ушла с ними и оставила меня одного.

– Оставила тебя? Что? О, любимый мой! Никогда! – она бросилась в его объятия. – Прости меня! Я и не знала, что ты тревожишься о таких глупостях! – Она испытующе посмотрела ему в лицо. – Ради работы мне придется несколько ночей уходить одной, но это и все.

– Это правда? – Ему хотелось умолять ее не оставлять его ни на минуту, но он понимал, что такая просьба смешна. Это просто невозможно, иначе им придется прекратить работать. – Ты обещаешь?

– Ну, конечно, обещаю! Я всегда буду возвращаться к тебе. Всегда!

Она так страстно поцеловала его, что Адерин почувствовал – она говорила правду, она безоговорочно верила в свои слова. Его облегчение было подобно теплой волне, унесшей все его страхи и тревоги далеко в океан. И очень долго, всю эту длинную, холодную и полную бурь зиму Далландра была прежней, отдавая ему все свое внимание и любовь. К приходу весны он решил, что вел себя глупо, что не стоило так беспокоиться из-за ее работы со Стражами, хотя Далландра честно призналась ему, что часто разговаривала с Элессарио.

– Я нужна этому ребенку, Адо. Понимаешь, теперь я верю, что она и весь их род должны были воплотиться в людей, как ты и я. Но что-то пошло совершенно не так. Я собрала кое-какие свидетельства, убедившие меня, что эти существа оказались рассеяны во вселенной, сквозь несколько духовных уровней. Я думаю, они именно это имеют в виду, когда говорят о жизни в нескольких мирах, а не в одном мире, понимаешь?

– Но я никогда ни о чем подобном не слышал!

– Я тоже. Поэтому они так увлекли меня. Видишь ли, я оставила своих родителей, променяла их на двеомер, потому что всегда любила скрытые вещи и всякие тайны.

– Я поступил так же. Я понимаю тебя, только прошу – будь с ними осторожна. Я не доверяю им.

– Я тоже им не доверяю. Не волнуйся.

– А если предположить, что они воплотятся? Чем они станут?

– Представления не имею. Они, между прочим, тоже. Но мне кажется, они провели здесь столько времени, что станут похожи на нас – я имею в виду эльфов, а не вас, круглоухих.

Слова резанули его, прозвучав зловещим предупреждением. Ни разу с того времени, как они поженились, не проводила Далландра границы между собой и родом Адерина. Это так ранило его, что он не решился что-либо сказать, и момент был безвозвратно упущен.

– Чтобы стать похожими на нас, им придется от многого отказаться, – продолжала Далландра. – На самом деле от многого, и иногда я думаю, что они этого не сделают. А если они не решатся – что ж, кое-кто говорит, что они исчезнут навсегда, а я не хочу, чтобы такое случилось, ни с одной душой. Это будет страшная трагедия.

– Ты права. Но ведь они сами выбрали такую судьбу.

– Сами? У них не будет никакого выбора, если они не найдут того, кто им поможет.

– А зачем им нужна ты? Что-то вроде космической повитухи?

– Ну конечно. – Она выглядела удивленной, что он этого до сих пор не понял. – Именно для этого.

На яркой траве у ручья полусидя-полулежа отдыхал Эвандар. Рядом лежала его арфа. С такого близкого расстояния Далландра видела, что арфа была из настоящего дерева, как и стрела, полученная в подарок, сделана на эльфийский манер, но более тонкой работы, и украшена перламутровым узором в виде водорослей и морских коньков. Он заметил ее интерес.

– Это арфа из исчезнувших городов, точнее, из Ринбаладелана. Моему народу такие вещи достаются нелегко.

– Должно быть, ты забрал ее до того, как город пал.

– О да. – Неожиданно он нахмурился. – Видишь ли, я пытался спасти Ринбаладелан. Конечно, это было безнадежно, даже с моей помощью. Но город был так красив, что мне претила сама мысль о том, что он окажется разрушен.

– Только красота? А как же эльфы, жившие в нем?

– Они жили, умирали, приходили и уходили – это все не мои заботы. А вот драгоценные камни выдерживают испытание временем, и игра света на этих камнях тоже. Гавань Ринбаладена пронзила своей красотой мое сердце, а эти волосатые существа превратили ее в свалку и позволили ей затянуться илом, и сбрасывали туда трупы, и вода стала грязной и вонючей. А потом пришли крабы, стали поедать трупы, а покрытые мехом существа поедали крабов, заболели чумой и умерли, и я смеялся, глядя, как они ползли с раздутыми животами по канавам разрушенного ими города.

Далландру передернуло, и он искренне удивился ее реакции.

– Ты же понимаешь, что они заслужили смерть, – сказал Эвандар. – Они убили мой город, а заодно и всех твоих соплеменников. Я не понимаю, почему ты утверждаешь, что не помнишь Ринбаладен, Далландра. Я точно знаю, что видел тебя там.

– Может, и видел. Мы не запоминаем свои жизни. Душа, помнящая все, несет слишком тяжкое бремя для новой жизни.

Теперь передернулся он.

– Все забыть! Я бы этого не вынес. И жить такой ограниченной жизнью, как вы!

– Эвандар, нам пора честно поговорить, если, конечно, вы умеете быть честными. Ты просишь меня помочь вам, но при этом все время утверждаешь, что не нуждаешься в моей помощи.