Чары зари - Керр Катарина - Страница 18

Как только они вошли в дан, стало очевидно, что Карадок не шутил и не преувеличивал. Типичных для стоянки разбойников куч грязи, которых опасался Маддин, не было и в помине. Лагерь оказался чистым, как казармы важного лорда. В отряде было тридцать шесть человек. Их вещи содержались в порядке и чистоте, лошади выглядели хорошими и здоровыми, а дисциплина поддерживалась даже лучше, чем в старом боевом отряде Маддина. Когда Карадок представлял новых рекрутов, члены отряда так уважительно и внимательно слушали его, что Маддин начал задумываться: уж не благородного ли он происхождения.

Отто зашел в дан вместе с ними и слушал Карадока, в задумчивости поглаживая бороду, но не сказал ни слова, пока они все снова не вышли на двор, чтобы Маддин и Эйтан сняли седла с лошадей и разгрузили пожитки.

Ну, Отто, мы скоро снимаемся с места, — сказал Карадок. — Отправишься с нами в Элдис?

— Может быть. Я привык к компании, в особенности той, которая может заплатить кузнецу лучше, чем вонючие крепостные в этом лесу.

— Можем, и тебе понравится Элдис после того, как мы туда доберемся.

— Ха! Сомневаюсь. Всегда считалось, что в жилах Элдиса течет эльфийская кровь.

— Только не надо снова об этом! — Карадок сделал страдальческое лицо. — Я восхищаюсь твоим мастерством, кузнец, но должен признать, что меня иногда поражает твоя глупость. Почему, скажи на милость, тебя так беспокоят эти эльфы?!

Ты можешь смеяться сколько хочешь, но эльфийская кровь делает человека ненадежным.

— Любого человека можно считать ненадежным, если к его клану привязалась соответствующая легенда, — Карадок провел пальцем по серебристому лезвию топора Отто. — Но можешь болтать об эльфах, сколько тебе угодно, пока продолжаешь творить свою магию с железом. Когда мы все станем богатыми, как лорды, и самым известным свободным воинством во всем Дэверри, ты будешь делать нам мечи из этого твоего колдовского металла.

— Ха! Тебе придется стать королем, чтобы позволить себе такое, друг мой. Тебе очень повезет, если ты когда-нибудь станешь достаточно богатым, чтобы разориться хотя бы на такой кинжал.

После того, как Маддин и Эйтан накормили лошадей и поставили их в конюшню, один из воинов по имени Стевик пришел помочь им отнести их пожитки в брох. Взяв большой кожаный мешок с арфой Маддина, он широко улыбнулся:

— Кто из вас бард?

— Я, — ответил Маддин. — Но на самом деле я, скорее, не бард, а гертсин. Я умею петь, но у меня нет настоящих знаний истинного барда.

— Да кому какое дело до того, кем там была пра-пра-прабабушка какого-нибудь лорда? Плевать мы все на это хотели. Нам просто здорово повезло! — Стевик повернулся и обратился к Карадоку. — Эй, капитан, у нас появился собственный бард!

— Отлично. Значит, бард у нас уже есть. А скоро мы начнем есть из серебряной посуды, подобно великим лордам. Собственно, мы ведь и есть великие лорды! — Карадок широкими шагами подошел к ним. — Ах, бард был бы очень кстати прошлой зимой, когда вся наша компания маялась бездельем. Отлично, Маддин. Если ты поешь достаточно хорошо, то освобождаешься от работы на кухне и дежурства по конюшне, но я надеюсь, что ты станешь слагать песни о тех сражениях, в которых мы участвуем.

— Я постараюсь, капитан, петь так хорошо, как мы заслуживаем.

— Нет, лучше, чем мы заслуживаем, Маддин, иначе тебе придется выть, как гулящему коту.

После простого ужина, состоявшего из оленины и репы, Маддина попросили спеть. Он уселся на качающийся, наполовину прогнивший стол в помещении, которое когда-то служило большим залом. Бард исполнил лишь одну балладу, когда понял, что за ним уже закрепилось вполне определенное место в воинстве Карадока. Люди слушали, очарованные. Слишком давно они скучали в этом лесу. Они едва ли замечали, если он чуть фальшивил, сбивался на какой-то ноте или пропускал строчку. После долгой зимы, когда им нечем было заняться, кроме как играть в кости и развлекаться с дочерью кузнеца, они аплодировали ему так, словно он считался лучшим бардом при королевском дворе. В тот вечер они заставляли его петь, пока он не охрип, и только тогда позволили прекратить выступление, да и то с неохотой. Конечно, лишь Маддин и Отто знали, что зал также заполнен простейшими духами, которые слушали не менее внимательно, чем люди.

Этой ночью Маддин долго лежал без сна и прислушивался к знакомым звукам, В темноте казармы храпели здоровые, сильные мужчины — воины. Он вернулся назад, в боевой отряд, к своей прежней жизни, в которой чувствовал себя так уверенно. И теперь он даже задумывался, не пригрезились ли ему те странные месяцы в Брин Торейдике. Минувшая зима казалась ему чем-то вроде потерянного рая, когда у него была хорошая компания и своя женщина. Тогда он смог ненадолго увидеть более просторный, более свободный мир, в котором нет войны и есть двеомер. Маддин едва лишь заглянул в этот мир, а затем дверь захлопнули у него перед носом. Он вернулся на войну, обесчещенный всадник, и целью его жизни стало завоевать уважения других обесчещенных людей. А Белиан в Кантрейе собирается родить его ребенка, нового человека. Этот ребенок переживет Маддина. Пусть лучше будет фермером, чем воином — как его отец. Думая о малыше, Маддин наконец смог заснуть. Он улыбался во сне.

В тот день, когда Маддин покинул Брин Торейдик, Невин долго запирал пещеры на лето и укладывал лекарственные травы в холщовые мешки, а потом — в седельные вьюки. Ему предстояло путешествие длиной более девятисот миль, с остановками на всем пути, которые были крайне важны для успеха его долгосрочных планов. Если он хочет преуспеть в возведении на трон короля, который установит мир в стране, ему требуется помощь могущественных друзей, в особенности среди священнослужителей. Невину также потребуется найти мужчину королевской крови, достойного его планов. И это может оказаться самой трудной частью плана.

Первая неделя путешествия прошла легко. Хотя дороги в Кантрейе были полны боевых отрядов, которые собирались, чтобы отправиться в дан Дэверри для летних сражений, Невина никто не беспокоил. Воины видели потрепанного жизнью седого старого травника в штопаном коричневом плаще. Местные всадники уважали стариков, а они считали травника очень пожилым. Он ехал вдоль реки Канавер вплоть до ее слияния с Нерр рядом с городом Муир, местом, с которым связывались его воспоминания примерно двухсотлетней давности. Как и всегда, проезжая Муир, Невин отправился в лес, который теперь являлся охотничьим заповедником южной ветви клана Вепря. Среди вековых дубов находилась старая, поросшая мхом пирамида из камней, которая отмечала место захоронения Бранвен из клана Сокола, женщины, которую он любил, с которой поступил нехорошо и которую потерял так много лет назад. Невин чувствовал себя глуповато из-за того, что совершает это паломничество. Ее тело давно разложилось, а душа перерождалась уже несколько раз после того ужасного дня, когда он вырыл эту могилу и сам помогал выкладывать камни пирамидой. Тем не менее,, это место все еще что-то значило для него. Здесь он дал свою опрометчивую клятву, из-за которой и жил так неестественно долго.

Из уважения к безымянной могиле егери клана Вепря не трогали сложенную из камней пирамиду. Невин был рад увидеть, что кто-то даже поухаживал за ней, поставив на место несколько упавших камней и выдернув вокруг сорняки. Эта было проявлением элементарной порядочности в мире, где вот-вот исчезнут всякие представления о приличиях. Какое-то время Невин сидел на земле и наблюдал, как проникающий сквозь листву свет играет на сложенных на могиле камнях. Старик думал о том, когда он снова встретится с душой Бранвен. Медитация привела к короткому видению: она снова переродилась, но пока остается ребенком. Невин был уверен, что в дальнейшем его каким-то образом приведет к ней Маддин. Жизнь за жизнью вирд Маддина был связан с ее вирдом. В своей последней жизни Маддин — тогда его звали Рикин — последовал за ней на смерть, крепко связав цепью вирда их обоих.