Борец сумо, который никак не мог потолстеть - Шмитт Эрик-Эмманюэль - Страница 11

Естественно, критики пристально следят за его эволюцией. Творчеству ЭЭШ посвящены сотни заметок, рецензий, очерков, статей. Из серьезных исследований назовем небольшую монографию, созданную философом из Свободного Брюссельского университета Мишелем Мейером «Эрик-Эмманюэль Шмитт, или Смена личностных координат», опубликованную в 2004 году издательством «Albin Michel».[5] Несколько позже вышла книга Ивонны Жинг Сие «Эрик-Эмманюэль Шмитт, или Философия открытия».[6]

Палитра критических откликов достаточно разнообразна — преобладает недозированный восторг («Необъяснимо!», «Трогательно!», «Истинный шедевр!»), но попадаются и снисходительное одобрение, сдержанное неприятие, эстетическая аллергия и полное неприятие, отторжение. Элитарная критика, приветствовавшая философский роман Шмитта «Секта эгоистов» и комедию «Распутник», отпускает шпильки по поводу его сборников новелл, иронизируя по поводу прозаика, идущего по стопам Коэльо.

Успех всегда настораживает. Порой успеха не прощают.

Шмитт не остается в долгу: на страницах новеллы «Одетта Тульмонд» появляется литературный критик Олаф Пимс, который воспринимается как член некоего снобского клуба от культуры. В глазах ему подобных книги, которые пользуются успехом у широкой публики, вообще недостойны серьезного разговора, это «недолитература». Выступая в телевизионном ток-шоу, он крайне пренебрежительно отзывается о романе, выпущенном популярным прозаиком Бальтазаром Бальзаном. В довершение всего он выбрасывает книжку в мусорную корзину. Тот самый роман, из-за которого лишилась сна Одетта. В краткой рецензии маститого парижского критика сконцентрирован яд критических уколов, неоднократно достававшихся самому Шмитту. Писатель этого не отрицает:

Но вернемся к философии. Руководителем диссертации Шмитта был Клод Брюэр (1932–1986), философ христианского толка. Преждевременная смерть не позволила ученому завершить создание собственной философской доктрины, основанной на поисках Абсолюта в христианской религии, и прежде всего в идее Бога.[7] Брюэр говорит о принципиальном конфликте европейского рационализма, выросшего из античной философской мысли, и христианского мировоззрения. И то и другое направление являются фундаментальной опорой западной цивилизации, и оба они оперируют понятием Абсолюта. Но Абсолют рационалистов и Абсолют теологов христианского толка несовместимы.

Доктрина Брюэра знаменовала возвращение к своеобразной, окрашенной немецким идеализмом онтотеологии, к выдвижению опирающейся на этическое основание триады: Речь — Желание — Свобода. В теории Брюэра Желание выполняет две функции: с одной стороны, оно позволяет уловить сущность трансцендентного, абсолютно иного Бога внутри себя, так как Желание есть подлинное присутствие того, чего нам не хватает, и с другой стороны, оно позволяет бездонному, непостижимому Богу явить себя (имеется в виду откровение), так как Желание, с помощью которого верующий стремится к Абсолюту, в этом Абсолюте и присутствует — если он является речью. Желание, Свобода и Речь — это три момента, которые являются вехами на пути от антропологии к метафизике. Экзистенциализм, феноменологию, структурализм и другие теории Брюэр критиковал именно за отсутствие Абсолюта, а материалистов упрекал за невнимание к понятию духа.

Так что выбор в качестве диссертационной темы материалистической философии атеиста Дени Дидро, как известно исключившего само понятие бог из Энциклопедии, был со стороны Шмитта до некоторой степени провокационным. Диссертация, защищенная им в 1986 году, называлась «Дидро и метафизика» (впоследствии в 1998 году он опубликовал эссе «Дидро, или Философия соблазна»).

И вот выпускник «Эколь Нормаль», «остепененный» философ берется за перо, ведь его идеал — это век Просвещения, антагонисты которого были универсальными мастерами слова. Полушутя-полусерьезно Шмитт как-то объявил себя последним живым писателем XVIII столетия, когда «великие философы писали повести и сочиняли пьесы, да и сама философия той эпохи предполагала умение излагать сложные вещи простым языком».

Отталкиваясь от философии вольнодумного века, от Дидро и Вольтера, от своего излюбленного жанра философской сказки, он вырабатывает то, что сам наречет «вопрошающим гуманизмом», — манеру, где вспыхивают и множатся вопросы. Вопрос для него как для философа куда важнее ответа. Поэтому вопросы в его произведениях звучат настолько же часто, насколько редки догмы. А вот философы и философские теории в произведениях Шмитта нередко терпят поражение. Герой романа «Секта эгоистов» Гаспар Лангенхаэрт, приверженец доведенного до абсурда солипсизма, считает реальность плодом собственного воображения. Возомнив, что является причиной и первоисточником мира, он, полагая, что уничтожает видимый мир, лишает себя зрения. «К мукам влюбленного прибавляются страдания философа, чье учение оказалось ложным». Упорствующий в своем заблуждении философ, чтобы уничтожить пространство и время, кончает жизнь самоубийством.

В пьесе «Распутник» кумиру Шмитта Дени Дидро также достается не слишком выгодная роль. Мало того что светочу мудрости приходится бoльшую часть отведенного ему на сцене времени провести полуобнаженным, так он в довершение всего терпит фиаско на философском поприще. Дидро, утверждавшему, что всю жизнь он «был верен лишь одной возлюбленной — философии», так и не удается написать срочную статью для Энциклопедии. И не только из-за многочисленных помех, но из-за того, что каждый новый докучный посетитель заставляет его усомниться в незыблемости выдвигаемых положений. Ветреный философ ретуширует собственную трактовку морали до полной неузнаваемости, в то время как ветреные дамы не склонны принимать его занятия всерьез.

И ведь правда не получается! Ради того, чтобы в срок отправить в типографию текст, философ вынужден пойти на жульничество: вместо статьи «Мораль» Дидро ставит ссылку на статью «Этика», помещенную в другом томе Энциклопедии, при этом ему прекрасно известно, что в указанном месте нет никакой «Этики», там стоит ссылка на несуществующую статью о морали. Кстати, к вопросу об исключении из словника Энциклопедии такого понятия, как бог. Шмитт, несомненно, был осведомлен о поражении, которое потерпел Дидро в теологическом споре с набожным математиком Эйлером, служившим при дворе Екатерины Второй. «Господин Дидро, — заявил математик, — (a + bn)/n = х, следовательно, Бог существует. Что скажете?» Дидро пришлось ретироваться.