Путь к Вавилону - Керни Пол - Страница 51

— А почему именно волк? — полюбопытствовал Ривен.

— Я могу превращаться во что угодно и в кого угодно. Я нашел Флейту и Барабана, когда они были совсем щенками. Отца их убили охотники. Волчица-мать умирала. Пришлось мне стать их отцом и матерью… я их выходил, выкормил. Так они стали моими детьми. Это тебя не беспокоит, Майкл Ривен?

— Есть немного.

Мертах ухмыльнулся.

— Во всяком случае, этого нет в твоей книге. Я там у тебя — этакий мрачный, зловещий тип, которого все избегают. Человек, в котором слишком много от волка… верно я говорю?

— В книгах не все так, как в жизни. И ты это знаешь.

— Да. Но там есть кое-что интересное. И теперь вот еще оказалось, что те люди, которые в последнее время доставляют больше всего хлопот Долам, — люди из твоего мира. Брагад и Джиннет. Может быть, среди нас есть еще кто-нибудь, о ком нам бы следовало знать?

Ривен устало мотнул головой. Хотя, быть может, и есть. Еще кто-нибудь. Ривен поворотил коня и вернулся к Ратагану, в хвост цепочки. Иной раз разговор с Мертахом больше всего походил на дуэль.

Дженни сейчас далеко. В горах, среди суровых вершин, куда были изгнаны маги и чародеи этого мира.

Он вроде бы начал улавливать проблески смысла. Потихонечку понимать логику, правящую этим миром.

Навстречу им уже начали попадаться люди. Всадники выехали на усыпанную гравием дорогу, которую здесь проложили по указанию одного из правителей Раларта несколько десятилетий, а то и веков назад — колеса фургонов и пешеходы уплотнили гравий. Встречные приветствовали стражей и мирканов дружелюбно и как будто даже с облегчением: купцы в крытых повозках, крестьяне и пастухи с отарами овец и стадами коров, женщины, гнущиеся под тяжестью вязанок дров или коромысел с ведрами, и их детишки, что с любопытством глазели на одетых в воинские доспехи всадников. На Флейту и Барабана они пялились в изумлении, широко распахнув глаза. Но, похоже, большинство людей узнавали волков и их хозяина. К Мертаху не раз обращались по имени, а один из стражей получил даже букетик жимолости от темноглазой девушки, не сводившей с него восхищенного взора.

В каждой деревне, которую они проезжали, Мертах останавливал отряд и задерживался ненадолго, чтобы переговорить со старостой. Ривен не слышал, о чем они говорили, но разговоры всегда сопровождались сокрушенным качанием головой и почесыванием в затылке. К дверям домов в некоторых деревнях были прибиты свежеснятые волчьи шкуры. А в одном поселении красовалась голова Снежного Исполина, водруженная на колу во дворе дома старосты. Глаза ее запали внутрь. Сквозь поредевшие пряди волос на макушке проглядывал череп. Когда всадники проезжали мимо, на мертвую голову взгромоздилась ворона и с надеждой ткнула клювом в глазницу.

Всадники гнали коней; им еще предстояло проделать немалый путь, чтобы до ночи попасть в Ивригар. Мертаху рассказали о большой стае волков, которую видели у западного склона Скрайага, — на нее наткнулись охотники, отчаявшиеся найти добычу в пределах Раларта и решившиеся пройти дальше на запад в надежде подстрелить оленя на горных склонах. Стая, как говорили, была огромной, что твое войско, и еще при волках видели Снежных Исполинов, которые ходили со стаей, как пастухи при отаре овец. Они направлялись к востоку. Появились у границы Раларта и гриффеши — свирепые крысы-вепри. Они рыскали по ночным лесам, а в безлунные ночи забредали в поселки и воровали детей. Где же при этом были стражи? Где были люди Лионана, наемники, обязавшиеся защищать Свардал? Ни слуху о них, ни духу. И так уже несколько дней. И ворота Свардала закрыты.

Всадники продвигались вперед. В одной из деревень местные убили трех человек с дальнего севера, которые пытались украсть съестное, — тела их болтались, задираемые ветром, на сколоченной наспех виселице. Увидев их, Мертах побелел от ярости и приказал снять немедленно. И предупредил, что если подобное повторится снова, зачинщики будут повешены рядом. Есть закон о неприкосновенности личности, и никто не смеет творить бесчинства, словно идет война с неприятелем. Его слушали с каменными выражениями лиц — дюжина мужчин, ослабевших от голода, женщины, сбившиеся в тесную стайку за спинами мужей, и дети, которые хныкали, цепляясь за материнские юбки. Всадники отдали им все, что у них оставалось еще из еды, и поехали дальше.

Чем дальше они продвигались на запад, тем картина становилась мрачнее. Они миновали две зажиточные когда-то усадьбы, теперь — совсем заброшенные. Во дворе одной из усадеб валялись останки волков и гриффеша. От них поднимался невыносимый смрад. Настроение у всех испортилось. Даже Ратаган, похоже, забыл, как улыбаться. Угрюмые мирканы стали еще мрачнее.

Наконец, они повернули на юг, и направили лошадей к дому Ратагана. Тени всадников удлинились — день близился к вечеру, второй день дозора. Путники спешили, никому не хотелось снова остаться в открытом поле после того, как на землю опустится тьма. С востока ветер пригнал мрачные тучи. Пошел дождь, шумно Обрушившись на каменистые склоны западных холмов. Стражи ежились — вода проникала им за доспехи. Все они, как один, выдернули с лук седла и надели накидки из промасленной кожи. А вот мирканы как будто даже и не замечали дождя, хлещущего в лицо.

Вдруг Таган попридержал коня и, привстав на стременах, вскинул голову и сощурил глаза. Мертах присоединился к нему. Волки навострили уши и зарычали — тихо и глухо. Таган указал на темнеющие холмы. Ривен последовал взглядом за направлением его руки. Что-то двигалось там, под громоздящимися скалами, превратившимися в сумерках в лабиринт теней.

До них донеслись какие-то едва различимые звуки. Ратаган достал из чехла свой боевой топор и смахнул с топорища капли дождя. Вода стекала со лба гиганта, минуя брови, в его глубоко посаженные глаза. Борода его намокла.

— Кажется, нам желают составить компанию, друг мой.

Всадники все, как один, достали мечи из промасленных ножен. Мул, почуяв опасность, принялся кричать со страху, и кто-то из мирканов огрел его посохом.

— Гриффеши! — воскликнул Мертах. Они надвигались серой волной, повторяющей изгибы подножий холмов. Ривен не мог различить их по отдельности — лишь колышущиеся очертания стаи.

— Сколько? — спросил он.

— Десятков этак шесть, если не восемь, — ответил Айса у него из-за спины. Голос его звучал тревожно. Ривен попытался припомнить образы их врагов по своим книгам, но реальность дождя, темноты и приближающейся стаи… времени на раздумья уже не осталось.

Мертах резко поворотил коня — ну, вылитый кентавр!

— Их слишком много. Мы должны поспешить… поспешить в Ивригар. Льюб, отвяжи мулов. Брось их. Таган, веди!

Пришпорив коней, всадники понеслись прочь. Бешеным галопом от подступающих сумерек. Гриффеши увидели их и подняли жуткий визг. Из-под копыт лошадей летели камни и комья глины. Дождь заливал глаза. Неровный склон ходил ходуном и грозил падением. Всадников то и дело подбрасывало в седле, хотя они изо всех сил сжимали коленями бока лошадей. У Ривена от страха засосало под ложечкой, а легкие как будто заполнила ледяная вода. Единственное, что он был еще в состоянии делать, — это погонять своего объятого ужасом коня вслед за Мертахом и кое-как держаться в седле, рискуя упасть, когда конь его на всем скаку огибал кусты и камни, перепрыгивая расселины. Топот копыт отдавался в его ушах. Холодный дождь хлестал по лицу, не давая открыть глаза.

Позади раздались пронзительные крики брошенных мулов, и лошади припустили еще быстрее. Волки Мертаха, точно серые призраки, неслись впереди с невообразимой скоростью. Они скатились с холма, словно преследуя врага. Но враг был у них за спиной. Сквозь топот копыт всадники уже различали пронзительный визг их преследователей. С лошадей клочьями слетала пена, глаза бешено пылали. Но силы их были уже на исходе.

Мертах выкрикнул что-то и сбавил ход. В широкой ложбине блестел ручей; брызги воды, превратившиеся в сумерках в серебристые султаны, обдали всадников с головы до ног. А за ручьем на фоне ночного неба чернело какое-то строение. В окружающей мгле желтые огоньки в его окнах казались особенно яркими.