Иное царство - Керни Пол - Страница 39

Они оставили деревню догорать и ускользнули в лес, пока уцелевшие ее обитатели старались спасти то, что осталось от их жилищ. Было жутко смотреть, как лисьи люди скользят между деревьями. Они казались сплавленными из костей и мышц и двигались с беспощадностью и неутомимостью волков, а их ноги ступали совсем беззвучно. Они бежали через лес пятью параллельными рядами, а между ними еле поспевали их пленницы. Женщины уже не плакали. Глаза у них покраснели, лица были покрыты копотью. Они следовали за своими захватчиками, оглушенные, покорные, не в силах сопротивляться. Когда женщина спотыкалась, лисий человек чаще помогал ей встать, быстро вздернув руку. Иногда, однако, он просто волок ее за рваную одежду, пока она кое-как не поднималась на ноги. Все молчали. Они скользили по лесу, как быстрый ветер.

— Майкл. Майкл Фей.

Шепот прозвучал в его ухе как жужжание пчелы. Он оглянулся и увидел у себя на плече радужный блеск стрекозиных крыльев. Вздрогнув, он хотел смахнуть насекомое, но тут снова раздался тонкий голосок:

— Это я, дуралей. Меркади.

— Меркади! Черт подери!

— Потише. У людей племен слух, как у комаров. А вирим они доверяют немногим больше, чем жителям деревень.

— В чем дело? Чего ты хочешь?

— Посоветовать тебе кое-что. Я ухожу. Ты как будто нашел новых друзей, и они будут тебе полезнее, чем один из вирим. Так слушай: Котт ушла.

— Знаю. А куда?

— За твоей бойкой кобылой. Немного погодя, она встретит тебя дальше в лесу. Но я должен сказать тебе другое: за тобой охотятся. Мои люди чувствовали, как некие следовали за вами в лесу. И Всадник где-то близко. За тобой следят, юный Майкл. И за Котт тоже. А пока она с тобой, она почти во всем человек. Будь осторожен. Научись всему, чему можешь, от лисьих людей. Верность они хранят до самой смерти. И самые закаленные среди жителей Дикого Леса. Память о том, чем они когда-то были.

Он помолчал.

— Тут полно колдовства, Майкл. Дикий Лес пронизан колдовством насквозь. В безопасности ты будешь только под сенью креста в приютах братьев. Это деревня… Если священник убит, то половина оставшихся там в живых, к утру станет добычей падальщиков.

— Но почему?

Если бы стрекоза могла пожать плечами, то эта пожала бы. Ее глаза сверкали, как призмы в солнечных лучах.

— Возможно, месть. Даже народец моего собственного Провала будет рад, что участок леса возвращен ему, что магия креста ниспровергнута. Звери нападут на них сегодня ночью.

— А ты?

— А я порой бываю до отвращения мягкосердечен. Вот что случается, когда любишь полу-полу, как наша Катерина.

— Меркади, есть вещи, которые мне необходимо узнать. Я уверен, что я тут по какой-то причине.

— Конечно. Без причин ничего не случается.

— Всадник. Он следует за мной?

— Несомненно.

— Но…

— Я ухожу, юный Майкл. Я не провидец, чтобы толковать со мной о тайнах Дикого Леса. Даже вирим знают не все. Многое тебе придется узнать самому. Когда можно, я буду посылать кое-кого из наших помогать вам и сам буду навещать вас. И этот меч — поскорее научись им пользоваться. Железо — самый надежный убийца в этом краю, даже надежнее этой твоей гремящей огненной палки. И помни: остролист и волчье лыко — твои друзья. И еще лютик. Он отгоняет ведьм. И тысячелистник, чтобы лечить раны, нанесенные железом. Запомни все это, Майкл.

Крылышки стрекозы зажужжали в стремительных взмахах.

— Меркади… погоди…

Стрекоза взвилась в воздух, лукаво помахала крылышками и взмыла к вершинам могучих деревьев.

Примерно в трех милях оттуда они встретили Котт. Она стояла между Мечтой и украденным мерином. Широкий луч медового солнечного света падал на них, и ее лицо словно пылало белым огнем. Позолоченный триптих из какого-то другого времени. Но луч угас, и он увидел грязь на ее щеках и тунике. Она улыбнулась.

— Ну, теперь мы будем странствовать со всеми удобствами.

13

Странствования.

Они проделали долгий путь, и уже казалось, что вся его жизнь проходила под деревьями, — костры по ночам, ощущение твердой земли под спиной, вкус продымленного мяса. Долгое время — достаточное, чтобы далеко позади остался запах пожара и месть рыцарей. Достаточно времени, чтобы убрать детскую пухлость с его лица, накачать новые мышцы на его долговязой фигуре и придать ей новые пропорции. Поводья, нож и рукоятка меча натерли мозоли у него на ладонях, а его плечи раздались вширь.

Рингбон многому его научил: как выслеживать дичь в густой чаще, как узнавать ее тропы, как подкрадываться. Как убивать. И лесной язык все больше и больше просыпался в сознании Майкла, так что ему было все легче и легче вплетаться в пеструю ткань Дикого Леса. Он набирался лесных знаний и обнаруживал, что по большей части они уже были скрыты в нем, как и язык. Расцветал спрятанный бутон. Вот что он видел, что узнавал, а вместе с этим взрослел.

Заметил он это, когда его подбородок стал покрываться быстро растущими волосами. Люди Рингбона, следуя древнему обычаю, брили лица и коротко подстригали волосы, а потому кремневых бритв и гусиного жира для бритья было хоть отбавляй. Но волосы на его подбородке становились гуще, жестче, щетинились и царапались. В конце концов, хотя Котт возражала, он перестал их сбривать и еще до того, как ему исполнилось четырнадцать, превратился в бородатого мужчину. Это его напугало, но Котт не желала ничего обсуждать. И только посоветовала ему вспомнить притчу о том, что время подобно озеру. Но его охватило сомнение: действительно ли оно настолько неистощимо, если это место пожирает его воду.

Они следовали за племенем Рингбона, когда оно, подчиняясь смене времен года, кочевало следом за дичью. Он видел, как утренний иней сменялся снегом, который превращал дремучий лес в первозданную одноцветную страну чудес, где по ночам охотились белые совы, а по сугробам бродили седые от инея волки. Он убил медведя — в достопамятный день! — и шкура пошла на плащи для Котт и для него. Он вытаскивал белок из их гнезд в дуплах, кроликов из нор, а в голодное время года не брезговал и падалью. Люди Рингбона устроились зимовать на берегу полузамерзшей реки, вдали от деревень, церквей, отрядов воинствующих рыцарей. Там они построили жилища из хвороста, шкур, дерна и всякого другого подручного материала. Женщины, похищенные из сожженной деревни, с поразительной легкостью приспособились к новому образу жизни. Они учились от женщин племени среди которых были такие же пленницы, добытые в предыдущих набегах. Они коптили мясо, дубили шкуры, собирали хворост и носили воду, не жалуясь, хотя с каждым еще более темным месяцем морозы крепчали. По ночам между жилищами бродили волки, и как-то раз волк проскочил под откинутую шкуру двери, чтобы схватить спящего ребенка. Обитателей леса тоже мучил голод.

По заснеженным лесам бродили другие звери. Мужчины собирались в самом большом жилище вокруг вкопанного в землю очага, обсуждали, что предпринять весной, и неизбежно предавались воспоминаниям о прошлых зимах — страшных, темных временах. Четыре зимы назад человековолк подстерег женщину и убил ее. Следующей весной они его выследили, и на этой охоте погиб Файнос, хотя зверя они убили копьями с наконечниками, намазанными волчьим лыком. Но Файнос был еще жив, а потому им пришлось убить его, когда началась Перемена и в его жилах заструилась черная кровь волка-оборотня. А потом они съели и сожгли зверя, которым он стал, из уважения к человеку, каким он был. Ну и многое другое. Тот раз, когда явился большой отряд рыцарей, чтобы оттеснить племена на юг, в леса призраков, и они оказались прижатыми к реке. Пришлось поторговаться с троллем, которому принадлежал брод. И они ломали голову над загадками, а враги смыкались вокруг. Тролль был весельчаком, ему нравилось самому давать ответы, не меньше чем загадывать загадки. И он пропустил их (вирим относятся к племенам терпимее, чем ко всем другим людям), а затем вдоволь поизмывался над подскакавшими рыцарями и утопил троих, которые попытались перебраться через реку, не слушая его загадок.