Иное царство - Керни Пол - Страница 33

— Домой, домой, в Провал Висельников.

Другие голоса подхватили его крик. Позади Майкла раздался глубокий бас Двармо, который смешливо посапывал, как добродушный медведь. Котт взяла Майкла за руку.

— Котт, что происходит? Кто эти люди? Они тебя знают!

Сестра Катерина!

Она сжала его пальцы так, что кости хрустнули.

— Они друзья, Майкл. Оставайся поближе ко мне, и с тобой ничего не случится.

— Домой, домой, в Провал Висельников!

— Это обязательно, Котт? — суеверия, укоренившиеся в нем столь же глубоко, как и вера, комом встали у него в горле.

Она остановилась, взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала в губы.

— У нас нет выбора.

— Домой, домой, в Провал Висельников!

11

Феи! Вот чем должны были быть эти существа, только в книгах, которые читал Майкл, феи выглядели совсем иначе. У этих не было прозрачных крылышек, воздушных одеяний, тонких светлых рук. Совсем не девы-бабочки, подносящие чашечки с медвяной росой. Эти были костлявыми и гротескными, будто сошли с полотен Босха. Они скакали, прыгали и плясали на пути через черный лес, и Котт с Майклом шли словно по бредовой иллюстрации Рэкхема, которая выглядела еще более фантастичной из-за огоньков тысяч летающих светляков, которые кружили и вертелись прихотливыми группами, словно крохотные ожившие китайские фонарики.

Гоблины, решил Майкл. Это гоблины. И тролли, добавил он мысленно, покосившись на массивную фигуру Двармо и его клыкастую улыбку.

Меркади назвал Котт «Катериной».

Они шли рука об руку несколько часов. Майкл вел на поводу кобылу. Фантастические спутники ее как будто совершенно не пугали, и она не шарахалась, даже когда самые буйные раскачивались на ветвях над самой ее головой. Словно для нее они не существовали. А вот Котт сжимала руку Майкла так, что ему было больно. Он бы поклялся, что она боится, если бы хоть раз заметил в ней страх прежде. А ведь она говорила, что это ее друзья.

— Оставь лошадь тут, — приказал Меркади.

— Что? — они остановились. От растерянности он почувствовал себя тупым, как нож, долго бывший в употреблении.

— Оставь лошадь здесь. В Провал ей нет входа, она же создание солнца и всего такого. Послушайте, сэр, неужели вы столь невежественны?

— Крепок умом, как молодой дубок, — сказал кто-то.

— Поистине, олух.

— Я не брошу ее тут, неизвестно где, — сказал Майкл разгорячаясь. Ему уже надоело быть мишенью насмешек.

Котт взяла его за локоть.

— С ней ничего не случится, Майкл. В пределах Провала ей ничего не угрожает.

— Кроме магии крестов, латыни и святой воды! — пискнул чей-то голос.

— Молчать! — крикнул Меркади и так разинул рот, что открылась темно-красная глотка. Вокруг плясало жутковатое сияние светляков, а воздух был напоен густым запахом свежевскопанной земли, как над новой могилой. Однако к нему примешивался сладковатый запах гниения, и Майкл невольно сморщил нос.

— Я не вижу никакого Провала.

Между деревьями заметался смех.

— Где ему!

— Откройте перед ним парадную дверь!

Меркади вновь отвесил глубокий поклон, и светляки опоясали его виски, точно пылающая диадема.

— Прошу у вас прощения. Наши манеры оставляют желать лучшего. Так дозвольте же мне первому приветствовать вас в Провале Висельников, Майкл… — он сделал вопросительную паузу.

— Фей, — ответил Майкл, а локоть Котт врезался ему в ребра так, что у него перехватило дыхание.

— Фей! — лицо Меркади стало странно задумчивым. — Очень подходящее имя для заклинаний. Интересно, в какой мере, — и его адские глаза посмотрели на Майкла взвешивающе и очень серьезно.

— Теперь ты знаешь, как он зовется, Меркади, — прошипела Котт. — Он открыл свое имя в слепом доверии. Если ты этим злоупотребишь, клянусь, я с тобой посчитаюсь.

Меркади протянул длинную руку.

— Не бойся, Котт. Быть может, я об этой драме знаю побольше, чем ты, — он улыбнулся улыбкой почти по-человечески теплой. — Да откроется дверь!

Наступила глубокая тишина, и за мерцанием светляков Майкл увидел, что они стоят перед невысоким холмом. Он был темным и обнаженным, на траве не виднелось ни единого опавшего листа, а на вершине торчало старое дерево. Его ствол был таким же круглым и широким, как стог сена. Ветви у вершины тянулись горизонтально, и под ними покачивались темные узлы, одни маленькие, другие большие, — и вот от них-то и тянуло запахом тления.

Трупы.

Люди — некоторые, наверное, дети, — но там же с огромных сучьев болтались собаки и кошки, овцы, даже лошадь, все равно разлагающиеся, почти скелеты. Между ними свисали длинные пряди мха и плети плюща, точно полосы разорванных черных саванов, а в траве Майкл различил бугры и холмики — останки других жертвоприношений, упавших с ветвей, как перезревшие плоды.

Но появилось и что-то новое. Из самого холма ударил острый клинок света, точно заблудившийся солнечный луч. Донеслись звуки музыки, изящной, как переливы серебряных колокольчиков, а полоса света расширялась, яркие лучи обдали Майкла и остальных, отбросили от них в деревья длинные тени. Из холма поднялась дверь, осиянная светом, и все время, сводя с ума, звенела эта музыка, хватала за душу, манила… Майкл вошел в свет, не думая ни о чем, кроме музыки, и смутно сознавал, что вокруг него сомкнулась толпа, множество, со смехом приветствуя его…

Он запомнил высокие стены, вздымающиеся в солнечном свете, белые, как мел. Парапеты, вьющиеся по ветру знамена, мужчины в сверкающих латах верхом на могучих конях. Мост через широкую искрящуюся реку, где плескались и ныряли девушки, как серебристые рыбы. И огромный зал, увешанный золотыми гобеленами и блестящим оружием. Хлеб, который он ел там, таял у него во рту, а сыченый мед огнем разливался в животе. И такие красивые люди — величественные, царственные. Меркади, мудрый король, седовласый, благообразный, с пальцами, унизанными перстнями и короной из бронзовых дубовых листьев на голове. Двармо — широкоплечий рыцарь, чьи черные кудри ниспадали на сияющий панцирь, — чокался с ним кубками и хохотал, как ураган. Знатные вельможи и дамы в одеяниях, отороченных горностаевым и бобровым мехом с узкими золотыми обручами на голове. Мужчины были могучими, смуглыми, женщины изящными и грациозными, как полуручные лани, и они бросали взгляды из-под ресниц на гостей Меркади.

Только Котт осталась прежней — в украденной одежде, пахнущая потом и землей. Полуночные волосы обрамляли ее лицо, точно капюшон, а глаза были двумя изумрудами на лице, все еще покрытом копотью костра.

Страна Чудес. Он нашел ее!

Потом все словно утонуло в тумане. Он помнил, как привалился к Двармо, оба пьяные в дым, но хмель только кружил голову, развязал Майклу язык, сделал его речь легкой и свободной. Они стояли на стене у парапета и смотрели на море, на океан деревьев, простиравшийся за горизонт, окутанный золотистой дымкой, которой не было конца. У Майкла возникло ощущение, что он проник глубже, спустился по неведомому тоннелю в еще более далекое место, и внезапно он твердо понял, что таких мест существует бесконечное множество, — быть может, по одному на каждого мечтателя. Но мгновение это утонуло в смехе, в недоступной близости Котт. Это его немного отрезвило.

— Где это место?

Ему ответил король, Меркади.

— В Диком Лесу, где же еще? — и он улыбнулся растерянности на лице Майкла. Глаза у Меркади были зелеными, как у Котт, но более темного, более мрачного оттенка, точно ряска на поверхности застойного пруда.

— Представь себе мир в виде перчатки, — сказал он. — Одна перчатка, много пальцев, и каждый ведет в свою сторону, а сама перчатка предназначена облегать что-то, что много больше.

Майкл не уловил тут никакого смысла, и его искрящаяся радость была омрачена недоумением.

— Мир — это земля у тебя под ногами. Пока он остается там, ты можешь ходить по нему. Такая же дорога, как всякая другая, — это сказал Двармо. Он казался статуей, высеченной из серебра, а кубок, зажатый в огромном кулаке, выглядел не больше рюмки под вареное яйцо. Когда он улыбнулся, Майкл увидел, что клыки у него длиннее, чем следовало. Он смутно пожалел, что выпил столько меда на пиру.