Малый драконий род - Кернер Элизабет - Страница 40

Внезапно это создание почуяло мое присутствие и угрожающе зашипело, точно огромная змея. Скаля зубы, дракончик следил за мной из-под едва приподнятых век, отчего глаза его обратились в щелки, и низко пригнул голову к земле.

Должно быть, одной Владычице известно, почему я заговорил с ним.

— Ну, ну, не волнуйся, я не причиню тебе вреда, — проговорил я тихо и спокойно, точно с ребенком или раненым псом. «И давай-ка мы оба не будем друг друга обижать, ладно? — подумал я про себя. — Что ты тут делаешь, а, малыш? Ты ведь еще маленький, правда? Обычный детеныш: потерял мамку и не знаешь, куда податься, где схорониться? Не волнуйся, добряк Уиллем поможет тебе, ежели сумеет».

Похоже, голос мой успокоил малыша — по крайней мере, он расслабился и раскрыл глаза пошире, и тут меня ждало еще одно удивление. Глаза его были ярко-голубые, такой же точно голубизны, что и цветы салерьяна, которых я насобирал целую сумку.

— Салера, — произнес я. — Так я буду тебя называть, если у тебя нет иного имени. Салера. Не знаю, мальчик ты или девочка, но это не столь важно.

Медленно-медленно я приближался к нему, двигаясь осторожно, как и требуется, коли имеешь дело с неизвестными животными. Я остановился прежде, чем дракончик отпрянул, и, не переставая говорить с ним, опустился на колени и протянул руку.

— Ну вот, Салера, что же нам делать-то? Могу поспорить, мамка твоя какое-то время хворала, так ведь? У тебя все ребра видно наперечет, бедняжка. И теперь, стало быть, бросила тебя — не по своей воле, конечно, но тебе-то от этого не легче.

Детеныш осторожно приблизился — совсем чуть-чуть, вытянув шею и обнюхивая мою руку. «Похоже, однако, он заинтересовался теперь другим, — подумал я, — вот и славно». Я не знал, смогу ли вновь вынести его крик.

В следующий миг дракончик перевел внимание с руки на мою сумку и принялся вдыхать запах цветов салерьяна — и не успел я и глазом моргнуть, как, клянусь, эта тварь разодрала мне сумку и в один присест сожрала все то, на что я потратил целые часы. А потом дракончик уселся на землю и уставился на меня. Может, он узнал по запаху, что цветы эти обладают целебной силой, может, они его просто привлекли, а может, он был настолько изможден горем и болью, что ему было все равно, — в общем, съел он эти цветы, хранившие запах моих рук. После чего осмелел — или просто перестал опасаться чего-то более страшного, чем то, что уже случилось. Я по-прежнему стоял на коленях, и тут детеныш приблизился и обнюхал меня с ног до головы. Он него веяло теплом, я учуял терпкий душок вроде корицы, но с каким-то резким привкусом, который почему-то заставил меня подумать о грозном огне.

Потом он посмотрел мне в глаза и попытался что-то сказать.

Знаю, знаю, это похоже на бред, но я клянусь: это существо пыталось говорить. Он двигал ртом и издавал какие-то звуки, а глаза его сияли разумом. Только я не мог понять его.

Чувствуя себя полным дураком, я спросил:

— Что? Что ты говоришь?

Готов поклясться, он вновь повторил то же самое. Во всяком случае так мне показалось. Но и на этот раз я его не понял. При этом я совсем позабыл, что нужно было спешить, однако напоминание явилось само собой. Несколько крупных капель упали мне на руки и на лицо. Детеныш поднял голову вверх вслед за мной: небо заволакивали тучи, и чувствовалось, что вот-вот хлынет дождь. Я заозирался по сторонам, но малыш уже сорвался с места. Большая скала, возвышавшаяся на дальнем конце поляны, оказалась вовсе не сплошной, как мне вначале почудилось: в один миг дракон добрался туда и тут же исчез. Я решил было уже возвращаться домой, чтобы прийти сюда позже, когда кончится дождь, но тут услышал его зов. Это было наполовину мяуканье, наполовину блеянье, но все же ни то ни другое. Кого же он звал? Если не мать, то другое близкое существо.

Что ж, выбор был невелик: или присоединиться к этому созданию, укрывшемуся в скале, или оставаться снаружи и промокнуть до нитки. И я выбрал первое.

Слыхом не слыхивал, чтобы кто-нибудь входил в драконье логово с доброго позволения хозяина, — мне пришло в голову, что я первый за многие годы, если вообще не за всю историю. Конечно, люди встречают иногда этих мелких драконов, хотя их вроде бы не так уж много — к тому же большей частью они робки и пугливы, чураются нас. Но у меня не было времени на раздумья — ни об этом, но о том, что меня ждет впереди, — я просто хотел остаться сухим, поэтому и вбежал в пещеру.

Оказалось, что там вовсе не темно: откуда-то сверху, из проема в своде, проникал свет — вся задняя стена была освещена, хотя сейчас было довольно тускло, и внутрь попадало больше дождевых струй, чем света. Стоял нездоровый запах гниения — впрочем, не слишком сильный. Лишь в углу небольшая кучка чего-то наполовину переваренного — должно быть, после неудачной трапезы — да навалы погадок, не особо тщательно присыпанные землей подле стены. А в остальном здесь было сухо и голо, можно даже сказать — чисто. Ни тебе черепов, ни костей — впрочем, никакого золота тоже не было. Едва я нашел миг поразмыслить над этим, как меня чуть ли не разочарование охватило. Я-то слышал, будто драконы спят на грудах сокровищ и на человеческих костях.

В общем, я вошел, став спиною к стене возле входа, а детеныш подошел ко мне. Не знаю: то ли он дождь не любил, то ли впал в такое отчаяние, что готов был принять любое утешение, да только он подобрался ко мне чуть ли не вплотную и посмотрел мне в глаза. Я опять опустился на колени, чтобы быть к нему поближе, а он вытянул свою длинную шею, так что мы оказались нос к носу. Не в силах удержаться, я протянул руку и дал ему обнюхать ее. Втянув разок-другой исходивший от меня запах, он нырнул мне под ладонь.

Ну вот и славно. Я уселся, прислонившись спиною к стене, и ласково потрепал его, ощущая пальцами чешуйки его кожи. Они были на диво гладкими, ничего подобного я раньше не встречал, а цвет их напоминал яркую медь. Сейчас бы я сравнил их с нежнейшим шелком, но тогда я о шелке и представления не имел. Кожа его на ощупь была теплой. Дракончик подобрался поближе, сперва медленно, с опаской, будто все еще сомневался: не выкину ли я какую неожиданность, не причиню ли ему вред, — но вскоре сдался и живо вскарабкался ко мне на колени.

У меня прежде водилось много собак, и я знал, что они способны печалиться так же, как и люди, но тут дело было куда хуже. Этот дракончик казался гораздо разумнее, и несчастье его было лишь горше от понимания того, что он потерял. Я мог лишь обнять его и поговорить с ним, дать ему почувствовать доброжелательное прикосновение, чтобы он понял, что не одинок в этом мире. Такое под силу каждому, кто так или иначе уже сталкивался со смертью.

Наконец он заснул, прямо на моих коленях. У меня не хватило духу отстранить его, даже когда дождь прекратился. Это было восхитительно: я сидел, прислонившись спиною к стене, а этот маленький изнуренный дракончик свернулся, пригревшись у меня на коленях, точно огромный кот, плотно прижав к бокам свои еще не развившиеся крылья и подложив под голову кончик своего хвоста. У меня голова шла кругом: я пытался осознать всю странность происходящего, а в следующий миг уже понимал, что это существо потянулось бы за утешением и к корове, и наверняка с не меньшей охотой, просто подвернулся ему именно я.

Все время пока он спал, я усиленно размышлял: было ведь ясно как дважды два, что детенышу требуется еда, но я и представления не имел, чем питаются эти создания, помимо цветов салерьяна. Что найдется у меня дома, что я смогу для него раздобыть? И вообще, какого он возраста? Не умрет ли он из-за того, что я не сумею узнать, чем заменить ему материнское молоко?

Впрочем, последнее я тут же отбросил: во-первых, я не был уверен, кормят ли драконы молоком, и, во-вторых, я хорошенько рассмотрел его клыки, что торчали из-под нижней челюсти. Они были предназначены для того, чтобы разрывать мясо, это уж точно. Я прикидывал, удовольствуется ли он кроликом (больше у меня в кладовой ничего подходящего не было), или же мне придется оберегать от него своих кур.