Малый драконий род - Кернер Элизабет - Страница 16

Лансип — целебное средство на все случаи жизни, сила его такова, что оно способно исцелить все болезни, поражающие человека. По слухам, самый слабый настой или даже один-единственный сухой лист, замоченный в воде, является мощным лекарством против любых недугов, «от головной боли до сердечных мук». А уж плоды лансипа — вообще большая редкость, они способны излечить любые раны, только вот смерть одолеть не могут. Во время этого злополучного для Марика плавания было найдено целых три дюжины плодов. За одну дюжину, полагавшуюся мне по праву, я выручил столько серебра, что могу покупать все, что мне необходимо, до конца жизни. Я теперь мог бы купить весь Верфарен — город, который является пристанищем для школы магов, где я числюсь в качестве благопристойного верховного магистра. Это ли не величайшая насмешка судьбы?

Приятнее всего, однако, то, что я разузнал о лансипе и его свойствах. В легендах, этих верных друзьях каждого, кто занимается изучением прошлого, отражена древняя вера, утверждающая, будто снадобье из лансипа может возвращать утраченные годы. Мне давно была известна история о богатом купце, которого нашли мертвым, хотя выглядел он лет на сорок моложе, чем был. Несмотря на то что история эта, переходя из уст в уста, претерпела значительные искажения, я обнаружил первоначальную ее запись здесь, в богатом книгохранилище Верфарена. Я не стал повторять ошибки этого купца. Он принял сразу огромную порцию, отчего и скончался. Я же принимаю настой хоть и часто, но в небольших количествах.

Легенды не лгут.

День ото дня я становлюсь все моложе.

Ланен

— Доброе утро, — пробормотала я счастливо, повернувшись лицом к Вариену. Он потянулся, мимоходом обняв меня своей длинной рукой за талию.

— И тебе утро доброе, моя милая, — ответил он, легонько меня целуя.

Солнце еще только-только всходило: просвет ставен бледно серел. Мне было хорошо оттого, что я лежу в постели и мне тепло. А Вариен даже в таком полумраке, казалось, светился. Я подперла голову рукой и слегка отстранилась, продолжая оглядывать его. Святая Владычица, как же все-таки он красив!

— Неужели я так сильно изменился за ночь? — спросил он с улыбкой. — Или, может быть, что-то не так? Скажи мне.

Протянув руку, я погладила его по волосам.

— Я то и дело пытаюсь убедить себя в том, что ты настоящий, — ответила я, улыбнувшись ему в ответ. — Иногда я в этом сомневаюсь.

— Я здесь, и я самый что ни на есть настоящий, сердце мое. С какой это стати тебе сомневаться?

Я провела рукой по его груди, наслаждаясь этим прикосновением, ощущая пальцами его теплую кожу.

— До путешествия на Драконий остров я влачила свою жизнь в одиночестве и думала, что так будет до конца моих дней. И вдруг — нате пожалуйста, свой собственный муж, да еще такой, о котором я... — на мгновение я запнулась, потом нашла в себе силы поделиться своими опасениями. — Клянусь тебе, Вариен: иногда я боюсь, что этот дивный сон закончится, и тогда я навеки прокляну час пробуждения.

Он привлек меня к себе и крепко обнял своими сильными руками. От близости его у меня закружилась голова, словно я выпила слишком много крепкого вина.

— Я здесь, — прошептал он мне на ухо. — И это не сон, который рассеивается с пробуждением. — Словно в подтверждение своих слов, он прильнул к моим губам — о блаженство! — Лучше уж тебе поверить в это и привыкнуть к моему присутствию, ибо я люблю тебя, гордая моя Ланен Кайлар, и, покуда длится моя жизнь, не покину тебя.

— И не вздумай покинуть, не то я тебя из-под земли достану и вытрясу из тебя всю подноготную, — прорычала я.

По-моему, гнев мой вышел не слишком убедительным...

После того как он доказал мне, насколько все у него настоящее, мы вновь расслабленно блаженствовали друг у друга в объятиях, и я негромко проговорила:

— Знаешь, Вариен, я тут подумала: ты когда-нибудь просыпался утром от странного чувства, будто с твоим хвостом что-то не так, будто он пропал? — я ухмыльнулась. — Или оттого, что ты лежишь на спине? Готова поспорить, кантри так не спят.

Он улыбнулся в ответ.

— Почему же, спим. По крайней мере, наши детеныши так спят иногда, когда крылья у них еще не слишком развиты. Правда, в таком положении быстро начинаешь испытывать неудобство, — он усмехнулся. — Повзрослев, я лишь иногда переворачивался на спину, когда она у меня ужасно чесалась, а поблизости не было никого, кто мог бы помочь прогнать зуд. И я так завидовал тому, какие у людей длинные руки! А почему ты спросила об этом, дорогая?

Я глубоко вздохнула:

— Я просто подумала: не жалеешь ли ты, что так изменился?

На миг он умолк, призадумавшись. Это мне всегда в нем нравилось: он никогда не давал поспешного ответа, но продумывал каждое свое слово.

— Не буду лгать тебе, любовь моя. Бывают времена, когда я скучаю по своей прошлой жизни, — ответил он искренне. — Мы существа огня, и чувства наши глубоки и сильны, мы не привычны к внезапным переменам. Но хотя мне и бывает горько оттого, что я утратил крылья и лишился радости полета, хотя мне и недостает былой силы, что могла бы защитить нас обоих, я ни разу не пожалел о том, что Ветры ниспослали мне такое перерождение. Не знаю, каково предназначение у всего этого, помимо любви к тебе и стремления помочь Потерянным, однако нахожу немалое удовольствие в том, что я человек. — Он нежно убрал с моего лица непослушный локон, выбившийся из моей шевелюры. — Ланен, кадреши, любовь у кантриов — вещь серьезная. Я буду любить тебя всю свою жизнь, каким бы обликом я ни обладал. Почему же я должен сожалеть о том, что сейчас мы можем слиться не только душою, но и телом? Нет, дорогая, я не жалею о том, что стал человеком. — Придвинувшись, он вновь поцеловал меня и улыбнулся. — Какие ветры веют нынче, заставляя тебя так сильно трепетать этим солнечным утром?

Мне нравился его голос: глубокий, чистый, звучный, он словно гулко отдавался в его груди.

Я слегка отстранилась, чтобы видеть его глаза.

— Не знаю. Временами на меня словно что-то находит. Я никогда не строила никаких особых замыслов — я лишь начинала жить, когда отправилась к Драконьему острову. Не слишком хорошо представляю, чем еще я буду заниматься в жизни помимо скитаний по свету, знакомств с новыми местами и людьми, поисков новых взглядов на мир. — Я рассмеялась. — Мне казалось, что этого вполне достаточно. Если честно, ты и твои родичи — вы многому меня научили. Однако прежде я всю жизнь мечтала лишь о том, чтобы изъездить весь Колмар. Теперь же...

— А что теперь?

Я вздохнула.

— Теперь, благодаря Шикрару, на нас возложен долг. Я знаю: мы сделаем все возможное, чтобы помочь вернуть Потерянных. Долг этот — честь для нас, только вот... я боюсь... — Сев на кровати, я отвернулась. — К тому же Релла сказала, что мне нужно разыскать свою мать. Я понимаю, что рано или поздно все равно придется это сделать. И не знаю, что сейчас более важно, как мне следует поступить в первую очередь. Тем более я теперь не одна — нам обоим придется решить, что нам делать и в какой последовательности. Иногда я твержу себе, что подобное мне не по силам. Помилуй, Вариен, я ведь выросла в этом небольшом поместье, здесь на сотню лиг вокруг полная глухомань! — Голос мой усиливался вместе с огорчением, хотя я не могла понять, отчего вдруг на меня нахлынули сомнения в собственных силах. — Я не какая-нибудь мудрая и храбрая воительница из сказаний бардов, я из плоти и крови, и мне гораздо чаще свойственно ошибаться, чем верно судить о вещах. Я знаю кое-что о лошадях и садоводстве, достаточно знакома с земледелием, чтобы не умереть с голоду, но этим почти все и ограничивается. Я не великая и доблестная героиня баллад, я... я всего лишь незаконнорожденное дитя безумца, брошенное матерью во младенчестве!

— Это и беспокоит тебя, любовь моя? — нежно спросил Вариен, усевшись рядом и заключив меня в свои объятия. Я прижалась к нему поплотнее; меня переполняло жуткое, давящее чувство отчаяния и гнева, вызванное тем, что от меня ожидают слишком многого, и я вдруг разрыдалась. Хорошо, что Вариен не пытался меня утешить, отвлечь меня от слез своими речами — просто обнял покрепче и держал так до тех пор, пока буря у меня в душе не улеглась. Излив все свои слезы, я оставалась неподвижной в его объятиях, прижавшись грудью к его груди и чувствуя, как его сердце бьется рядом с моим, сильно и равномерно.